Полярис

– Почему вы смеетесь, Дженни?

– Да нет, ничего, – ответила я. – Я каждый раз встречаю интересного парня накануне отъезда.

Я выбрала такой тон, чтобы он понял: это не просто шутка.

Затем я снова перевела разговор на преподавание. Мы побеседовали о его любви к математике, о его обидах на студентов, неспособных понять изящество уравнений.

– Кажется, будто у них есть какое-то слепое пятно, – сказал он.

– Как давно вы на Тринити, Ханс? – спросила я.

– Шесть лет. Вместе со студенческими годами – десять.

– У меня тут преподает подруга. На литературном отделении.

– В самом деле? Кто? – заинтересовался он.

– Ее зовут Тери.

– Я ее знаю, – уклончиво ответил Ханс.

– Я хотела сделать ей сюрприз, но, похоже, она уехала.

Хансу принесли яичницу. Он попробовал, похвалил ее и откусил кусок тоста.

– Она покинула остров. Где она сейчас, я не знаю.

– То есть после аварии?

– Вы и про это знаете?

– Я знаю, что в океан упал скиммер. Ее ищет полиция. Предполагается, что она видела, как это случилось. – Я помолчала. – Надеюсь, с ней все в порядке.

– Я тоже. Подробности мне неизвестны, но, думаю, полиция считает, что она и есть виновница аварии.

– Я слышала о том же самом. Не верю ни единому слову.

– Как и я. – Он пожал плечами.

Кафе «У Салли» обслуживали роботы. Один из них снова наполнил мою чашку горячим шоколадом.

– Ханс, – сказала я, – мне кажется, что, когда я говорила с ней в последний раз, за несколько дней до аварии, у нее было что-то на уме.

Он пристально посмотрел мне в глаза. В его взгляде промелькнуло беспокойство.

– Мне тоже так показалось. В последнее время она выглядела слегка подавленной.

– А раньше отличалась неизменным оптимизмом.

– Знаю.

– Есть идеи насчет того, что могло случиться?

– Нет. Она мне ничего не говорила, а на вопросы отвечала, что с ней все в порядке.

– Угу. И мне тоже. Так в чем же дело?

Я пыталась говорить как можно небрежнее, изображая вместе с тем озабоченность. Не так-то просто, если твои актерские способности равны нулю.

– Не знаю, – ответил Ханс.

– И давно это началось?

Он немного подумал.

– Несколько недель назад. – Он издал горловой звук. – Надеюсь, с ней все в порядке.

Я хотела перевести разговор на «Полярис», но не знала, как лучше это сделать. Наконец я выпалила:

– В свое время она увлекалась всем, что связано с «Полярисом».

– А-а-а, с тем кораблем-призраком? Вот не знал. Она никогда об этом не говорила.

Я еще не закончила есть, но тем не менее отодвинула тарелку. То был сигнал Алексу, вооруженному проектором.

– Странная история, – сказала я и стала вспоминать множество случаев, когда Тери при всех интересовалась, что случилось с тем или иным участником экспедиции. Это продолжалось минуту или две.

Тем временем по тротуару, прямо на виду у Ханса, зашагал виртуальный Маркус Кирнан, созданный проектором Алекса. Конечно, Ханс не мог знать, что Кирнан – не настоящий. Виртуальный Кирнан остановился возле двери, изучая меню.

Ханс, сидевший прямо напротив окна, не мог не заметить Кирнана, но никак не показал, что узнал его, продолжая невозмутимо есть свой завтрак. Он явно не знал и никогда не видел Маркуса Кирнана.

Наконец Ханс ушел на занятия, а я вышла из кафе и зашагала по дорожке парка.

Алекс ждал меня. Он слышал весь разговор по моему каналу связи. Я описала ему свои впечатления. Он сидел, развалившись, и наблюдал за ребятишками, которые забавлялись на качелях под присмотром матерей. Мне показалось, что мы так и не узнали ничего существенного, кроме того, что Ваксман и Кирнан не были знакомы.

– Не уверен, – заметил Алекс.

– В чем? Что еще нового мы узнали?

– Он утверждает, что перемены в ее настроении начались несколько недель назад. Примерно в это же время разведка объявила, что выставит артефакты на аукцион.

Вечером я сидела дома и читала детектив. Тут позвонил Алекс.

– Я кое-что нашел в архивах, – сказал он.

Он переслал мне файлы, а сам остался на связи. Притушив свет, я надела очки виртуальной реальности и огляделась. Мы находились в помещении, облицованном деревянными панелями. Книжные полки вдоль стен, произведения боккарианского искусства, цветы, старомодная мебель. Толпа народу. Люди обнимались и обменивались рукопожатиями. Я узнала Даннингера и Уркварта.

– Где мы? – спросила я.

– Университет Карминделя, вечер перед отлетом «Поляриса».

Я увидела в углу Нэнси Уайт. И Мендосу. И Мэдди, которая расхаживала, словно богиня среди гигантов.

– Накануне отлета они устроили праздник для всех, кто имел отношение к «Полярису».

Мендоса о чем-то разговаривал с двумя женщинами.

– Та, что помоложе, – пояснил Алекс, – его дочь.

Джесс Тальяферро оживленно беседовал с мужчиной, по сравнению с которым он казался карликом – судя по всему, уроженцем Тьюпело, планеты с низкой гравитацией. Тальяферро искренне улыбался и кивал, явно пребывая в хорошем настроении. Одежда его вполне соответствовала обстоятельствам: голубой пиджак, белый воротничок, золотые пуговицы и застежки.

– Возле стола – Мартин Класснер.

Класснер сидел рядом с женщиной средних лет и маленькой девочкой, которая забавлялась с игрушечным скиммером, пытаясь посадить его Класснеру на руку. Похоже, он наслаждался всеобщим вниманием.

– Он был серьезно болен, – сказал Алекс. – Не знаю точно, чем именно.

– Синдром Бентвуда, – ответила я. По иронии судьбы, Класс неру предстояло путешествовать в компании двоих выдающихся ученых-нейрологов своего времени, но никто из них не мог ему помочь. Сейчас, конечно, синдром Бентвуда побежден – идешь в клинику, получаешь таблетку. Но тогда…

– Та женщина – Тесс, его жена. А девочка – внучка.

У Тесс был обеспокоенный вид. Среди небольшой группы у окна стоял Чек Боланд.

– Судя по подписи, все эти люди – с литературного факультета. Женщина в белом платье – Джейла Хорн, выдающийся эссеист своего времени.

– Никогда о ней не слышала.

– Тут говорится, что сейчас она почти забыта, ее читают лишь ученые. Она собиралась писать о столкновении, о Дельте К и усматривала множество аналогий между тем, что должно было случиться со звездой, и тем, как поступает институциональная власть с индивидуальной свободой. Или что-то в этом роде.