Полынный мёд. Книга 1. Петля невозможного
Шрифт:
– Надеюсь, – вздохнул Алексей. – У меня мама, знаешь, какая нервная? С тех пор, как в Волопаевске вся эта чертовщина началась… гм… прости, в общем, она запрещала возвращаться мне сюда из Москвы. Ну а сама, сколько я ее не уговаривал, уезжать не хотела. Я ее понимаю, здесь отец похоронен, но ведь и о собственном здоровье надо думать. Тут пришельцы повадились табунами ходить к соседу, а для нее, представляешь, каково их видеть каждый день. Короче говоря, я оказался здесь. Бросил и престижную работу, и приличный заработок, и интересные перспективы.
– Я тоже свою мать любил, – вздохнул черт. –
– А вы разве не бессмертные? – удивился Алексей.
– Да ты что? Так бы ОН и допустил, чтобы мы вечными были. Представляешь, сколько бы нас развелось?
– Хорошо, а что после смерти с вами происходит? Куда ваши души попадают, если вы и так уже в аду?
– Ты что городишь? Какие у чертей души? У нас вместо души…
– Подожди, – опешил Алексей, – ты же недавно говорил, что вы не чурки деревянные, что вас тоже Бог создал.
– Ну, да, – пробормотал черт. – Все верно. Только про душу я наврал.
– Во, фрукт! – изумился Никулин. – И зачем тебе все это?
– Не знаю, – проблеял черт, – наверное, привычка такая…
Но тут в прихожей раздался звонок.
– Ты кого-то ждешь? – затравленно посмотрел на Алексея черт.
– Нет, – взвился с кресла Никулин. – Мать ведь, гады, разбудят!
И он рванулся прочь из комнаты.
На пороге стоял Витка Шубин и нагло улыбался.
– Ты что, вконец одурел? – опешил Алексей. – Знаешь, который час?
– Он у тебя, – не слушая однокашника, сказал Витька.
– Кто?
– Черт.
– Нет, ты положительно рехнулся? Какой черт?
– Ага, а глазки забегали, – зло ощерился Шубин. – Ну-ка…
И он бесцеремонно оттолкнув Никулина, ворвался в прихожую.
– Стой! – зашипел Алексей. – Мать разбудишь.
Но Витьку, похоже, сейчас мог остановить только бульдозер. В два прыжка он преодолел не очень-то длинный коридор и влетел в комнату. Алексей бросился следом и замер на пороге.
Черта в комнате не было, как не было и подноса с пустыми чашками. Даже «Фауст» стоял в шкафу на своем обычном месте.
«Конспиратор», – с уважением подумал о черте Алексей, но вслух сказал:
– Ну что, удовлетворил свое любопытство? А теперь выметайся, иначе схлопочешь.
– Да подожди ты, – как-то сразу скукожившись, пробормотал Витька. – Плохо мне что-то, дай отдышусь.
И он, не дожидаясь разрешения, плюхнулся в кресло, еще не успевшее остыть от волосатого зада Леонарда.
Алексей плотно закрыл за собой дверь и тоже присел.
На физиономии Шубина явно читалось сожаление о чем-то, уже почти положенном в карман, но неожиданно утерянном. Алексею это было понятно, но вот странными были оттенки облегчения, блуждающие в уголках витькиных губ и явно указывающие на тот факт, что что-то страшное у человека осталось позади. Будто он сбросил со своих плеч непомерный груз, и к тому же готов рассказать каждому встречному, как ему ловко удалось это проделать. Алексей не ошибся.
– Ты представляешь, – сказал Витька, – мы его уже почти зажали в угол, ума не приложу, куда он делся.
– Кто?
– Да черт же, черт побери!
– А-а-а. Так ты свою бредовую идею не оставил? –
хмыкнул Алексей.– Она не бредовая.
– А хочешь докажу?
И Алексей слово в слово пересказал слова Леонарда о кладах, которых физически в советское время быть не могло. Странные рассуждения черта о его деловых отношениях с Гермесом он, естественно, опустил.
Шубин долго искал дар речи, а когда нашел, тихо промямлил:
– Ты ж меня под корень подрубил, ты ж, можно сказать, на взлете меня подстрелил. Господи, сколько труда, сколько сил впустую положено… А что я Гоге скажу?
– Кстати, а где он?
– Домой пошел. Обиделся на меня. А я вдруг вспомнил, что когда мы возле дома черта зажали, только у тебя на кухне свет и горел, да балкон был нараспашку. Вот и решил проверить. Лучше б не делал этого.
– Знал бы где упал, соломки натаскал.
Витька зло ощерился, но спросил вполне миролюбиво:
– Слушай, а может, хоть один, самый завалящийся, но где-то есть?
– Кто?
– Ни кто, а что. Клад.
– Не думаю, – уверенно ответил Алексей.
– Господи, а как все хорошо начиналось. Классически, можно сказать, – застонал Шубин.
И его вдруг понесло. Брызгая слюной, он взахлеб начал рассказывать о своих приключениях, о первой в истории человечества охоте на черта, о своих мечтах, мыслях, о том, как законно, непременно законно, получит большую часть клада, о разработке немыслимой операции.
– Вот ты, к примеру, с чего бы начал? – неожиданно спросил он Алексея.
– В смысле? – не понял тот.
– Ловить как бы ты его стал? Способы знаешь? Небось изобретал бы велосипед.
– Зачем? Порылся бы в литературе, – невольно включился в игру Никулин, – наверняка есть какие-то методы.
– Грамотный, – почему-то недовольно пробурчал Витька. – Я, между прочим, к этой мысли тоже пришел. Только в отличие от тебя я не дурак самому в книгах копаться. Сунул в лапу одной грымзе из институтской библиотеки, и она через пару дней мне справочку подготовила – пальчики оближешь! И ссылки на авторов, и исторические примеры и даже какие-то цифры с формулами. Вот эту справку я вдоль и поперек изучил. До хрена, правда, не понял, но кое-что для себя вынес. Выходило, черти чаще всего любят сходки устраивать на перекрестках, колокольнях, в банях, омутах да старых заброшенных домах, особливо, если прежний хозяин того дома руки на себя наложил. Правда, были и другие зацепки, но я решил оставить их про запас. И знаешь, что самое обидное? Прежде чертей тьма-тьмущая по Волопаевску шарилось, а как понадобились – ни одного.
Мы с Гогой полдня на перекрестке Ленина и Крупской проторчали. Думали, место оживленное, значит там чертей скорее всего и увидим. Кого только не зрели: и инопланетян, и леших с кикиморами в обнимку, и татарчу во главе со своим джагуном. Даже Ивана Сусанина видели с поляками, ох, он и лапшу им на уши вешал, заслушаешься. Мы с Гогой едва сами за ним не увязались да, слава Богу, про клад вовремя вспомнили. А чертей, мать их за ногу, все нет и нет.
Короче говоря, отправились мы после обеда на колокольню, что при храме Спаса-Рукавички-Про-Запаса. Залезли, устроились в уголке, сидим, курим. А жарко там, как в аду. Солнце-то колоколенку насквозь простреливает, не укроешься.