Полтавское сражение. И грянул бой

Но что это? Вместо святого лика на нее из угла смотрел покойный полковник Чечель. Стоял, как прошлый раз у калитки, с отрубленной головой в руках и безмолвно взирал на нее строгим взглядом. Строгим? Пожалуй, скорее сочувствующим. Но что призраку казачьего полковника нужно от нее, польской княгини? Ладно, первый раз он явился с предупреждением о ее скорой гибели, как точно так самому Чечелю явился когда-то призрак его побратима куренного атамана Хмары, но какова причина его появления сейчас? Желает насладиться торжеством, что она, виновница его смерти, понесла за это надлежащее наказание и сполна вкусит то, что уготовила ему перед плахой? Что ж, торжествуй, сегодня твой праздник!

А полковник, как несколько дней назад у березы, поместил голову под мышку, достал из-за пояса и протянул ей свои пистолеты. Но если при первом посещении призрак после этого исчез, то сейчас стоял и смотрел на Марысю. Стоял с протянутыми к ней пистолетами, и его лицо постепенно хмурилось, глаза становились строже, взгляд леденил душу. Да что он сует ей пистолеты? Еще немного, и уткнется ими ей в лицо. И чем она вызвала гнев призрака, что его глаза прямо-таки испепеляли Марысю? Господи, он уже силой пытается вложить свои пистолеты ей в руки. Зачем?

Как зачем? Пистолеты — это та достойная, без предшествующих истязаний смерть, о которой она обратилась с мольбой к деве Марии! Правда, у Марыси нет пистолетов, однако они за поясами у всех присутствующих в комнатке, откуда могут попасть в ее руки и сослужить ей последнюю добрую службу в этом мире. О матка бозка, ты вняла ее молитве, и казачий полковник, жертва Марысиного вероломства, явился к ней не торжествующим мстителем, а желанным избавителем от мук. Однако где он? Угол с иконой был пуст, глаза Марыси устремлены на печальный лик Божьей матери.

— Готовы продолжить нашу дружескую беседу, пани княгиня? — прозвучал голос Орлика. — Уверен, что именно это посоветовала и Богородица, мнение которой вы хотели узнать.

— Вы правы, святая Мария дала мне очень полезный совет и я намерена ему последовать, — ответила Марыся. — Я готова назвать имя интересующего вас человека, но боюсь, что вы мне не поверите.

— Поверю, кого бы вы ни назвали, если это не будет одно из трех лиц: король Карл, гетман Мазепа и Генеральный писарь Орлик, — пошутил собеседник.

Марыся разговаривала с Орликом, а ее глаза скользили по всем присутствующим в комнатке. Чьими пистолетами ей легче завладеть? Сердюки отпадают — как застыли у двери с мушкетами у ног, так и стоят изваяниями. Генеральный писарь тоже — сидит лицом к Марысе, не спуская с нее настороженного взгляда.

Зато дер Фок самая подходящая кандидатура — как устроился на табуретке вполоборота к Марысе, уставившись в окошко, там и не шелохнулся в течение всего разговора. А что ему еще делать, если его роль, по-видимому, сводится к одному — своим видом засвидетельствовать Марысе, что он жив, доставил Орлику остатки пудры в перстне и рассказал о событиях пирушки с ее участием? Именно у его пистолетов проще всего оказаться Марысе, не насторожив их владельца. А раз так, быстрее к капитану, не навлекая при этом своим перемещением с кровати к окошку подозрения Орлика и сердюков.

— Пан Филипп, попрошу выполнить одну мою просьбу, естественно, после того как назову имя интересующего вас человека. Я очень опасаюсь мести с его стороны «хотела бы поскорее оказаться отсюда как можно дальше. Например, у своих родственников в Киеве.

— Обещаю это, хотя убежден, что вы преувеличиваете возможности этой персоны.

— Преувеличиваю? Разве многие были посвящены в ваш замысел покончить с гетманом Скоропадским, для чего господин дер Фок должен был использовать яд, а два ваших верных сердюка — пистолеты либо кинжалы? Думаю, единицы. А персона, возможности которой я, по-вашему, преувеличиваю, знала об этом все, вплоть до времени отправления капитана в путь и где при нем находится яд. Что скажете теперь? — ехидно прищурилась Марыся.

— Что этот человек на редкость опасен и может доставить мне еще массу неприятностей.

— То-то! — воскликнула торжествующе Марыся, вскакивая в возбуждении на ноги и делая шажок к окошку. — Этот человек обладает огромной властью и... — она смолкла, затем весело рассмеялась. — Пан Филипп, именно огромная власть и погубит этого человека! Сейчас объясню, как. Вы не задумывались, что заставило меня принять довольно рискованное предложение этой персоны?

