Полюшко-поле

«Полюшко-поле, полюшко, широко поле». — Кондрусеву на какой-то миг вспомнился кавалерийский эскадрон и звонкий запевала Алябушев. Давно это было… А вот так же плывут облака и так же настороженно, подобно конармейцам, всматриваются в дымное поле танкисты. Полюшко-поле…

Залпы танковых пушек заставили Кондрусева мгновенно вернуться к действительности. Комкор видел теперь только одну ленту шоссейки, где горела броня и с каким-то пронзительным визгом летели снаряды. Там узким, но довольно плотным клином шли в атаку вражеские танки. На серых башнях отчетливо виднелись черные кресты с белой окантовкой.

Навстречу приземистым немецким танкам T-III уверенно выходили тридцатьчетверки. Они прикрывали шоссе.

«Десять против пятидесяти!» — Комкор надеялся на новые танки, но он еще не видел их в бою и с тревогой ждал этой неравной дуэли.

Кондрусев заметил: противник на ходу перестраивал свой боевой порядок. Из кустов на обочины выползали танки, и теперь вместо узкого клина двигался ромб.

На шоссе вспыхнул встречный бой. Его огненные вихри ворвались в ближайшие перелески, пронеслись по полям и зашумели в зелено-желтых хлебах. Кондрусев знал: враг на этом направлении имел пять пехотных дивизий и двести танков. Эскадры «юнкерсов» хозяйничали в небе и беспрерывной бомбежкой старались сковать ударную силу мехкорпуса. И все же эта неожиданная встречная сила заставила фашистский стальной ромб остановиться и заполнить эфир истошными радиовоплями: «Большие потери от русских танков! Внимание! Появились машины неизвестных марок! Мы вынуждены отступать! Вызывайте бомбардировщики! Немедленно! Торопитесь!»

А в это время под Радеховом с гребня высотки командир левофлангового мехкорпуса генерал Карпезо следил за атакой своих танкистов. На развилке шоссейных дорог они громили широкий танковый клин врага.

…Вечером в штабе Юго-Западного фронта собрались члены Военного совета обсудить итоги дня. Пуркаев сделал короткий обзор боевых действий.

После обмена мнениями Кирпонос сказал:

— К сожалению, удар двух наших мехкорпусов не достиг намеченной цели — срезать вражеский клин не удалось. Но геройские усилия танкистов Кондрусева и Карпезо не пропали даром: северная группировка гитлеровцев приостановила наступление, а южная резко замедлила. — Кирпонос закурил свою любимую «Герцеговину флор». Без папиросы он просто не мог обойтись и продолжал: — Обстановка требует от нас улучшить управление войсками. Я решил создать оперативную группу во главе с моим первым заместителем генерал-лейтенантом Ивановым. Ему поручаю установить надежную связь с армией Потапова.

Пуркаев одобрительно кивнул:

— Подходят новые корпуса. Координация действий необходима.

— Помните, товарищ Иванов, — наставлял своего заместителя Кирпонос, резко взмахивая рукой. — Боеприпасы, горючее, продовольствие и незыблемая связь. На севере мы сумели остановить немцев. Это вселяет надежду на большее.

…Наступил четвертый день войны. После временной остановки на севере танковая группа Клейста перешла в наступление. Над шоссе цепью повисли «юнкерсы». Вдоль асфальтовой дороги двинулся танковый ромб. Вдоль проселочной — пополз узкий танковый клин и по хлебным полям — широкий. Все вперед и вперед, на Луцк и на Дубно.

Кирпонос старался ударами фронтовой авиации помочь нашим мехкорпусам остановить танковую армаду Клейста, но преградить путь немецким моторизованным колоннам не удалось.

Потеря Дубно и Луцка заставила Кирпоноса снова крепко задуматься над картой сражения. Между смежными флангами Пятой и Шестой армий образовался разрыв в семьдесят километров.

