Полураспад
Шрифт:
Как там Тигрёнок изволил выразиться, когда упал в свинцовое колесо? «Ёблинмама»?
Точно, она.
ЁБЛИНМАМА!
На нас перла химера.
Она хромала на все четыре ноги. На ней не было живого места. Более крупная ее морда была словно исхлестана железными плетьми. На ней белел единственный уцелевший, неистовой злобой пылающий глаз.
Меньшая морда, по-моему, вообще умерла. По крайней мере признаков жизни не подавала. Глаза ее были закрыты. А может, вытекли, я не разобрал.
За химерой волочилось множество охотничьих корней красного висельника. Некоторые из них были перебиты ударами когтистых
По крайней мере за спиной монстра покачивалось что-то вроде огромного красно-черного букета. Этот омерзительный букет, конечно же, был куском растерзанной мутантной омелы.
Прежняя победительная прыть оставила химеру.
И все равно она галопировала с приличной скоростью.
С такой скоростью, которая полностью исключала саму возможность нашего с Тигрёнком бегства.
Да и устал я бегать, родная…
Я высадил в химеру полный магазин «калаша».
Это ее не остановило.
Бросил РГС-2.
Увы, это самопальная, весьма громоздкая ручная граната. Бросить ее с приемлемой точностью весьма непросто.
Температура в объеме нескольких десятков кубических метров вокруг точки инициации гранаты рывком поднялась до полутора тысяч градусов по Цельсию.
Вспыхнула трава. Заклубилась белесыми облачками выпаренная из почвы влага.
Загорелись воздушные корни, листья, какая-то неведомая мне отвратная начинка тех кусков красного висельника, которые химера тащила за собой.
Вспыхнули задние лапы химеры.
Такого страшного рева я не слышал уже давно.
Возможно, даже никогда в жизни.
Увы, монстр продолжал движение и был уже в считанных метрах от нас.
— Стреляйте! Стреляйте же! — блажил Тигрёнок, выпучив свои детские глазенки.
Ощущая себя никчемным деревянным Буратино, я каким-то механическим, как говорят, «деревянным» движением сменил магазин автомата, вскинул его к плечу, спустил курок.
«Зачем? Зачем… я… это делаю? Эту тварь… тридцать пуль… не остановят. Не… остановят, — колотились в моей голове, в такт биениям автомата, быстрые, обжигающе-горькие мысли. — Нет времени. Времени нет. Еще бы один магазин. Один магазинчик! Успеть бы в нее всадить! Был бы со мной Тополь… Эх, Тополь… Мы бы с тобой… Вон, в прошлом-то году? Сколько бандитов положили? Серьезных, матерых бандитов. А все потому, что вместе были. Работали как две руки одного тела…». И тут до меня кое-что вдруг дошло.
«Что-то больно много я всего передумать успел», — вот что до меня дошло.
Длинноват внутренний монолог получился для тридцати пуль, которые покинули ствол моего автомата за три секунды. А я стою, бормочу что-то…
Три секунды?
Воздух был густ, как кисель. Химера находилась близко, невероятно близко, но теперь она двигалась как в замедленном кино. Более того: и несколько моих пуль в полете так замедлились, что я их увидел. Они сблизились с химерой и прошли над самой ее головой.
Неудивительно. В финале длинной очереди пули почти всегда уходят выше цели.
Ничего не понимая и не желая понимать, я вновь сменил магазин.
Если судьба (Или Бог? Или Хозяева Зоны? Или кто?) дарит мне шанс, я обязан его использовать.
Я прицелился как мог тщательно в огромную дыру, которая была прожжена в шкуре между мордами химеры
пищеварительным соком красного висельника.Нажал курок и сразу же отпустил. «Пах-пах», — сказал автомат.
Нажал курок. Отпустил. «Пах-пах-пах».
Я бил практически в упор. Промахов почти не было.
Одну за другой я методично всаживал пули в дыру.
В замедленном кино летели клочья химерической некроплоти. Били тугие струи черной крови. Где-то в глубине организма химеры двигались мои пули, ломая кости, разрушая жизненно важные органы.
Химера завалилась набок, когда нас разделяли четыре шага. Которые она преодолела бы за полсекунды.
Полсекунды нормального, «жидкого» времени.
Глава 7. В гостях у Мисс-86
Hold on to your head
Hold on to your hat
You're screaming down the alley
And never coming back.
Поскрипев тормозами, электричка остановилась на платформе с надписью «Обнинск».
Ваш Комбат, на себя обычного совсем не похожий, поставил пустую баночку из-под пива у серой выгородки тамбура.
Двери рывком распахнулись в пасмурный майский день.
И я, повесив на плечо видавшую виды спортивную сумку с надписью «Eurovision-2023», сошел по ступенькам на платформу.
Огляделся.
Обнинск дохнул мне в лицо сыростью и лесом. А еще пахло гудроном, которым поливают шпалы.
Платформа быстро пустела — пассажиры, покинувшие ту же, что и я, электричку, деловито спешили по своим делам. Лишь я стоял возле путей, такой раздумчивый.
«Совсем ты, Комбат, с ума сбесился, если приехал черт знает куда на встречу с этой полуфантастической лаборанткой Лидочкой Ротовой, наплевав на заветы великой Птицы Обломинго», — сказал себе я глумливым голосом своего друга Тополя, в тот момент находившегося на таиландском курорте в обществе бывшей жены минигарха Юлии.
«Да, сбесился. А что мне делать-то ещё, а?» — ответил сам себе.
Гостиница «Юбилейная» была старым, дешевым двухзвездочником, единственным достоинством которого было его центровое расположение.
Я снял дешевый «стандарт» и поднялся в свой номер. Номер оказался с видом на привокзальную площадь — прямо скажем, не самую впечатляющую достопримечательность.
На душе у меня было тревожно. В паспорте дожидался своего часа согнутый вдвое листок бумаги для записей.
На нем был начертан адрес и два телефона — мобильный и домашний.
«Ротова Лидия Станиславовна», — почерк у Синоптика был детским, корявым, с сильным наклоном назад.
Да оно и понятно, гений коммутации Синоптик наверняка пишет своими белыми ручками крайне редко, предпочитая всё-всё-всё печатать на принтере. Непонятно только, почему он адрес Лидочки не напечатал.
Принтер сломался, видать.
«Она почти совсем не изменилась», — подумал я.
Передо мной распахнулась тяжелая, обитая синим дерматином дверь, и женщина лет сорока со стрижкой «под пажа», белым печальным лицом и густыми, загнутыми кверху угольно-черными ресницами поприветствовала меня приветливой и чуточку надмирной улыбкой.