Полтавское сражение. И грянул бой

— Вы, Генрих, наверное, тоже наслушались обо мне всяких сплетен и, возможно, верите им. Подумайте, стоит ли делать это. Я уже столько времени в шведском и казачьем лагере, одна из немногих женщин среди массы мужчин, на виду у тысяч глаз, и хоть один человек может в чем-нибудь упрекнуть меня как жену и женщину? Например, вы? А ведь стоит мне лишь уехать отсюда, как вдогонку поползут сплетни о моих новых изменах мужу и легионе осчастливленных мной любовников. Такова незавидная участь всех верных жен и честных женщин. Мы обязательно должны выпить за них, Генрих.

— За женщин? — спросил Фок заплетающимся языком. — Всегда и сколько угодно! — он разлил вино по бокалам. — За всех женщин — верных и неверных, честных и нечестных. Пьем за всех сразу, поскольку все они одинаковы.

После выпитого вина Фока начало раскачивать из стороны в сторону, и не свалиться с чурбана на пол ему помогало то, что он обеими руками ухватился за край стола. Скорее ему еще кубок, скорее!

— Настала пора вспомнить о пане Анджее, — начала Марыся, лишь только оторвала от губ кубок. — Я часто расспрашивала его о вас, и в конце концов он начал меня к вам ревновать. Мне сегодня с большим трудом удалось настоять, чтобы мы пришли проводить вас в дорогу. Генрих, мое женское сердце подсказывает, что вам поручено трудное и опасное дело, и я не могла расстаться с вами — может быть, навсегда! — не сказав... не сказав... Мне очень трудно сказать то, что я сейчас должна, поэтому давайте выпьем, чтобы я стала чуточку смелее.

— Выпить? За вашу смелость? Обязательно! За смелость — это по-нашему, по-офицерски. — Фок оторвал одну руку от края стола, протянул ее к бутылке и едва не грохнулся с чурбана. Снова ухватившись обеими руками за спасительный стол, он просящими глазами посмотрел на Марысю: — Пани княгиня, недавно я ухаживал за вами, теперь нам придется поменяться ролями. Не обидитесь, если я попрошу вас разлить вино по кубкам?

— Нисколько. Даже поддержу вас, чтобы вы смогли взять кубок и выпить.

Марыся мигом наполнила до краев кубок Фока, долила вина в свой. Соскочила с лавки, зашла Фоку за спину, прижала его к столу. Отодрала от столешницы его руку, с трудом вложила в нее кубок.

— За смелых людей, Генрих! Таких, как вы! Виват!

Фок хотел поддержать тост, но лишь промычал нечто маловразумительное, однако вино умудрился выпить до дна. Марысе пришлось тут же вцепиться ему обеими руками в плечи, потому что тело Фока обмякло и поползло с чурбана на пол. Неужели надрался до беспамятства и сейчас уснет? Как бы не так! Очутившись на полу и встав на четвереньки, капитан какое-то время громко икал и тряс головой, после чего, медленно переставляя руки и колени, направился к двери.

— Душно, и меня разморило... — разобрала Марыся его бормотание. — Ничего... Сейчас хлопцы выльют мне на голову пару ведер холодной воды — и я буду как новенький.

Марыся почувствовала себя так, словно ее уже облили ледяной водой. Отпустить Фока к казакам, чтобы получить его назад полупротрезвевшим? Затратить столько сил, чтобы начать все сначала? Да она скорее размозжит капитану башку из висящего на стене пистолета, чем выпустит из комнатушки! Стрелять, конечно, она не станет, а вот предложить Фоку вместо обливания холодной водой другое, более приятное для него занятие, ей придется.

Марыся забежала перед Фоком, тоже опустилась на четвереньки, уткнулась в его лоб своим. Наткнувшись на преграду, капитан остановился, уставился на Марысю отсутствующим взглядом.

— Пани княгиня, вы? — узнал он Марысю. — Тоже разморило? Первый раз, что ли?.. Ничего, сейчас обольемся водой из колодца, и можно снова к столу.

