Помни

— Не хочу, чтобы ты подумала, будто я вмешиваюсь в твою жизнь, Ники, — тихо сказал он, ласково кладя ей руку на плечо. — Но я знаю Чарльза уже несколько лет и должен тебе сказать, что он притча во языцех. И в отношениях с женщинами привык добиваться своего.

— Могу себе представить, папочка. — Ники заглянула в его глаза, такие же голубые, как и ее собственные, и тут же заметила в них беспокойство. — Ну что ты, папуля, не волнуйся. Я смогу постоять за себя. — Она рассмеялась и чмокнула его в щеку. — Не забывай, что я тертый журналист, а еще я независимая, задиристая и на многое способная женщина — словом, такая, какой ты меня вырастил.

Эндрю Уэллс кивнул.

— Конечно, ангел мой, мы с матерью старались воспитать в тебе лучшие качества, включая смелость. Я знаю, что ты сможешь за себя постоять, если что. Твоя служба приучила тебя к опасности. Но это не работа, а Чарльз Деверо — мужчина особого рода. Он воспитанник Итона и Оксфорда, он символ британских устоев, аристократ до мозга костей, у него знатные предки и безупречное прошлое. Не забывай, его дед был пэром, его дядя — граф, а мать обладает собственным дворянским титулом.

— Я что-то не возьму в толк, папочка, к чему ты клонишь.

— Британская аристократия — совершенно особый мир, самодовольный и замкнутый, сторонящийся чужаков. Для большинства он закрыт.

Ники расхохоталась.

— Боже мой, и это говорит мой отец, Эндрю Уэллс. Уж не боишься ли ты, что кто-то скажет, будто я, видите ли, не пара Чарльзу Деверо оттого, что я американка?

Эндрю Уэллс рассмеялся.

— Не совсем. Что касается меня, то я-то как раз считаю, что ты пара любому, моя девочка. Быть может, ты даже слишком хороша для большинства мужчин.

— Ты рассуждаешь как настоящий, преданный и любящий отец.

— Я просто хотел тебе сказать, что он — человек из другого мира. Я хотел предостеречь тебя, объяснить тебе, что, как сказал мне однажды Филип, Чарльз немного повеса. Только и всего.

— Пап, ну уж с этим я как-нибудь справлюсь. Честно, справлюсь.

— Знаю. И все же будь осторожна.

— Ага. А еще я должна смотреть в оба, точь-в-точь как вы меня учили, когда я была маленькой. Смотри в оба и будь осторожна, Ник. Именно так я всегда и поступала, папа, и никогда не забывала твоих советов, — сказала в заключение Ники с легкой усмешкой.

Эндрю Уэллс привлек ее к себе.

— Ты лучше всех. Я дорожу тобой как зеницей ока. Я всего лишь хочу, чтобы ты не страдала понапрасну. Что ж, спокойной ночи, дорогая.

Ники и Чарльз провели вместе всю субботу. Они многое узнали друг о друге, пока катались вокруг Пулленбрука на его „лендровере". Ники поняла, что Чарльз хорошо образован, много знает, разбирается в мировой политике, а также умен и эрудирован. Она чувствовала, что он ей нравится как человек, а не только как мужчина.

В субботу вечером Анна давала званый ужин, на который были приглашены несколько соседских супружеских пар; вечер удался на славу. И снова Чарльз усердно ухаживал за ней и, казалось, совершенно не обращал внимания на гостей, приглашенных матерью. Ники тоже общалась только с ним, хотя держала себя немного прохладнее, чем он, так как постоянно чувствовала на себе взгляд отца.

Отправляясь спать, она ликовала, плыла по воздуху от счастья. Раздевшись, она села на диванчик у окна и стала мечтательно оглядывать залитые лунным светом окрестности. Она думала о Чарльзе. Неожиданно раздался легкий стук в дверь. Она открыла и совсем не удивилась, увидев на пороге Чарльза. Не говоря ни слова, он быстро вошел в комнату, закрыл за собой дверь и прислонился к ней.

— Прошу простить за вторжение в столь поздний час, — сказал он.— Я не мог заснуть. Мне необходимо было увидеть вас хоть на миг.

Он шагнул вперед, взял ее за руку и притянул к себе.

— У меня возникло совершенно неодолимое, отчаянное желание поцеловать вас и пожелать доброй ночи. — Он посмотрел на нее в упор и молча улыбнулся. Затем жадно поцеловал в губы. Ее руки обвили его шею, и он тут же привлек ее к себе еще ближе. Немного погодя он ослабил объятия и прошептал, не отрывая губ от ее волос:

— Я хочу любить тебя, Ники. Позволь мне остаться с тобой в эту ночь, не прогоняй меня.

Она молчала.

Он поцеловал ее снова, еще более страстно, чем прежде, и ей ничего не оставалось, как ответить на поцелуй и прижаться к нему.

— Дорогая моя, — сказал он и провел губами по ее щеке. — Позволь мне остаться.

— Ведь я тебя совсем не знаю, — начала было Ники, но замолкла в нерешительности. Она была обескуражена и испугана. Чарльз Деверо возымел над ней власть. Он ошеломлял ее, и Ники вдруг поняла, что он легко может опустошить и уничтожить ее.

Чарльз взял ее лицо в свои ладони и заглянул в самую глубину ее глаз.

— О, Ники, Ники, — ласково прошептал он. — Хватит играть в эти глупые игры. Мы взрослые, вполне зрелые, разумные люди. — Его губы вновь тронула легкая улыбка, и он добавил: — Скажи честно, ведь не думаешь же ты, что узнаешь меня лучше день спустя? Какая разница, станем ли мы любовниками этой ночью или же подождем до понедельника? — Губы его приблизились, и он поцеловал Ники долго и крепко, а потом отпустил, оставив стоять на середине комнаты.

Повернувшись, он подошел к двери и запер ее. На обратном пути снял с себя шелковый халат и кинул его на кресло, а затем стал расстегивать пижаму. Стоя перед ней, он произнес низким, чувственным голосом:

— Ты прекрасно знаешь, Ники, что хочешь меня так же, как я хочу тебя. У тебя все на лице написано. — И, не смущаясь ее молчанием, уверенный в себе, полный самообладания, он взял ее за руку и повел к кровати под балдахином.

Сидя на скамейке, Ники выпрямилась и вытащила из кармана очки от солнца. Надевая их, она почувствовала, что ее щеки влажны, и вздрогнула при мысли, что плачет. Не хватит ли ей лить слезы по Чарльзу Деверо? Разве не выплакала она их несколько лет назад?