Полынь: Стихотворения и поэмы

2

С каждым днем становилось горше. Шли без митингов и знамен. В окруженье попал под Оршей Наш потрепанный батальон. Зинка нас повела в атаку, Мы пробились по черной ржи, По воронкам и буеракам Через смертные рубежи. Мы не ждали посмертной славы. Мы хотели со Славой жить. …Почему же в бинтах кровавых Светлокосый солдат лежит? Ее тело своей шинелью Укрывала я, зубы сжав. Белорусские ветры пели О рязанских глухих садах.

3

Знаешь, Зинка, я — против грусти, Но сегодня она не в счет. Где-то в яблочном захолустье Мама, мамка твоя живет. У меня есть друзья, любимый. У нее ты была одна. Пахнет в хате квашней и дымом, За порогом стоит весна. И старушка в цветастом платье У иконы свечу зажгла. …Я не знаю, как написать ей, Чтоб тебя она не ждала.

ШТРАФНОЙ БАТАЛЬОН

Дышит в лицо молдаванский вечер Хмелем осенних трав. Дробно, как будто цыганские плечи, Гибкий дрожит состав. Мечется степь — узорный, Желто-зеленый плат. Пляшут, поют платформы, Пляшет, поет штрафбат. Бледный майор расправляет плечи: — Хлопцы, пропьем Свой последний вечер! — Вечер. Дорожный щемящий вечер. Глух паровозный крик. Красное небо летит навстречу — Поезд идет в тупик…

«А я сорок третий встречала…»

А я сорок третий встречала В теплушке, несущейся в ад. Войной или спиртом качало В ночи добровольцев-солдат? Мы выпили, может быть, лишку, Все громче взрывался наш смех. Подстриженная «под мальчишку», Была я похожа на всех. Похожа на школьников тощих, Что стали бойцами в тот час. …Дымились деревни и рощи, Огонь в нашей печке погас. Взгрустнулось. Понятное дело — Ведь все-таки рядышком смерть… Я мальчиков этих жалела, Как могут лишь сестры жалеть.

«У матушки-земли в объятьи…»

У матушки-земли в объятьи, В грязи, на холоде, в огне Бойцы мечтали о санбате — О койке и о простыне. Не выбросить из песни слова: Трепались (если тишина) О сестрах, их жалеть готовых, Поскольку спишет все война… Как, после взрывов и разрывов, Побыв у смерти на краю, Солдаты радовались диву — Пожить в санбатовском раю! Но вот прошли недели — Странно: Еще закутанный в бинты, Еще с полузажнвшей раной Опять в окопы рвешься ты! Уже с сестричкой трали-вали Тебя не тешат, а томят. Порой случалось, что сбегали На костылях из рая в ад. И на пустое одеяло Упав беспомощно ничком, Тихонько слезы утирала Сестричка детским кулачком…

«Я курила недолго, давно — на войне…»

Я курила недолго, давно — на войне. (Мал кусочек той жизни, но дорог!) До сих пор почему-то вдруг слышится мне: «Друг, оставь „шестьдесят“ или „сорок“»! И нельзя отказаться — даешь докурить, Улыбаясь, болтаешь с бойцами. И какая-то новая крепкая нить Возникала тогда меж сердцами. А за тем, кто дымит, уже жадно следят, Не сумеет и он отказаться, Если кто-нибудь скажет: «Будь другом, солдат!»— И оставит не «сорок», так «двадцать». Было что-то берущее за душу в том, Как делились махрой на привале. Так делились потом и последним бинтом, За товарища жизнь отдавали… И в житейских боях я смогла устоять, Хоть бывало и больно, и тяжко, Потому что со мною делились опять, Как на фронте, последней затяжкой.

«На носилках, около сарая…»

На носилках, около сарая, На краю отбитого села, Санитарка шепчет, умирая: — Я еще, ребята, не жила… И бойцы вокруг нее толпятся И не могут ей в глаза смотреть: Восемнадцать — это восемнадцать, Но ко всем неумолима смерть… Через много лет в глазах любимой, Что в его глаза устремлены, Отблеск зарев, колыханье дыма Вдруг увидит ветеран войны. Вздрогнет он и отойдет к окошку, Закурить пытаясь на ходу. Подожди его, жена, немножко — В сорок первом он сейчас году. Там, где возле черного сарая, На краю отбитого села, Девочка лепечет, умирая: — Я еще, ребята, не жила…