— Конечно, Генрих, конечно. Только вначале убери руки с пола. Он грязный, а у тебя такие красивые руки.

Она поднялась с четверенек на колени, взяла в свои ладони одну из рук Фока. Нагнулась к ней так, что груди полностью обнажились в лифе платья, поднесла руку капитана ближе к лицу.

— Какая широкая ладонь... Какие длинные пальцы... какие гладкие ногти...

Расхваливая руку Фока, Марыся постепенно выпрямлялась, стараясь, чтобы лиф платья оказался у руки капитана. Когда это произошло, она, поглаживая руку Фока, начала медленно водить ею по низу грудей в лифе, отметив вскоре, что уже не ее ладони управляли рукой капитана, а та увлекала их за собой. Понравилось? Не хочется уже под холодную воду?

— Генрих, у тебя рука одновременно рыцаря и художника, воина и творца прекрасного...

Подняв ладонь, якобы поправить волосы, Марыся качнулась, и рука Фока оказалась за лифом платья между ее грудей. Некоторое время лежала там неподвижно, затем принялась двигаться.

Марыся, делая вид, что всецело поглощена приведением в порядок растрепавшихся кудрей, не мешала Фоку. Никуда не деться, придется с этим мириться, покуда капитан с ее помощью не принял другого положения, более подходящего для отхода ко сну.

Марыся перестала возиться с волосами, склонив головку, коснулась своей щекой щеки Фока, легонько куснула его за мочку уха, томно прошептала в ухо:

— Генрих, почему мы на полу? Разве нет лавки? На ней нам будет куда удобней.

— Удобней? На лавке? Конечно. Сейчас я отнесу тебя на нее.

Рука Фока перестала гладить груди Марыси, выскользнула из лифа платья, уткнулась в пол. Предприняв несколько попыток встать на ноги, капитан убедился, что это невозможно.

— Я не могу подняться, — жалобно проскулил он. — Но я хочу с вами на лавку. Хочу...

— Не можешь подняться? Я помогу. Раз, два — встали!

Но сколько Марыся ни возилась с Фоком, ее старания не увенчались успехом. Капитан в лучшем случае самостоятельно мог только стоять на коленях, а тащить на себе такую тушу Марысе было не по силам. Однако выход из положения необходимо было искать, и она его нашла. Опустившись на корточки сбоку головы капитана, нежно заговорила:

— Зачем нам вставать? Кто стоит, тот может упасть, а нам падать ни к чему. Да и лавка нам ни к чему тоже — чем хуже лежать на плаще?

Взяв с лавки плащ, Марыся разостлала его на полу, уложила на него Фока, прилегла рядом с ним. Теперь нужно сделать все, чтобы он перестал вспоминать о казаках с холодной водой, а утихомирился и поскорее уснул.

— Баю-баюшки-баю, — тихонько запела Марыся впервые в жизни колыбельную. — Какая хорошая песенка. Так и хочется посмотреть интересный сон. Правда?

— Она ошиблась — Фоку хотелось совсем иного. Вначале Марыся услышала его тихое сопение, затем капитан перевернулся со спины на бок и придвинулся вплотную к Марысе. Рука Фока принялась гладить ее бедро, сопение стало усиливаться.

— Мы хотим баюшки, мы хотим слушать песенку... — повторяла раз за разом Марыся, чувствуя, как Фок начал на нее заваливаться.

Под тяжестью наползающего чужого тела спина Марыси оказывалась все ближе к полу, еще миг — и она полностью будет лежать под Фоком. Ну уж нет, голубчик: все, что ты мог получить от Марыси, ты уже получил сполна, и на большее не рассчитывай. Хам, как вцепился ей в плечи, будто она собирается сопротивляться. Тоже, нашел глупышку! А то она не знает, что мужчина в подобном состоянии перестает быть человеком и становится диким зверем, усмирить которого можно только лаской. Именно так она и поступит.