— Задумывался и, как мне кажется, нашел вполне правдоподобный ответ. В свое время я был удивлен вашим длительным пребыванием в нашем лагере и объяснил его следующей причиной. Ваш муженек своим метанием от Сенявского к Лещинскому настолько стал ненавистен обоим, что каждый из них после победы над противником постарается расквитаться с подонками типа вашего супруга. Поскольку разделить его судьбы вы не желаете, то своим постоянным присутствием в лагере короля Карла решили обезопасить себя от каких-либо карательных санкций со стороны Лещинского. Однако у вас, умной и дальновидной женщины, не могла не мелькать мысль, а что будет с вами, если победа окажется не за Швецией, а за Россией? И тут однажды к вам является очень влиятельная персона, обещающая, что, ежели вы успешно выполните ее задание, она гарантирует вам покровительство русского царя и короля Августа в послевоенной Польше. Вы, поверив этому, согласились. Все так и было?

— Да, но с одним добавлением — эта персона обещала мне и значительную сумму денег. Обещала, но не сдержала своего слова. Вместо наличных денег она предложила позавчера письмо к генералу Крассову, в котором приказывает выдать мне обусловленные нашим договором деньги. Видите ли, это будет для меня надежней и безопасней, чем возвращение с золотом в Польшу через кишащую запорожцами и разбойниками Палия Украину. Какая забота! Как будто я не понимаю, что эта персона попросту надеется, что я не доберусь до генерала Крассова и деньги останутся в казне короля Карла. За свою жадность этот хитрец и будет наказан! Пан Филипп, если я соглашусь получить вместо денег письмо к Крассову, этого будет достаточно, чтобы вы поверили в причастность этого человека к истории с неудачным покушением на Скоропадского?

— Да.

— Считайте, что письмо в ваших руках! — и охваченная радостью Марыся сделала еще один шажок в сторону капитана Фока.

— Если мы решили все вопросы, не пора ли вместо разговоров о нашей таинственной персоне назвать ее имя, — предложил , Орлик.

— Сейчас его услышите. Но поскольку я уже попала в одну неприятную историю и не имею желания угодить в ей подобную, я назову имя графа только вам. Это граф...

Марыся подозрительно взглянула на сердюков у двери, скользнула глазами по Фоку, направилась к столу, за которым расположился Орлик. Вот капитан рядом, всего в полушаге слева от нее. По-прежнему сидит, отвернувшись к окошку, словно происходящее в комнате не имело к нему отношения, до его пистолетов можно дотянуться вытянутой рукой. Пора, лучшего момента не будет!

Марыся метнулась к Фоку, рванула из-за его пояса оба пистолета. Отпрыгнула к кровати, щелкнула взводимыми курками. Успела заметить, как Орлик потянулся к своим пистолетам, как отпрянули от двери трое сердюков, а четвертый, опустившись на колено и прильнув щекой к прикладу мушкета, стал наводить его на Марысю. Это было последнее, что она увидела в своей жизни, — приложив стволы пистолетов к вискам, княгиня Марыся Дольская нажала на спусковые крючки [88] .

Прикрыв ладонью глаза от солнца, полковник Яковлев всматривался в безрадостную для себя картину.

88

В ходе преследования армии короля Карла из-под Полтавы бывший бригадир русской службы Мюленфельс будет взят в плен и по личному распоряжению царя Петра казнен. О дальнейшей судьбе капитана Фока неизвестно

Обычная зеленеющая степь и разлившаяся в весеннее половодье река, привычный свист налетающего с водной поверхности ветра и птичий перезвон над головой. Все это было обычно и привычно, если не считать одного — полукружья высокого земляного вала, упиравшегося обеими концами в реку. По верху вала шел деревянный частокол, участок степи перед валом саженей на тридцать пять — сорок был залит водой, видневшиеся в валу ворота до половины были завалены камнями и засыпаны землей.

Над частоколом возвышались крытые камышом крыши длинных глинобитных строений, за ними, ближе к реке, горела медью под лучами солнца колоколенка небольшой церкви. На валу у редких орудий стояли обнаженные по пояс пушкари, поверх бревен частокола мелькали шапки и блестели стволы мушкетов снующих под его защитой людей. Жалкая крепостенка, не идущая ни в какое сравнение с теми шведскими каменными твердынями, которые ему довелось брать в Лифляндии, и даже средневековыми замками-крепостями времен королей Пястов [89] , которые приходилось штурмовать в Польше.

89

Пясты — первая польская королевская династия