Наступая на Ровно, танковая группа Клейста глубоко охватывала наши войска, которые упорно оборонялись западнее Львова. Вспомогательный удар противника на Тернополь мог отрезать их от главных сил. Кирпонос понимал и основную опасность: крупные подвижные объединения Клейста вырвались на главную магистраль и дерзкий бросок — прорыв на Киев — поставил бы весь Юго-Западный фронт перед катастрофой.

Быстрые действия врага не сломили воли Кирпоноса. Он не растерялся, не пал духом и не утратил веры в победу. Он продолжал со своим штабом подтягивать резервные корпуса и готовился к решающей битве.

А танки с черно-белыми крестами приближались к Ровно. Всякое промедление с контрударом грозило Кирпоносу сдачей города с важным узлом дорог, после чего Клейст получал оперативную свободу.

В жаркое июньское утро без артиллерийской подготовки и авиационного прикрытия командиры мехкорпусов Рябышев, Рокоссовский и Фекленко вынуждены были атаковать танковую группу Клейста. Под Луцком, Дубно и Бродами зарокотали моторами две тысячи боевых машин и загремел еще невиданный по своему размаху и ожесточению встречный танковый бой.

После ускоренного четырехсоткилометрового марша прямо с ходу повел в атаку на Берестечко своих танкистов генерал Рябышев…

В кабинет командующего Пуркаев принес ободряющее известие:

— Рябышев продвинулся на пятнадцать километров. Гитлеровские гренадеры оставляют на поле убитых и раненых, бросают оружие и бегут с криком: «Русские танки прорвались!»

— Вы порадовали меня. Что там у Рокоссовского и Фекленко?

— Рокоссовский разгромил передовые отряды двух танковых дивизий группы Клейста. Главными силами он выходит на реку Стырь.

— Так… Хорошо!

— Фекленко уничтожил сто пять танков и развивает атаку на Дубно.

— А вот Карпезо тревожит, — заметил командующий. — Его корпус отразил атаку четырех немецких дивизий, потом попытался перейти в наступление одновременно с танкистами Рябышева, но продвижения у нас под Радеховом пока нет.

Весь день Кирпонос с неослабевающим вниманием следил за ходом огромной битвы. Его механизированные корпуса дрались самоотверженно. На главных направлениях они били превосходящего по численности противника, но продвигались слишком медленно, и командующий понял: он должен искать иное оперативное решение.

Вечером Кирпонос передвинул на карте флажки. Корпус Рокоссовского вышел на реку Стырь. Фекленко был под стенами Дубно. Рябышев на окраине Берестечко.

«Как поступить? Что делать? — мучительно думал Кирпонос. — Наступать дальше или срочно переходить к обороне? Что же принес контрудар? Да, он несомненно спутал планы немецкого командования. Клейст не вырвался на оперативный простор. Однако внезапного удара не получилось. Гитлеровцы понесли значительные потери, и все же они не разгромлены. Пленные показывают, что у Клейста есть крупные резервы, и завтра они подойдут. Надо решать!..»

Долго курил в раздумье Кирпонос, не отрывая взгляда от карты. Наконец он сказал:

— Как ни тяжело, но я вижу, что контрудары не приносят желаемого результата, они не могут изменить обстановки. Я решил прекратить атаки и перейти к обороне. — Командующий встал и окинул взглядом карту. — Дальнейший замысел: на рубеже рек Стоход и Стырь и далее — городов Дубно, Кременец, Золочев тремя стрелковыми корпусами, которые подходят из тыла, мы занимаем оборону, отводим мехкорпуса и готовим их к общему контрнаступлению.

— Я согласен с вами, Михаил Петрович, — сказал Пуркаев. — Да, нам необходимо перейти к обороне. Но где? На каком рубеже теперь встретить немцев? Сейчас я вижу только одно верное решение: отход на старую границу. Там мы используем пограничные укрепления, создадим глубоко эшелонированную оборону, измотаем и остановим врага.

— На старую границу?

— Да, Михаил Петрович, на старую. Глубина отхода решит многое. Враг подвижен и упреждает нас.

— Вы правы, — после долгого молчания сказал Кирпонос. — Пойдемте, Максим Алексеевич, в аппаратную… Доложим Верховному.