Полюби меня до завтра
Шрифт:
Его мама.
Нет, не так.
Его мама, стоявшая у двери и сверкавшая, как начищенная монета.
– Женечка! – радостно воскликнула она. – Машечка! Как я рада, что всё-таки вас дождалась! Я думала, вы уже вернетесь с работы, когда я прибуду, но нет, тут никого не было!
Женщина стояла, окруженная тремя чемоданами, и выглядела как-то совершенно нетипично для себя.
– Мама, - осторожно уточнил Антонов, - а что это? Надеюсь, не три чемодана котлет? И ты не сама всё это тащила?
– Нет, что ты, милый, - махнула рукой она. – Еды совсем немного, я на скорую руку
– И что там?
– Как что? – удивилась женщина. – Мои вещи, конечно же!
Женя заморгал.
– А зачем тебе столько вещей?
– Ой! – улыбнулась Алевтина Петровна. – А папа тебе не звонил, не говорил, нет? Вот уж, бестолковое существо!
– Нет, - осторожно ответил Антонов. – Папа мне ничего не говорил. А что случилось?
– Достал он меня, - сообщила женщина. – Я так устала от всего этого, от его бестолковости, что просто сил больше нет. Мы с ним поссорились и решили, что нам надо отдохнуть друг от друга. Но он, ты же знаешь, дальше гаража не уползет. Потому мы решили, что я это время поживу у тебя! Машечка же будет не против, правда, Машечка? Посплю у вас на диване! Женя? Женюсик, что-то не так?
Судя по тому, как побагровел Женюсик, новость о мамином переезде была для него едва ли не прекраснее требования ходить на балет в качестве танцора. Я видела, как от гнева у него расширились зрачки, и поняла, что ещё секунда, и одной Жениной мамой на свете будет меньше.
– Эй! – я потрясла его за руку. – Женя! Женя, ау! – пришлось пощелкать пальцами у него перед глазами. – Женя! Может, мы все-таки откроем твоей матери дверь?
– Откроем! – кивнул Антонов. – Конечно, откроем! Надеюсь, маму не будет смущать рабочая обстановка, да?
Хотя ответила Алевтина Петровна – заверила, что ей вообще плевать на рабочую обстановку, - я прекрасно понимала, что вопрос предназначался мне.
Спать на диване не получится. И показывать его матери, что мы поссорились, не говоря уж о том, что мы на грани расставания, это последнее дело.
Я ещё не выжила из ума, чтобы такое сделать.
Она же нас замучит!
– Вот и хорошо, - заявила Алевтина Петровна, когда Женя наконец-то открыл дверь и, схватив первые два чемодана, направился внутрь. Я подхватила третий, решив не доверять груз пожилой женщине. – Я знаю, конечно, что Женечка мечтал жить подальше от мамочки…
Ну, это и неудивительно, учитывая её тиранические замашки.
– Но я ненадолго. Всего на месяцок. Или полтора, - срок с каждой фразой всё больше увеличивался. – Пока твой, Женечка, бестолковый папа не позвонит мне и не будет умолять поскорее вернуться домой! Боюсь, он и недели дома не выдержит…
– Боюсь, - в тон матери ответил Женя, - он может продержаться и подольше!
– Ну ведь ты будешь этому только рад, сыночка?
Никакой радости в лице сыночки лично я не заметила, но Антонов не разрешил себе вслух озвучить протест против материнского присутствия в его жизни. Очевидно, всё ещё не желал обижать маму, хоть она и с такой легкостью шла по головам, обустраиваясь в его квартире.
Я и оглянуться не успела,
как Алевтина Петровна, тщательно вымыв руки и попрыскав освежителем воздуха, который мы с Женей терпеть не могла, в гостиной, улетучилась на кухне. Было слышно, как скворчали на сковородке котлеты.И, судя по запаху, не только они.
Женя поймал меня за руку, притянул к себе и даже не прошептал, а скорее прошипел на ухо:
– Ты же понимаешь, что нам придется при маме изображать идеальную семью?
– Может быть, если тебе так претит эта мысль, лучше вообще сказать матери правду?
– Мне куда больше претит мысль, что меня возьмут за руку и потащат к какому-то психотерапевту, потому что мама заподозрит у меня какое-нибудь раздвоение личности. Или пойдет к очередной бабке-шептухе и будет выкатывать меня яйцами, а на тебя они дружно попытаются наложить проклятье, потому что ты Женюсика их обидела?
– Не надо на меня никакое проклятье накладывать! – возмутилась я. – Может быть, я вообще не против с тобой остаться!
– Вот пойди потом расскажи это маме, когда она правду узнает!
– Это не моя мама, - надулась я, - чтобы я ей что-то там рассказывала! Тебе надо, ты и рассказывай!
– Так мне и не надо!
– Ну так в чем проблема? – разозлилась я. – Тебе так противно спать со мной в одной постели, что ты даже в дурку со своей матерью сходить готов, абы только ко мне не прикасаться? Или…
Я могла наговорить ещё много плохого. Даже не так, я могла наговорить ещё очень много плохого, но Женя самым наглым образом не предоставил мне такую возможность. Он оборвал меня на полуслове и просто прекратил эту возмущенную тираду страстным поцелуем.
Была ли я в шоке? Да. И это если выражаться мягко. Потому что то, с какой страстью он терзал мои губы, крепко сжимая меня при этом в объятиях, точно не могло быть фальшивым, надуманным или сделанным только для того, чтобы доказать что-то своей мамочке. Я не настолько плохо знала Женю и не сомневалась в том, что между нами далеко не всё кончено, если он до сих пор вот так затыкает мне рот.
Первое, какое-то инертное желание – оттолкнуть Женю, - исчезло практически моментально. Я обвила его шею руками, прижалась к нему всем телом, позабыв на эти несколько секунд обо всем плохом, что мы успели друг о друге надумать и друг другу наговорить.
Даже запах котлет, активно выделявшийся где-то на фоне под аккомпанемент скворчащей сковороды, и тот потерял свое значение, пока мы растворились друг в друге и в этом поцелуе истинной любви. Как ужасно романтично…
И, как всякая ужасно романтичная вещь, закончилось всё очень быстро и прозаично.
– Женечка, Машечка, идите кушать! – послышался голос Алевтины Петровны, и мы с Женей отскочили в разные стороны, словно были совершенно чужими людьми.
– Это всё, - прошептал Антонов, - только ради мамы было!
– Ага, - кивнула я. – Конечно. Только ради мамы. Стала б я ещё просто так с тобой целоваться, гад паршивый!
И оба удалились на кухню, абсолютно довольные тем, как только что умело солгали друг другу в глаза.
Глава двадцатая