Поляна, 2013 № 01 (3), февраль

Он догнал меня и дернул за руку.

— Куда пошла? Договорились же.

— Я вышла — тебя нет.

— Я курил за колонной.

— Мне надо домой зайти, сказать, что ухожу на Новый год… Хотя нет, уже не надо.

— Почему?

— Отец в командировке, а мама меня бросила. Нет, это она думает, что от отца ушла, а ушла от меня. Так куда мы идем? Веди!

— Тебя как зовут-то?

— Маруся.

— А меня — Тиф.

Мы долго куда-то шли. Я промокла и стала подумывать, может, плюнуть на все и пойти к матери и ее хахалю, приглашала же, будет ждать, наверное. Наплевать! Пусть со мной что-то случится сегодня, так она всю жизнь потом плакать будет.

— Вот мы и пришли. Спускаемся вниз.

— Куда это спускаемся?

— Сюда, в подвал. Боишься?

Да, я ожидала многого, но подвал в новогоднюю ночь — это слишком!

«Овца ты, овца!» — говорил мой одноклассник Женька, привязывая меня шарфом к батарее в классе, пытаясь при этом поцеловать. А позже в раздевалке мы долго удивлялись, зачем какой-то придурок повесил мое пальто на потолок, зацепив его хлястиком за лампу. Если бы не Женька, который бритвой срезал хлястик, не знаю, что бы я делала.

— Давай руку! Никто тебя не изнасилует здесь.

Я, наверное, была не только овцой, но и полной дурой. Мы долго спускались по ступенькам и шли темными коридорами. И почему его так зовут? Придумают же себе прозвище, только людей пугать. Надо будет спросить потом его настоящее имя. Куда мы идем? Сейчас где-то здесь меня расчленят, и никто не услышит, как я буду кричать и звать на помощь. Все эти люди, которые празднуют наверху в уютных квартирках с елочками и шампанским, потом скажут, что ничего не слышали, ничего не знают, а на подвале всегда висит замок. Да, он конечно на месте, только замок представляет собой одну сплошную декорацию, его тронь, и он падает. Конечно, все это ерунда. Кого я обманываю? Я же давно знаю Тифа. Он Женькин сосед. Только не знала, что его так зовут. Ноги болят. Ужасно больно сгибать, мышцы словно деревянные, не гнутся.

Кому и что я хотела доказать? Эти чертовы лыжи! Кто придумал такое, что ты должен мотаться по лесу все утро на лыжах, а потом идти в класс и учиться, учиться, писать сочинение или диктант, решать контрольную по физике, делать лабораторную по химии. А этот придурок, физрук, гонит и гонит с утра тебя по лыжне и некогда вытирать сопли и слезы. Он сумасшедший. Он решил сделать из нас олимпийских чемпионов или собрать наши трупы на лыжне? Я не хочу! Я не могу! Но я бегу по этой лыжне, которая не кончается, а вокруг лес, и деревья видят, что силы мои на исходе, но ничем помочь не могут. Только ветер навстречу бьет по лицу. Сволочь! И я падаю… «Егорова! Ты где болталась? Ты не выполнила норматив! Это — двойка!» Черт меня дернул! Я разворачиваюсь, и снова в лес по лыжне! Что я хотела доказать человеку, который просто издевался надо мной?

Летом здесь прекрасный пляж. Желтый песок. Рядом лес. Баскетбольная площадка. Катамараны. Пруд искусственный. Здесь никогда не было воды, а вот пришел человек и выкопал котлован, и заполнил его водой.

Потом я тонула. Вы когда-нибудь тонули? Я скажу вам, что это страшно. У меня был резиновый круг. Сколько тогда мне было лет? Лет шесть. Но очень хорошо помню, как я тонула. Круг перевернулся, и ноги мои оказались наверху, а голова ушла под воду. Я отчаянно хотела вынырнуть, но у меня отчаянно не получалось. И воздух вдруг стал заканчиваться, а я все барахталась и плакать начала под водой, но слезы мои не могли сделать пруд соленым, чтобы кто-то заметил, что девочка тонет. Этот поплавок еще минуту и задохнется. Перевернут, а там уже меня нет. Но мир не без добрых людей! Какой-то мальчишка схватил за ногу и выволок на берег. Его лица я не увидела, он смешался с толпой мальчишек, которые прыгали неподалеку с вышки. Как он понял, что я тону? Ведь никто не бросился меня спасать, только он. Я, шатаясь, подошла к родителям, которые играли в карты со своими приятелями, и сказала, что иду домой. Я стала бояться воды и боюсь ее до сих пор…

Вдруг где-то послышались голоса и смех. В конце коридора я увидела свет, не яркий. Я хотела Нового года. Пусть уж он начнется хоть где-нибудь.

