Помощница по вызову

Она рот открывает, да.

Но в этот момент мой телефон звонит снова.

Смотрю.

Я терпеть не могу незнакомые номера. На экране цифры вместо имени несут или опасность, или предложение сходить на бесплатный массаж лица. А всем известно - туда зайдешь и не выйдешь, пока не купишь косметику на миллион. Не выпустят.

Но сейчас я буду рада даже магазину в телефоне и “уникальным предложениям по кредиту”. Лишь бы отвернуться от Марьяны Бешеной.

– Алло!
– почти кричу.

И чувствую, как крик замирает, а меня попеременно холодной и горячей волной окатывает.

– Искр-ра-а...

Его голос я сразу узнаю. Хотя никогда по телефону Позднякова не слышала. И хорошо, что не слышала - так он оказывается непозволительно близко. Будто рядом сидит и мое имя тянет. Глубоко, вибрирующе, чтобы до нутра - и по венам растечься.

Всего одно слово, и я снова выбываю из этой реальности. Не задаюсь вопросом, как и почему мне звонит Поздняков, хотя он вообще не должен мне звонить. Не положено. Пугаюсь этого звонка и своего имени, прокатанного по языку мужскому. Так, что во рту пересыхает, конечности сводит.

Позвонил мне… Сам!

Что бы сделала нормальная двадцатичетырехлетняя женщина?

Поздоровалась и спросила, по какому поводу набрал. Спокойно и уверенно… даже не так, с ноткой холодного недоумения.

Что делаю я?

Забываю о нашем с Гелькой решении, что я больше не дура, а Снежная Королева. Недоступная. Всех неугодных в стенку из льда заковывающая. Забываю, что я по возрасту все-таки ближе к нормальным женщинам, а не к малолеткам психованым. И... в ужасе сбрасываю звонок. Еще и телефон в карман прячу, застежку на кармане застегиваю. Чтоб не пробрался. Ни голосом… ни собой. Потому что я не забываю - Марьяна все еще рядом, мы стоим в пробке, и выбраться отсюда, не ответив на миллион вопросов и не услышав миллион гадостей, не удасться. Потому не могу я сейчас ответить.

Я рядом с Поздняковым - как выяснилось, с его голосом тоже - не могу ни думать, ни дышать. Ничем хорошим такое не заканчивается. Нельзя говорить с ним, когда сестра и мама рядом. Это - моё. Даже в таком виде. И с ними я не поделюсь. Слабостью своей очередной тоже не поделюсь. Нельзя чтобы видели, как не могу я совладать со своим глупым сердцем. Оно, кажется, в пятках колотится. Хотя приказано ему было забыть об этом человеке. Потому что он - циничная льдышка. Людей ни во что не ставит. Ужасный он. И вообще… ест на завтрак девственниц и закусывает на обед редакторами.

Не могу с ним разговаривать, да.

Но хочу ка-ак…

– Высади меня.

– То есть после того, что ты мне наговорила, собираешься просто сбежать?
– шипит Марьяна. И мамины лепетания тут же подхватывают это шипение. Но я отмечаю это вскользь. Фоном. Так меня пришибло звонком. Зато мой голос - громкий, немного каркающий.

– Прижмись к обочине и высади. Иначе я просто открою сейчас эту дверь - будешь ты в этот момент ехать или нет - и выйду.

Ошеломленное двойное молчание.

А потом, сквозь стиснутые зубы, выруливая резко вправо:

– Ты ненормальная вообще! Да иди куда хочешь, тоже мне...

Я ведь и правда готова выйти - так все достало. Выскакиваю, прижимая к себе свои вещи, не прощаясь. На тротуар перебираюсь, в тень домов. Дышу холодным, загазованным воздухом - глубоко дышу. В надежде что холод прочистит мне мозги, а гадость, разлитая в нем, вытравит то, что поселилось внутри меня.

Не помогает.

Но я хотя бы успокаиваюсь. Успокаиваюсь же?

Еще немного…

И перезваниваю. Отрепетировав раз сто, как я скажу: “Здравствуйте, Владлен Матвеевич, прошу прощения, что не смогла говорить”

Черт, он же не любит, когда к нему Владлен обращаются - видела как морщился на одном из интервью...

– Здравствуйте… простите… Влад Матвеич, я… - получается в итоге. Как бы ни репетировала, поверить, что он ответил на звонок все еще сложно. Сложнее даже, чем поверить, что позвонил.

– Ты...?
– спокойно и как-то насмешливо уточняет Поздняков.

– В метро ехала! Вот связь и прервалась! Но сейчас я могу говорить…

– В метро? А мне сказали, что заболела.

Черт. Дура. И не просто рядом с ним - по жизни дура.

Сержусь на себя, на него - что самое худшее, похоже, достает из меня. И на волне этой сердитости бурчу.

– От врача ехала.

– Помог?

– Что?

– Не что, а кто. Помог врач тебе?

Он знает. Он знает, что я вру. И вообще, похоже, все знает - даже то, в чем я еще не уверена. Тогда что мне терять? Я же у него и не собиралась работать, вообще нигде не собиралась - вот и не буду. Можно не просто уходить, но и дверью хлопать. Так чтобы окна дребезжали.

– Помог, - говорю резче.
– А вы звонили…

– Звонил. Хотел сказать, что отправлю тебе на электронку договор.

– К-какой договор?
– я так сбита с толку, что забываю мямлить и волноваться.

– Двусторонний, - он будто даже удивляется, почему я удивляюсь, - Между мной и тобой.

– Не понимаю...

Потому что я и правда не понимаю… ничего.

– Как всегда - права, обязанности, - скучающе продолжает Поздняков.
– Чтобы ты не разглашала сведения…

– К-какие?!

– … никакие. Ну и не домогалась…

– К-кого?!

– … никого. Правки не принимаются, но вопросы можешь задавать. Или не задавать. Инструкции, что брать с собой, тоже там есть...

До меня, наконец, доходит. Поздняков издевается. Ну или у меня вырезали часть мозга, отвечающую за вчерашний день. Ту, в которой воспоминания, где я соглашаюсь на его предложение.

Или это какая-то изощренная игра? Сделать вид, что я уже согласилась и таким образом запутать меня? Чтобы что? Чтобы и правда согласилась? В жизни не поверю, что я ему настолько нужна. Столько сил потратить...

Или в издательстве сказали, что я готова приехать… может даже переехать? Они ведь меня за бесправную рабыню держат. Они могли... продать.

Но я не собиралась поддаваться. Продаваться тоже. Нет. Так ему твердо и скажу: “Нет”. Как собиралась. У меня даже на листе написано.

Послать не пошлю, как Ангелина советовала - не посылают таких, как он. Чревато. Но откажу...

В детстве, если я не была уверена, что выбрать, монетку кидала. Но не для того, чтобы орел или решка мою судьбу решили. Я конечно загадывала, на какой стороне какое решение, но если чувствовала острый укол разочарования, видя результат, понимала - не моё.