ЕЛКА

На втором Белорусском еще продолжалось затишье, Шел к закату короткий последний декабрьский день. Сухарями в землянке хрустели голодные мыши, Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень. Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала. Показалось — конца не предвидится этой войне. Захотелось домой, поняла, что смертельно устала. (Виновато затишье — совсем не до грусти в огне!) Показалась могилой землянка в четыре наката. Умирала печурка. Под ватник забрался мороз… Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята: — Почему ты одна? И чего ты повесила нос? Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки. Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда? Прогревая моторы, ревели немецкие танки, Иногда минометы палили незнамо куда. А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу, То застыла не веря: пожарами освещена Горделиво и скромно красавица елка стояла! И откуда взялась среди чистого поля она? Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели, Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад… Рукавицею трогая лапы замерзшие ели, Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят. Дорогие мои д’артаньяны из ротной разведки! Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь! Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки… Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!» Контратака! Пробил санитарную сумку осколок, Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу… Сколько было потом новогодних сверкающих елок! Их забыла, а эту забыть до сих пор не могу…

«Мы идем с переднего края…»

Мы идем с переднего края, Утонула в грязи весна. Мама, где ты, моя родная? Измотала меня война. На дорогах, в гнилой воде Захлебнулись конские пасти. Только что мне до лошадей, До звериного их несчастья?..

ПРИНЦЕССА

Лицо заострила усталость, Глаза подчернила война, Но всем в эскадроне казалась Прекрасной принцессой она. Пускай у «принцессы» в косички Не банты — бинты вплетены, И ножки похожи на спички, И полы шинельки длинны! В палатке медпункта, у «трона», Толпились всегда усачи. «Принцессу» ту сам эскадронный Взбираться на лошадь учил. Да, сам легендарный комэска Почтительно стремя держал! Со всеми суровый и резкий, Лишь с нею шутил генерал. …А после поход долгожданный. Отчаянный рейд по тылам, И ветер — клубящийся, рваный, С железным дождем пополам. Тепло лошадиного крупа, Пожар в пролетевшем селе… Принцесса, она ж санинструктор, Как надо, держалась в седле. Она и не помнила время, Когда (много жизней назад!) Ей кто-то придерживал стремя, Пытался поймать ее взгляд. Давно уже все ухажеры Принцессу считали сестрой. …Шел полк через реки и горы — Стремительно тающий строй. Припомнят потом ветераны Свой рейд по глубоким тылам, И ветер — клубящийся, рваный, С железным дождем пополам. Тепло лошадиного крупа, Пожар в пролетевшем селе… Принцесса, она ж санинструктор, Вдруг резко качнулась в седле. Уже не увидела пламя, Уже не услышала взрыв. Лишь скрипнул комэска зубами, Коня на скаку осадив… В глуши безымянного леса Осталась она на века — Девчушка, дурнушка, принцесса, Сестра боевого полка.

БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ

Хочу, чтоб как можно спокойней и суше Рассказ мой о сверстницах был… Четырнадцать школьниц — певуний, болтушек — В глубокий забросили тыл. Когда они прыгали вниз с самолета В январском продрогшем Крыму, «Ой, мамочка!»— тоненько выдохнул кто-то В пустую свистящую тьму. Не смог побелевший пилот почему-то Сознанье вины превозмочь… А три парашюта, а три парашюта Совсем не раскрылись в ту ночь… Оставшихся ливня укрыла завеса, И несколько суток подряд В тревожной пустыне враждебного леса Они свой искали отряд. Случалось потом с партизанками всяко: Порою в крови и пыли Позли на опухших коленях в атаку — От голода встать не могли. И я понимаю, что в эти минуты Могла партизанкам помочь Лишь память о девушках, чьи парашюты Совсем не раскрылись в ту ночь… Бессмысленной гибели нету на свете — Сквозь годы, сквозь тучи беды Поныне подругам, что выжили, светят Три тихо сгоревших звезды…

«И опять мы поднимаем чарки…»

И опять мы поднимаем чарки За невозвратившихся назад… Пусть Могила Неизвестной Санитарки Есть пока лишь в памяти солдат. Тех солдат, которых выносили (Помнишь взрывы, деревень костры?) С поля боя девушки России,— Где ж могила Неизвестной Медсестры?

ВАНЬКА-ВЗВОДНЫЙ

Генералы, штабисты, подвиньтесь, Чтоб окопники были видны… Ванька-взводный — Малюсенький винтик В исполинской махине войны. Что бои, Что окопная мука?— Он солдат, он привык ко всему. Лишь к смертям не привык, Потому как, Умирая, тянулись к нему. Все тянулись к нему За защитой, Для бойцов Ванька-взводный был бог Бог в пилоточке, на ухо сбитой, В сапогах, отслуживших свой срок. Что герой, он и сам-то не ведал: «Мол; воюю, служу, как должон». Сделал больше других для Победы, Был за день до Победы сражен… Так помянем окопного бога. Что теперь нам сгодился б в сыны… Ванька-взводный!— Малюсенький болтик — Самый важный в махине войны.