Помолись за нас...

И я осознавала, что нужно делать, понимала, для чего на самом деле вернулась, но от этого не было легче. Дыру в сердце необходимо было закрыть, нужен был кто-то, кто смог бы обнять, кто не стал бы лезть дальше, чем нужно, и я знала лишь одного человека, подходящего под данное описание.

– Простите, у вас свободно?

Писатель вздрагивает, изумленно поднимает голову, карие глаза, кажется, увеличиваются раза в два, несколько раз он пытается что-то сказать, но из глотки ни звука, бедолага сидит и, словно рыба на суше, непонятно зачем ловит ртом воздух.

– Венди?! – наконец прочистив горло.

– Тут свободно? – как ни в чем не бывало улыбаюсь, кивая на соседнее место. Натан хмурится, поправляет очки и едва заметно кивает, продолжая пялиться на меня, как на восьмое чудо света.

Уймись, писака, мне почти противно, я сама до конца не верю, что внезапно стала нуждаться в тебе.

– Где ты была?! Почему не отвечала на звонки?! Мы с Норой чуть с ума не…

– Тсссс! – подмигнув, прикладываю палец к губам и делаю глоток из своей чашки.

– Вы приезжий? Я не видела вас тут раньше. – стараясь припомнить наш первый диалог, фактически цитирую себя же.

А Скил продолжает таращиться, кажется, вновь потеряв дар речи.

– Что ты делаешь, Венди? – писатель отодвигает ноутбук и пытается заглянуть в глаза, но, поймав взгляд, вздрагивает и отворачивается, словно увидел там совсем не то, что хотел.

– Мисс Бэйт, – поправляю мужчину, продолжая попивать капучино, – вы поклонник Натаниэля Скила? – кивок в сторону лежащей на краю стола книги.

Натан вздыхает, трет переносицу, поправляет очки, и я почти физически чувствую его замешательство.

– Я и есть Натаниэль Скил.

– О, да бросьте, – слегка поддавшись вперед, – это же скучно, вы только что сломали всю интригу.

– Что ты делаешь, Венди? – щурится, явно давая понять - моя игра ему не в радость, и от этого его почти что жаль.

– «Вся твоя жизнь –иллюзия,» - встревает альтер-эго, - «вокруг сплошной обман, и я почти мечтаю увидеть, как ты сломаешься, когда поймешь какое место действительно здесь занимаешь».

– Пытаюсь привлечь внимание понравившегося мне мужчины. – невинно похлопывая ресницами, наблюдаю как щеки писателя покрылись румянцем, выставляя все чувства напоказ.

– Ты считаешь это нормальным? – мужчина резко поднимается из-за стола и нависает надо мной, словно пытаясь произвести впечатление буйного самца, на деле же больше походя на внезапно оборзевшего кролика. –Месяц, Бэйт! Ты просто исчезла на целый месяц ни слуху, ни духу! Никто ничего не знал! Да мы с Норой чуть с ума не сошли! Мы даже не знали жива ли ты, ведь этот мудак…

– Этот мудак? – смех сдерживать сил больше не было, откинувшись на спинку дивана я откровенно начала хохотать.

Слышал, Кай? Только что даже мистер_порядочность _Скил официально приписал тебе звание мудака.

– Что он сделал с тобой?

Один удар сердца с такой с силой, что едва не проломило ребра, и смеха как не бывало. Выпрямляюсь и смотрю на Натана, он, кажется, понимает, что задел нежеланную тему, но отступать не собирается.

– Ничего. – поднимаюсь из-за стола, протаранив писателя плечом, он несколько секунд не двигается, так и стоит, тупо пялясь туда, где сидела я.

Ничего.

Просто все вернулось на свои места, просто гребанный вампир заставил меня увидеть иную вселенную, просто вновь была сломана, и вновь собрана по кусочкам.

– Стой! – слишком быстро пальцы сжимают локоть, слишком резко разворачивают и вжимают в мужскую грудь, слишком нежно руки скользят по спине, слишком отчаянно звучит где-то возле уха шепот.
– Прости.

– Его больше нет.
– тяжело вздыхаю и, поддавшись, утыкаюсь носом в плечо мужчины, вдыхая такой чужой запах печенных яблок.
– Ему нет места в моей жизни, как и мне в его. Я вернулась сюда ради тебя… – ощущаю, как вздрагивает его тело, как руки сильнее прижимают, не позволяя сдвинуться. Но иллюзия необходимости на деле была лишь попыткой спрятать лицо, на котором, наверняка, вновь можно было прочесть все эмоции.

– Я не понимаю… – вновь раздается шепот.

– Я хочу начать новую главу, поставить точку в старой и больше никогда к ней не возвращаться, – удается немного отстраниться и заглянуть в карие глаза, – я хочу оставить все произошедшее между нами позади и начать сначала.

Он тщательно вглядывается в мое лицо, ища подвох, намек на розыгрыш, но эта маска идеальна и лазеек в ней не найти, а слова, кажется, внезапно утратили смысл, иначе как еще объяснить затянувшееся молчание?

И да, где-то там, на дне, шкрябала совесть, молила меня прекратить, но альтер-эго беспощадно затягивало на ней оковы:

– «Действуй, девочка, действуй, потому что тебе это надо, действуй, потому что только это спасет тебя».

– Ты нужен мне, Натаниэль Скил, – обхватываю его лицо ладонями и, привстав на носочки, замерев в нескольких миллиметрах от его лица, шепчу прямо в губы, - я нуждаюсь в тебе.

В глазах цвета крепко чая так много боли, опасения, недоверия.

Он знал, конечно же знал, что сейчас является не более чем заменой Кая, но кому это важно? Зачем об этом думать? Просто дай мне то, в чем я нуждаюсь, просто заставь забыть о нем.

Преодолев последнее, столь незначительно расстояние между нами, наконец касаюсь губ и, крепко зажмурив глаза, жду его ответа.

Теперь выбор за тобой, Скил.

И через несколько секунд, когда я уже почти отчаялась, когда была на грани очередной бездны, он целует меня в ответ.

Но поцелуй не несет надежды, не сияет светом в конце туннеля, наоборот, толкает и тянет дальше во тьму, и я следую, знаю, по другому никак, рожденному ползать летать не дано.

Увы так бывает, наша жизнь не сказка, здесь любовь не вернет чудовищу человечность, тут никто не обещает счастливый конец, а цитата “и жили они долго и счастливо” вызывает лишь смех.

Наш мир искалечен, сожжен и убит, никто не получит того, что желает, но мы выживаем, вот так, понемногу, убивая себя и тех, кто по сути мог бы быть дорог, мы отвыкли от чудес, и те просто исчезли.

Нелюбимые с нелюбимыми - тошнотворный парадокс, отчаянные попытки спастись и плевать, что на деле ты просто тянешь кого-то за собой на дно.

В конечном итоге, ты просто устаешь, устаешь от жизни, от чувств, от окружающих тебя людей, и уже все равно с кем ты, где ты, как ты, лишь бы было хоть какое-то доказательство жизни, лишь бы кто-то смотря в глаза мог внушить, что ты все еще можешь быть кому-то нужной.