Поляна, 2014 № 02 (8), май
Шрифт:
— Во как!
— Слушай, Дуся. Сейчас я буду говорить тебе самые разные вещи.
— Совсем разные?
— Совсем. И давай договоримся: все они — правда.
— Давай попробуем. Начинай говорить, Тимур.
— То, что происходило в Италии, называлось спецоперацией «Ида». Спецоперация проведена успешно. Ее участники представлены к правительственным наградам.
— И Илона тоже?
— Нет, Илона находится в психиатрической лечебнице. И это было одной из задач «Иды».
— Ее-то за что? За то, что она меня укусила?
— Нет, Илона была чем-то вроде двойного агента. Карликовая
— А кому правительственная награда? Анри?
— Правительственная награда — тебе. А Анри, если бы не ты, через неделю был бы перекуплен британцами. Ну, а потом, года через два, скорее всего, отравлен. А теперь он наш. Вместе со своей… сберкнижкой.
— А что такое «Ида»?
— «Ида» — это «Илона — Дуся — Анри».
— Ух ты! А ты, значит, Штирлиц?
— Нет, я, скорее, Плейшнер… который не ошибся с цветами на окне.
— О господи! А я, значит, Кэт?
— Ты — пастор Шлаг. И давай эту тему закроем. Для тебя все это закончилось.
— А если бы у меня ничего не получилось?
— Тогда вместо тебя явилась бы Алла.
— Алла? И что?
— И были бы лишние жертвы. Она, кстати, все это время была в F.
— Ух ты!
— А так, благодаря тебе, все обошлось мирно. За Илоной пришли наши люди в белых халатах… Их привел Ганеш.
— Тоже наш человек?
— Конечно. А Анри сейчас летит в Москву. И его там встретят как нужно.
— Мне показалось, — сказала я грустно, — что он хороший человек.
— Он неплохой человек. Но НЛП берет и плохих, и неплохих. Его тупо закодировали, так сказать, на любовь к Илоне. Ты сама видела эту… любовь. Его раскодируют и мирно завербуют. Все будет хорошо.
— А если бы она действительно отравилась?
Тимур опять помолчал.
— А за что, думаешь, дают правительственные награды?.. Такого поворота никто не ожидал… Просто ты спасла операцию.
— Нужны мне ваши награды! Повесьте их себе знаете куда!.. Агенты, сберкнижки… Политика какая-то… Я так ждала этой встречи, так ждала, а ты!..
Я заплакала. Тимур с минуту дал мне выплакаться. Потом сказал:
— Не плачь, Дуся. Ты сделала очень важное дело. Деньги здесь на двадцать пятом месте. Пошлости, конечно, хватает… А где ее нет? Даже на кладбище люди умудряются пошлить. Но… Представь себе, что благодаря вот этому твоему перевязанному мизинцу и ушибленному бедру не сядут на иглу полмиллиона Робертов… И здесь нет никакого пафоса, Дуся, поверь. Я понимаю, что похож на положительного генерала из советского фильма. Такой… герой-резонер…
— Анри — наркоторговец?
— Нет. У него у самого сын наркоман. Его просто разводили наши империалистические товарищи. Через эту кусачую красавицу. Кстати, она сама не знала, на что разводит Анри. Там были не только наркотики с террористами. Там был полный букет смертельной пошлятины. И теперь уже тема точно закрыта. Хорошо?
— Хорошо.
— Дальше. Мой дед в 1941 году получил тяжелое ранение под Псковом. Эшелон с ранеными разбомбили немцы. В живых осталось трое. Среди них мой дед. Местные крестьяне на телеге повезли их до ближайшей деревни. Это была деревня Кресты. Везли несколько часов, и двое по дороге умерли. А мой дед выжил.
В Крестах его выходила твоя бабушка — Евдокия Ивановна. Он был практически безнадежен, но она сделала невозможное. Потом он воевал до 45-ого. После войны стал разведчиком. Твоей бабушке он писал, один раз приезжал в Кресты. Предлагал ей работу в Москве, в Ленинграде. Предлагал взять твою маму, помогать ей с медицинским институтом. Но она отказалась. Она хотела жить рядом с могилой Петра Петровича.— Я ничего об этом не знала.
— Я тоже не знал. Дед был разведчиком. Очень серьезным. Его жизнь частично рассекретили только через 20 лет после смерти, год назад. Мне дали его письма, его дневник. Так я нашел тебя. Прошлое, оно возвращается. Оно умеет ждать.
— Как героин, — зачем-то сказала я.
— Прошлое — это долг, который надо возвращать. Все это немного похоже на кино, правда?
— Да, похоже. На индийское. Ты Джимми. А я — «ача, ача».
Тимур улыбнулся:
— И теперь последнее. Совсем не связанное с предыдущим. Совсем. Можно?
— Можно.
— Будь моей женой.
Странно, но я даже не удивилась. Черная дорога стремительно вонзалась в ослепительно белые снежные поля, изогнувшиеся дугой горизонта, и в сиренево-синее небо без единого облачка. Невидимое солнце было где-то над нами, наверное, в своем низком зимнем зените.
— Не говори сразу, Дуся. Подумай.
— Хорошо.
— Может, поспишь?
— Хорошо.
Я заснула и спала глубоко, ровно и без снов.
Когда я проснулась, желтое солнце светило слева, нависая над посиневшими снегами. Тимур улыбнулся мне:
— Подъезжаем к Курилкам.
28. Возвращение прошлого
Зимний день давно уже перевалил через полдень. Часа через полтора начнет темнеть. Синяки теней растянулись на золотистом снегу. Было нехолодно, градусов пять-шесть ниже нуля. Толстые сизые голуби ходили на своих алых культяпках вокруг курилкинских помоек. Казалось, что они плюшевые и ходят испуганным строевым шагом, как разжиревшие генералы, которых вдруг заставили маршировать перед главнокомандующим.
Немного защемило: вот оно, мое прошлое. Мелькали знакомые и полузнакомые лица. Как всегда — много пьяных. Мигалки были сняты, но многие то ли с ленивым, то ли с недобрым интересом оглядывались на нас. Мы проехали мой бывший магазин. «У Дуни» было снято. Вот и правильно: нет больше той Дуни. Три мучительно кривых тополя. Облезлая зеленая палатка.
У палатки я увидела грузчика Петю. Он был явно уже хорош: покачиваясь, ворожил на мобильнике. Как всегда, наверное, играл.
— Останови, пожалуйста, Тимур.
Я вышла из машины и подошла к нему.
— Привет, Петь.
Петя посмотрел на меня пьяно-испуганно, потом по роже его расплылась ироничная ухмылка:
— А-а-а! Едокиванна!.. Откуда это вы к нам? В нашу помоечку-то… Из ваших-то столиц?..
— Ладно, Петь. Заехала вот, буквально на час. Вещи заберу — и к маме в Кресты.
— Так-так-так… На часок, значит. Это вы на этих вот тачаночках? — он мотнул головой на джипы и пошатнулся.
— Да.
— А там кто? — он словно в испуге присел, отдавая честь и вытянув лицо. — Товарищ Гайдар?