Полураспад
Шрифт:
Наших прекрасных, вместительных, родных рюкзаков, которые мы с Тополем смогли сохранить и пронести сквозь ад подземных и наземных схваток в базе «каперов».
Честное слово, если бы меня попросили придумать сюжет для памятника нашей нелегкой сталкерской работе, я бы предложил поставить памятник… нет, не «калашу»! и даже не батону колбасы «Любительская»! — а именно рюкзаку.
Рюкзаку, в котором всегда находится место и «калашу» со сложенным прикладом, и пачке патронов, и «Любительской», и противогазу…
— Нашел! Один есть! —
— Я тоже нашел, — с облегчением вздохнул я, извлекая на свет свой верный противогаз «Циклон-10».
Оставалось найти третий.
Интуиция подсказывала мне: в кабине должны оставаться НАЗ — неприкосновенные аварийные запасы для экипажа. То есть как минимум для двух пилотов.
И если только это хорошие НАЗ, там сыщутся и плохонькие противогазы…
Интуиция меня не подвела. Под креслом второго пилота мы обнаружили оранжевую сумку, туго набитую всяческим барахлом.
Среди прочего сыскались в ней две полезные вещи. Универсальный нож-мачете, который страшно понравился Тигрёнку и был им, так сказать, усыновлен. И французский противогаз марки «Фантомас».
Мы нацепили «хрюкалки», как зовем их мы, сталкеры, очень вовремя.
Потому что спустя секунду вокруг кабины вертолета захлопали разрывы газовых гранат.
Всё потонуло в охряно-желтых облаках.
Когда оранжевый дым рассеялся, нас попытались штурмануть.
Но не тут-то было! Мы огрызнулись из уцелевшего «Минигана».
Огрызнулись нарочно неприцельно, чтобы не злить лишний раз нападающих, заведомо превосходящих нас по огневой мощи.
Цепь фигур в пятнистых комбинезонах мгновенно залегла. А их командир, достав жестом фокусника, казалось, прямо из воздуха крошечный мегафон, начал вещать.
Вся ситуация в целом до боли напоминала мне тот эпизод моей нестандартной биографии, в котором мою скромную обитель (там отсиживались я, Тополь, принцесса Лихтенштейнская и ваш покорный слуга) держала под прицелом вся королевская рать, присланная папочкой принцессы. И тогда, и сейчас ситуация описывалась одним словом: «обложили».
Тем временем из мегафона неслось:
— Экипаж и пассажиры «Корморана» бортовой номер 41!
— …Это наш номер, если что, — смешно прогудел Тигрёнок из-под противогаза.
— Вы находитесь на территории частной научно-исследовательской базы «Наутилус»! Ваше пребывание здесь незаконно! В соответствии с действующим законодательством вы подлежите депортации за пределы Периметра Зоны отчуждения!
— Фу-ух… Хорошо хоть не повешению, — с облегчением сказал Тигрёнок.
— Рано радуешься, мелкий, — бросил Тополь. — Этот чувак ничего не сказал насчет «в живом виде».
— То есть «в живом виде»?
— Ну что депортировать за Периметр тебя будут в живом виде. А не в дохлом, — пояснил Тополь.
— Думается, депортация в дохлом виде называется каким-то другим словом, — заметил
я.А мегафонщик продолжал псих-атаку:
— Сложите оружие и выходите по одному с поднятыми руками!
— Что делать будем? — поставил вопрос ребром я.
— Ну… Давай поблефуем, — лениво предложил Тополь.
— Как именно?
— Скажем, что у нас заложники. — Тополь задумчиво указал на Тигрёнка. — И что мы их убьем.
— Судя по тому, как они садили по вертолету из зениток, на наших потенциальных заложников им положить.
— Это пока мы их из «Раумшлага» поливали. А теперь мы тихие, смирные, и снова можно задуматься над общечеловеческими ценностями.
Какой-то резон в словах Тополя имелся. Но для блефа с заложниками нужно настроение, нужен большой кураж.
А у меня их в тот день не было. Не было, и все тут!
Мегафонщик не унимался, умело нагнетая истерию:
— Мы даем вам на размышление десять секунд! По истечению этого времени мы открываем огонь из гранатометов «Раумшлаг»!
— Ему следовало бы еще добавить: «Кто с «Раумшлагом» к нам придет, тот от «Раумшлага» и погибнет», — нашел в себе силы пошутить Тополь.
— Я считаю, пора сдаваться, — подытожил я.
— Двое нас, — трусовато поддакнул Тигрёнок.
— Уступаю давлению большинства, — развел руками Тополь.
Я решительно шагнул из вертолета.
Демонстративно отбросил свой АК-47, поднял руки.
Сделал шаг. Второй. И… остолбенел.
Потому что до меня вдруг дошло, что диковинное бетонное сооружение, которое маячило за спинами бойцов «Наутилуса», за бункерами, где-то в районе северного фаса ограды, — это вовсе не часть базы, а… горячо любимая нами Пирамида!
— Привет, давно не виделись, — пробормотал я.
В ту же секунду весь северный фас периметра взорвался захлебывающимся лаем скорострельных зенитных автоматов.
По Пирамиде било все, что может стрелять.
Заухали станковые гранатометы.
Оставляя за собой грязные дымные следы, в днище Пирамиды ударили реактивные выстрелы старых добрых РПГ-7.
Нужно ли говорить, что все эти смертоносные снаряды были нашей кумушке как слону дробина?
Она, похоже, упивалась своей неуязвимостью и вовсе не собиралась мстить глупым людям за их агрессивность. Она медленно ползла вперед на смехотворной высоте метров в пятнадцать.
Ничего не скажу — это было фантастическое зрелище. Ради таких зрелищ я и ходил в кино, когда был пацаном.
А теперь я в кино не хожу. Какое кино после таких расколбасов в Зоне?
Однако по поводу пацифистских настроений Пирамиды я, как оказалось, погорячился.
Когда она зависла над забором базы, из двух желобов в ее плоском брюхе показались на свет божий сигарообразные конструкции метров по десять каждая.
Они имели тусклый медный цвет. И на первый взгляд казались едва ли не цельнолитыми.