Полундра!
Шрифт:
И Рон, улыбнувшись тому, что видел, повернулся к своей новой маме. Он вгляделся в глаза женщины, а потом… просто расслабился. Потому что чувствовал — не предадут. И ощущение семьи захлестнуло отвыкшего от подобного капитана-лейтенанта.
Глава двадцать шестая
Невилл
Я вываливаюсь из вагона, думая о том, что делать дальше. Но тут меня обнимают мягкие руки, и обдает теплом. Что-то во мне отзывается на эти объятия, заставляя меня повернуться. Передо мной стоит женщина,
— Здравствуй, сынок, — произносит эта необыкновенная женщина, снова прижав меня к себе. — Здравствуй, родной. Меня Зиной зовут, но ты…
— Здравствуй, мама, — негромко отвечаю ей я, почувствовав ее родной.
И будто становится неправдой все — война, люди вокруг, я всей душой своей чувствую родного, близкого человека, как-то вдруг потеряв волю к сопротивлению. И тут рядом с мамой появляется и мужчина в форме капитана второго ранга, насколько я читаю новые погоны.
— Здравствуй, сын, — твердо говорит он, но вот затем на меня с криком «Братик!» налетают три девчонки лет десяти от роду.
И я вдруг чувствую себя вернувшимся. Будто и не было войны, а меня встречают мама, папа и сестренки. Нет, я вовсе не забыл любимую и малышку мою, но… Сейчас я ощущаю себя дома, среди своих, отчего хочется мне петь. Меня уводят с перрона, и я сам даже не понимаю, как оказываюсь в обычной русской избе, будучи усаженным за стол.
— Почему я чувствую тебя родной? — спрашиваю я, ожидая объяснения в духе «это магия», но все оказывается проще и сложнее одновременно.
— Мой папа, — произносит новая мама моя. Она вздыхает, продолжив через несколько секунд: — Он был подводником в ту войну. А мама ждала его с задания… И вот однажды он не вернулся…
И тут я понимаю, отчего чувствую ее родной. Это моя дочь. Дождавшаяся папу с войны и назвавшая его сыном, потому что мне очень нужны родные люди, но вот ощущение родного человека объясняется именно так, поэтому я начинаю расспрашивать ее.
Любимая умерла, когда доченьке восемнадцать исполнилось. Девочка очень тяжело перенесла смерть мамы, если бы не появился юный курсант. Вот так и вышло все, но что-то у меня все равно не сходится — им на вид лет тридцать, а прошло-то полвека! Как так?
— Ну, во-первых, мы маги, — объясняет мама. — А во-вторых, волхв позаботился.
И вот тут я слышу историю о том, как позаботились о каждом из нас. Волхв учел абсолютно все, даже тот факт, что мы можем не захотеть расставаться на длительный срок, хотя… Но учтено даже это. Поэтому у каждого есть возможность выбрать, ну а порт-ключи никто не отменял. И я, совершенно непривычный к заботе государства, понимаю — мы в сказке. В той самой сказке, о которой я мечтал, выцеливая фашистов. Вот закончится война, и…
Вот и закончилась моя война. Впереди у меня детство, экзамены, потому что образование у меня-то есть, но оно тридцатых годов, а за столько времени науки вперед шагнули. Потому и светит мне школа. Правда, не только мне, но меня все устраивает,
а вот будущее… Если в прошлом меня тянуло в море, то в этой жизни подобной тяги нет. Значит, решу попозже, кем быть. Пока что я хочу просто побыть с семьей, почувствовать себя сыном и братом. По-моему, это правильно.Викки
Мне радостно видеть, как нас всех встречают. Ребят обнимают, а я жмусь к любимому. И хотя народу не так много, мне кажется — вокруг людское море. Оглянувшись на родителей, замечаю улыбки. Значит, все в порядке, и это хорошо, но что же будет с нами дальше? Я-то ничего не умею, кроме того, чем занималась…
— Здравствуйте, товарищи, — к нам подходит статный военный в новомодных погонах. Едва удержавшись, чтобы не дернуться на «беляка», я прижимаюсь к Колину.
— Здравствуй, Витя, — спокойно произносит папа. — Ты за нами?
— За вами, — кивает тот. — Прошу в машину.
— Нас много, — предупреждает его мой любимый.
— Ничего, — усмехается военный. — Поместимся.
И ведет нас к длинному автомобилю, вызывающему мое удивление — такие я не видела. Сзади у него надпись «Чайка», что мне не говорит ни о чем. Пожав плечами, я доверяюсь командирам, ведь от меня действительно ничего не зависит. Внутри оказывается очень много места, и помещаемся мы все. Военный о чем-то коротко переговаривает с папой, а я чувствую себя так, как будто не было никакой войны, а мы просто из далеких далей домой приехали.
— Сейчас в управление заскочим, — объясняет нам папа. — Нужно отметиться.
— И демобилизоваться, — медленно произносит Колин. — А то мы же…
— Учитывая, что погибли? — хихикаю я, на что он улыбается, целуя меня в кончик носа. — Кстати, а как ребята?
— Потом встретитесь, — хмыкает папа. — Сейчас им не до всего. Вот придут в себя, экзамены опять же, ну и школа, хотя учить вас, скорей всего, надо только разнице.
— Да, — киваю я. — История, науки всякие, ну и география…
— В том числе и нашими стараниями, — смеется любимый. — Так что встретимся в одном классе.
Автомобиль по звуку на эмку совсем не похож, мягко, как-то сыто рычит, унося нас всех с вокзала. Под колеса ложится дорога, а я чувствую себя освобожденной. Может быть, это потому, что я из санбата? Не знаю, но вот воевать совсем не хочется уже, хочется лежать на травке и смотреть в небо.
— Как-то быстро нас отпустило, — замечает Колин, хотя, наверное, пора переходить на местные имена.
— Это еще не отпустило, — сообщает ему военный. — Пляски еще будут, не беспокойся.
— Надо на наши имена переходить, — замечаю я ему. — Мы же дома уже.
— Надо — перейдем, — кивает Колин, — но попозже.
Мне кажется, срабатывает какой-то порт-ключ, потому что мы вдруг оказываемся в большом городе, полном автомобилей самых разных цветов и конфигураций. Я рефлекторно бросаю взгляд в небо, а затем ищу зенитки, которых нет и понимаю — не отпустила война, просто спряталась. Спряталась до поры, но мы справимся, потому что мы дома.