Полуночный прилив

– И впрямь Дворец Вечности. Вечно недостроенный.

Возведение купола оказалось для королевских зодчих столь непосильной задачей, что четверо из них в ходе строительства покончили жизнь самоубийством, а пятый трагически погиб при загадочных обстоятельствах, угодив в водосточную трубу.

– Семнадцать лет строят, и никакого просвета. Похоже, пятое крыло так и забросят. Как ты думаешь, Багг? Ты ведь у нас знаток по этой части.

Весь строительный опыт Багга сводился к переустройству кухонного очага. Двадцать два огнеупорных кирпича были сложены почти идеальным кубом. Почти, ибо три кирпича слуга позаимствовал с обрушившегося надгробного памятника, и все они оказались разного размера. Должно быть, кладбищенских каменщиков, постоянно соприкасавшихся с бренностью жизни, такие мелочи просто не волновали.

Услышав вопрос хозяина, Багг поднял голову и прищурился, разглядывая дворец.

Согласно замыслу и чертежам на пергаменте, Дворец Вечности представлял собой величественное здание, пять крыльев которого сходились воедино, увенчанные необыкновенным куполом. Все они, за исключением прибрежного, соединялись между собою четырьмя переходами. У прибрежного крыла успели возвести лишь два перехода, когда обнаружилось, что глина под фундаментом начинает расползаться во все стороны, словно масло в сжатом кулаке. Пятое крыло грозило провалиться вниз.

– Щебенка, – коротко произнес Багг, вновь берясь за вязание.

– Что? – не понял Техол Беддикт.

– Я говорю, нужна щебенка, – повторил старик. – Надо через каждые несколько шагов проделать в глине глубокие колодцы и хорошенько утрамбовать. Дальше все просто: ставь на тех местах опорные колонны и строй себе это злосчастное крыло. Давления на глину не будет, вот она и перестанет расползаться.

Техол изумленно уставился на слугу:

– Потрясающе! Скажи мне, ради Скитальца, где ты набрался таких знаний? Только не говори, что подобные соображения случайно пришли в голову, когда ты пытался удержать наш разваливающийся очаг.

Багг хмыкнул:

– С очагом все куда проще. Он же не настолько тяжелый. Но если бы понадобилось, я бы именно так и сделал.

– Ты хочешь сказать, что проделал бы в земле дыру? И на какую глубину?

– До самой коренной породы. Иначе держаться не будет.

– И насыпал бы туда целую пропасть щебенки?

– Конечно. И утрамбовал бы поплотнее.

Техол потянулся за второй фигой. Фрукт был весь в пыли – верный признак того, что Багг опять пробавлялся рыночными отбросами, соперничая с бездомными собаками и крысами.

– Представляю, какой внушительный получился бы у тебя очаг, – заметил Беддикт.

– Это уж точно.

– Ты мог бы стряпать в свое удовольствие, не опасаясь, что очаг вдруг рассыплется. Конечно, если только не случится землетрясения.

– Такой опоре и землетрясения не страшны. Щебенка – она же подвижная.

– Потрясающе, – вновь сказал Техол и выплюнул семечко. – Как ты думаешь, стоит мне сегодня вылезать из кровати?

– Да вроде бы никакой особой надобности нет. – Слуга умолк и задумался. – Хотя погодите-ка, хозяин. Возможно, причина все-таки есть.

– Да неужели? Тогда не тяни понапрасну время. Говори: какая такая причина?

– Утром приходили три женщины.

– Три женщины, – повторил Техол, разглядывая людей и повозки, движущиеся по мосту Третьего яруса. – Не знаю я никаких женщин. А если бы даже и знал, то никогда бы не позвал в гости всех трех сразу. Не хватало мне тут еще стихийных бедствий.

– Этих женщин вы точно не знаете. Ни одну из них. Вряд ли вы с ними прежде встречались. Да и мне их лица тоже незнакомы.

– Уверен? Ты действительно никогда их не видел? Может, на рынке? Или на набережной?

– Нет. Скорее всего, они приехали издалека. Уж больно выговор у них странный.

– И что, эти дамы назвали мое имя?

– Нет. Они поинтересовались, здесь ли живет человек, который спит на крыше.

– Если они задают подобные вопросы, значит наверняка из какой-нибудь занюханной деревни, где жабы квакают в лужах. А что еще эти незнакомки спрашивали? Ладно, можешь не отвечать. Наверняка какую-нибудь глупость. Слушай, а может, они сестры? Внешне похожи?

– Что-то не заметил. Но с виду все три хорошенькие, это я помню. Молоденькие и пухленькие. Да вот только, сдается мне, вас это не интересует.

– Слуги не должны строить предположения… Хорошенькие, стало быть. Молоденькие и пухленькие. А ты уверен, что это были женщины?

– Вполне уверен. У евнухов не бывает таких больших и красивых грудей, да еще настолько высоких, что девчонкам впору подбородками в них упираться.

Техол вдруг обнаружил, что стоит возле кровати. Молодой человек и сам не помнил, как выбрался оттуда. И тем не менее он стоял, перебирая босыми ногами.

– Багг, ты уже доделал рубаху?

Слуга вновь оглядел свою работу:

– Вроде готова. Только этот рукав надо чуток довязать.

– Наконец-то я могу снова появиться на людях… Закрепи нитки, чтобы не болтались, и давай сюда рубашку.

– Но, хозяин, я еще не принимался за штаны…

– Забудь пока о них, – перебил его Техол.

Схватив одеяло, он трижды обернул его вокруг талии и подоткнул край у бедра. После чего, оглядев себя, страдальчески поморщился:

– Багг, ради Скитальца, не надо пока больше никаких фиг! Кстати, где сейчас эти красотки?

– В Красном переулке. В заведение к Хальдо отправились.

– В которую часть? В «ямы» или во двор?

– Во двор.

– Хоть это отрадно. Как ты думаешь, Хальдо уже забыл… ну, тот случай?

– Нет, не забыл. Но он днями напролет торчит в Утопляках.

Техол улыбнулся и поковырял пальцем в зубах.

– И как успехи? Выигрывает или наоборот?

– Наоборот.

– Ха-ха-ха! – Молодой человек запустил пальцы в волосы, после чего принял небрежную позу. – Ну, как я выгляжу?

Багг подал хозяину рубаху, заметив:

– Одного понять не могу: как вы умудряетесь сохранять мускулы тугими, целыми днями валяясь в постели?

– Наследие рода Беддиктов, мой дорогой печальный слуга. Ты бы видел Бриса в полном боевом облачении. Но по сравнению с Халлом даже он кажется заморышем. Я же, будучи средним братом, сохраняю безупречное равновесие, ибо обладаю остротой ума, телесным проворством в сочетании с крепостью мускулов, а в придачу – множеством разнообразных способностей, не уступающих моему врожденному обаянию. Но мой главный талант – бездумно проматывать все эти богатства.