Мы вышли из темноты. Здесь, в самом конце подвальных катакомб, горели свечи. Они стояли в банках из-под консервов, они, казалось, были повсюду: на столе между апельсинами и портвейном, на кирпичах вдоль стен, где-то под потолком.

— Тиф! Что за фигня! Ты кого это привел? Что за матрешка? — навстречу нам выдвинулся невысокий худощавый парень с копной нечесаных волос.

— Маруся, это Бешеный, это Шкет, это Лысый.

Кто они были такие? Лысый — парень с голубыми глазами, но почему Лысый? Волосы пепельные падали ему все время на глаза, и он откидывал их рукой. Он подмигнул мне. Шкет — самый младший, по-моему, младше меня, класс восьмой, не больше. Бешеный — толстый, высокий, с огромными лапищами и черными глазами навыкат. Он был здесь старше всех, лет двадцать, а может чуть больше. Шарф в красно-белую полоску в несколько оборотов красовался на шее.

— Тиф! Умеешь же ты, сволочь, праздник испоганить! — буркнул Бешеный.

— Ну почему?

— Ты посмотри, кого ты приволок! Это же черт разрисованный в юбке! Аты: Маруся-а-а-а! Здесь только болельщики Спартака! Спартак — чемпион!

— Ребята! Маруся — актриса! Я ее украл, можно сказать, с новогоднего представления! Она там в помощницах у самой бабы Яги ходила! — Тиф тянул меня за руку к столу.

— Хватит базарить! — сказал Лысый, открывая портвейн. — Девчонка — это же хорошо! Шкет! Врубай музыку! И давай, Тиф, наливай своей ведьме. Она у тебя что пьет, водку, шампанское или все вместе?

Шкет нажал кнопку на магнитофоне, и задрожали стены.

— Придурок! Сделай потише, а то ментов накличешь, — заржал Бешеный.

Я прошла к столу, оттолкнула руку Тифа, который пытался меня обнять и села на что-то похожее на табуретку. На импровизированном столе прямо напротив меня лежали апельсины, они возвышались горой. Их было так много, что от оранжевого пестрило. Музыка, апельсины, свечи, Новый год. В общем, я напилась. Мне давно не было так весело, как в этом подвале. Я танцевала на столе, размахивая своей широченной юбкой. Потом Тиф кружил меня на руках, а я хохотала. Шкет и Лысый отплясывали парой в вальсе. А Бешеный дирижировал бутылкой.

— Апельсин в юбке! Мурена! Ведьма! Трон! Ведьме — трон! — ржал Бешеный.

— Какой трон? — подскочил к нему Шкет.

— Железную кровать там, за стенкой! Несите ее сюда! — хлопал в ладоши Бешеный.

Тиф наклонился ко мне и на ухо зашептал: «Пора отсюда делать ноги. Беги к выходу!»

— Вот отстой! Тиф! Ты — идиот! Что за динамо! — слышала я громовой голос Бешеного, пробираясь по длинному темному коридору к выходу. Я пыталась бежать, но длинная юбка все время за что-то цеплялась. Я бежала по подвалу и чувствовала, что кто-то дышит мне в спину. Я боялась обернуться.

Почему надо мной издевается физкультурник?

Как давно это было.

Я наконец-то пошла в школу, в первый класс, все как полагается. Но я была левшой. Меня старательно стали переучивать. Ручку из левой руки перекладывали в правую. А мозги от этого сразу склеивались, и я не могла уже ни о чем думать, как только о том, как написать правой рукой, которой не умею. Я возвращала ручку в ту руку, которая плакала о ней. И буквы, и цифры начинали литься на линеечки и клеточки в тетради. И снова Светлана Петровна около меня. Опять она разлучает мою левую руку с ручкой. Опять я в ступоре. Мозги в трубочку. Как это сделать, как делают все? Я не умею «как все»! Я не хочу «как все»! Дура! Я радовалась звонку на перемену, наверное, больше всех. Заканчивалась эта борьба. Я была свободна! Мне хотелось бегать, толкаться, прыгать, кричать и визжать. И вот я мчусь из класса к столовой, из столовой обратно, несусь между колоннами. Влетаю в какую-то дверь. Здесь не должно быть двери! Откуда она взялась? Кто открыл ее? Я заглядываю внутрь. Вот это да! Здесь мячи, много мячей разного цвета и размера, в углу спрятался «козел», яркие обручи вдоль стены, лыжи ждут здесь зимы и снега, и целая гора спортивных матов. Я разбегаюсь и запрыгиваю на самый верх. Вдруг строгий голос одергивает меня: