Помни
Шрифт:
— О, пардон, — воскликнула она, налетая на одного из них.
— Ничего, мадемуазель, — ответил человек и обернулся.
У Ники потемнело в глазах — перед ней стоял Чарльз Деверо.
— Боже мой!
Шагнув к ней, Чарльз схватил ее за руку и затолкнул в машину, ожидавшую у тротуара.
— Бернар, Хаджи, оревуар, — крикнул он и сел следом.
— Что происходит, куда ты меня везешь, Чар...
— Тихо, — шепнул он, оборвав ее. — Ни слова больше.
36
Они стояли друг против
— Ради Бога скажи мне, что ты делаешь в таком захолустье, как Бельвилль? — спросил Чарльз. — Я глазам своим не поверил, когда увидел тебя. Что ты здесь делаешь?
— Прежде чем я отвечу на твои вопросы, — закричала Ники, — хотелось бы задать парочку своих!
Он кивнул.
— Хорошо. Я отвечу, если смогу.
— Сначала, ты заталкиваешь меня в машину, которая несется по Парижу, сворачивает на какую-то улицу, названия которой я не успеваю рассмотреть, а потом тащишь меня в этот дом. У меня нет ни малейшего представления, где я нахожусь. Где мы, могу я узнать?!
— Это квартира на улице Жоржа Берже, северо-восточнее Триумфальной арки, за парком Монсо, рядом с бульваром де Курсель.
— Почему ты запихнул меня в машину?
— Я не знал, что ты можешь сказать от неожиданности. Проще было привезти тебя сюда. А теперь говори, почему ты здесь. Бельвилль не самое лучшее место в городе. Ты что, готовишь репортаж? Интервьюируешь местных жителей?
— Нет, а что ты вообще имеешь в виду? Здесь и правда есть о чем рассказать?
Чарльз пожал плечами.
— Откуда мне знать.
— Но ведь ты первый об этом заговорил!
— Потому что я представить себе не могу, что привело тебя сюда, только и всего. Это арабский квартал, тут полно иммигрантов из Северной Африки. Впрочем, ты должна была знать это и без меня.
— Я навещала Марию-Терезу Буре, француженку, которая меня нянчила, когда я была маленькой. Я как-то рассказывала тебе о ней.
— Что-то припоминаю.
— Она переехала в Бельвилль, потому что ее друг живет здесь. Они решили быть вместе.
— Он что, марокканец, тунисец, алжирец?
— Не знаю, я его никогда не видела. — Ники тотчас вспомнила кускус, который на прошлой неделе Мария-Тереза заказывала на обед из ресторана под названием „Танжир". Она воскликнула: — А тот ресторан, из которого ты выходил, он североафриканский, так?
— Марокканский.
— Почему ты привез меня сюда? — опять принялась за свое Ники.
— Не хотелось разговаривать посреди улицы.
— А нам есть о чем разговаривать? — Она пристально посмотрела на Чарльза и добавила: — Ты мог бы мне доверять. Я бы тебя не предала. В Мадриде я дала тебе честное слово. Вот видишь, тебе не было необходимости умирать вторично.
— Ты ошибаешься. Я полностью доверяю тебе, Ники.
— Все думают, что ты был на том маленьком частном самолете, который взорвался в Мадриде на прошлой неделе. Мне сказали, что ты погиб в результате взрыва.
Пораженный заявлением Ники, Чарльз метнул на нее острый взгляд.
— Кто сказал тебе о самолете?
— Филип Ролингс.
Он заглянул ей прямо в глаза.
— Ты виделась с Филипом?
— Да. На этой неделе я летала в Лондон.
В понедельник. Я ездила навещать твою мать, она была буквально раздавлена. Она стала сомневаться в том, что ты покончил жизнь самоубийством. Я приехала к ней обедать. Хотела убедить ее, что тебя нет в живых...— Почему она стала сомневаться?
— Из-за фотографий. Тех, с телеэкрана. Твоих фотографий.
— Ясно. Продолжай.
— Я разговаривала с ней около часа, и мне удалось наконец убедить ее, что ты мертв. И тут явился Филип. Он и сказал нам о том, что ты погиб, и объяснил твоей матери, что я была права. — Ники повторила рассказ Филипа, но не стала упоминать Фрэнка Литтлтона.
Когда она закончила, Чарльз кивнул и задумался.
— Полагаю, что Филип узнал о взрыве самолета от старого приятеля в разведке. Я знаю все о британских устоях и узах дружбы между выпускниками элитарных учебных заведений. — Показав на кресла, Чарльз сказал: — Давай присядем. Так, думаю, нам будет удобнее.
Когда они сели, он продолжил:
— Ты ошибаешься, считая, что я разыграл свою гибель, взорвав самолет. Если честно, я действительно должен был быть там, если бы не перемена в планах в самую последнюю минуту. Мне понадобилось задержаться в Мадриде — дела. И поскольку освободилось место — мое место, — его занял Хавьер. Самолет направлялся в Гибралтар, там живет его сестра. Он хотел погостить у нее в выходные.
— И ты подозреваешь, что самолет взорвали? Что кто-то пытался убить тебя?
— Не подозреваю. Я знаю, что это так.
— Кто?
— Не уверен, хотя предположения имею.
— „Моссад"?
Чарльз нахмурился.
— Почему ты говоришь об израильской разведке?
— Филип сказал, что это они могли взорвать „Фалькон", что они охотятся за тобой.
Чарльз промолчал.
— Я ничего не сказала твоей матери и Филипу. И даже не упомянула, что мы виделись с тобой в Мадриде. Была очень осторожна во всем, что говорила и делала. — Ники глубоко вздохнула. — И знаешь, я думала, что ты жив. Верила в это. Чувствовала, что ты не погиб. Так что навредить тебе, поставить под угрозу твою жизнь, я никак не могла.
Чарльз по-прежнему молчал.
— Филип сообщил одну странную новость, — торопливо продолжала Ники.
— Какую именно? — Чарльз вскинул бровь.
— Он сказал, что человек, который сообщил ему в понедельник о происшествии в Мадриде — о твоей гибели, я имею в виду, — полагает, что ты террорист.
Чарльз не шелохнулся. Лицо его снова стало задумчивым. Наконец он посмотрел на Ники в упор и произнес:
— Тот, кто для одних террорист, для других — борец за свободу.
Ники покачала головой.
— Извини, конечно, но я не понимаю, к чему ты клонишь.
— Все зависит от точки зрения, не так ли?
— Так вот оно что. — Ники долго смотрела на Чарльза, потом произнесла: — То есть ты хочешь сказать, что ты и вправду террорист?
— Ну конечно же, я не террорист!
— Ты британский агент, который ушел на нелегальное положение, — с облегчением воскликнула Ники. — Ты проник в террористическую организацию на Ближнем Востоке. Так?
— Нет, не так.
— И ты не британский агент?