Помощник китайца

Я встретил ее, когда поднимался в лифте,

В лифте, где было много людей.

Ее волосы щекотали мне лицо,

Ее прекрасные, ее роскошные волосы русской красавицы.

А теперь я сижу один в своей комнате,

В студенческом общежитии в чужой стране.

Я не знаю номер ее телефона

И, может быть, никогда больше не встречу ее,

И московская луна светит в мое окно.

Re. И поэтому, мистер, мистер Горбачев!

Позвоните ей и скажите,

Что одинокий канадский студент

Ждет ее.

Вы столько обещали всему миру,

Так сделайте же хотя бы одно

Маленькое доброе дело.

Просто позвоните ей!

(Одна из сочиненных Чарльзом песен)

– Ты знаешь, я сейчас пишу книгу о том, что видел тогда. Я писал о тебе и твоей семье, потому что это действительно было славно.

– Ты просто молодой был, поэтому тебе, наверное, и казалось все так здорово.

– Нет, в самом деле было так! Ты хочешь сказать, мы старые? Совсем не так. Нет, теперь этого почти нет, но тогда... Я говорил тебе, как мне одна женщина отдавала свою дочку?

– Нет.

– Она отдавала, просто чтобы я спал с ней. Я был на Старом Арбате и стоял около киоск. Мне нужно было купить немного пива и что-то покушать. Была очередь. Рядом со мной стояла молоденькая девушка, и я несколько раз смотрел на нее, потому что кожа очень красивая. Не больше шестнадцать лет. Это была немного восточная девушка, и, может быть, поэтому очень чистая кожа. И тогда ее мама сказала ей, чтобы она пошла со мной. Мы были вместе два дня, и я отвез ее домой. И это все! Просто так! Я не понимаю. Но это хорошее приключение!

– Ты прекрасно говоришь по-русски, Чарльз.

Отец умер вскоре после отъезда брата за границу. Брат был старше меня на десять лет. Дом опустел. Стол под хрустальной люстрой в большой комнате накрывался редко. Приходившая к матери тетка чаще уединялась с ней в кухне или на диванчике в спальне, и они перебирали воспоминания. Вещи застыли в неизменном со смерти отца порядке, постепенно теряя свое вспомогательное для жизни значение и становясь символами.

К этому времени я успел поездить по стране с экспедициями и стать папой. Как-то незаметно окончилось время, когда "было славно".

– Ты хорошо сделал, что позвонил мне, молодец. Застал меня в Москве. Как телефон-то не забыл?

– Я еще был в Москве несколько лет назад. Два года назад. Но ты был в Сибирь. Я говорил по телефону с твоей мамой, да? Но я знаю, что умер твой отец. Это ужасно... Да, а где брат, он хотел жить в United States, он уехал?

– Он давно уже уехал.

– Ты сейчас живешь в Сибирь? Один? Это интересно. А дочка?

– Она осталась с Аленой, я с ней редко встречаюсь. Мама иногда берет ее к себе на выходные.

– Да, Сергей, у тебя была жена, и теперь, когда вы разошлись, ты, наверное, должен иметь хороший опыт. Скажи мне, что им надо? Потому что я не знаю, что надо для моей Лилки. У нас квартира в Marburg, ты знаешь сколько? Семьдесят метров. Это достаточно для двух человек, не так ли? Она покупает себе новую одежду постоянно. Но она хочет, чтобы я оставил работу и ехать в Канада. Зачем?

– Чарли, я тебе могу рассказать, как отличить след кабана от следа оленя, это несложно. Последнее время я...

– Спасибо. Я понял. Это слишком сложно, а мы очень хорошо сидим и вспоминаем, как было весело. Но я думал, что я знаю женщин.

Чарльз загрустил. Летний вечер отражался в его очках, и, по-моему, он совсем не хотел возвращаться в свой Марбург, к своей Лильке, а предпочел бы снова вернуться в то время, когда его все любили.

– Да, я хочу еще взять немного пива. Тебе нравится это пиво? Это очень хорошее. Действительно, прекрасное пиво. Но в Marburg я совсем не пью, может быть, только в воскресенье одну бутылку. Здесь я пью каждый день, и довольно много. Это смешно.

* * *

– ...Мать старая мне говорит - Мань, мол, корова пропала, иди ищи. Ну, вот я ищу, ищу, пришла в кусты. Корова-то наша в кустах, оказыватся, телится. Я молодая еще была тада. Вот, а в кустах телефон на черемухе висит. Я думаю-то, что за телефон, но трубку взяла послушать. А мне голос-то оттель и говорит, что, мол, Сталина живьем взять, а Ворошилова, значит, Калинина, Молотова, Андреева - всех, всех убить. Я скорей побежала, милиции все рассказала про это, они приехали на машинах с собакими. Всех арестовали, а мне за это было - сто рублей и медаль дали.

Прабабушка утирает тряпочкой рот, а я спрашиваю, где теперь медали, те медали, которые ей вручали при царе и после революции, которыми ее наградили за серебряное распятие, найденное в лесу, и за спасенное правительство, и за саму революцию.

– Немцы отобрали, - объясняет она, и мне становится очень жалко.

Свои были и небыли старуха рассказывала в то время, когда мы оставались с ней дома одни. Я учился в начальной школе. Мама и Бабаня по сто раз говорили мне, что никаких медалей и немцев в помине не было, что нечего слушать всякую чепуху, но мне нравились эти остросюжетные истории, тем более что я был единственным, кому прабабка их доверяла. Рассказ о телефоне, который висел в кустах, почему-то назывался трубка Сталина.

Когда во втором классе учительница спросила, у кого из нас дедушки и бабушки участвовали в войне или в революции, я забыл про портрет предка-революционера на стене, но зато начал рассказывать, как девятнадцатилетняя прабабушка боролась со старым миром у себя в деревне. "Как переворот объявили, то мы с бабами пошли и Катю-гулящую кольями убили", - вспоминала она.

– Это действительно очень интересно, Сережа, - быстро перебила меня Галина Ильинична, - но, к сожалению, урок у нас скоро заканчивается, и мы не сможем выслушать твою историю до конца. Давай сделаем так, - попроси бабушку рассказать тебе все еще раз, запиши эту историю и принеси мне. Я сначала прочитаю, а потом ты сможешь сделать нам доклад.

Вид блокнота и ручки насторожил прабабку.

– Это накой ты записывать хочешь?

Я сказал, что меня попросила об этом учительница, и надолго лишился рассказчика. Мне перестали рассказывать даже вполне безобидные истории о шестипалом Кирее и о серебряном распятии.

Двадцать пять последних лет жизни прабабка провела, сидя дома на кровати. "Я убойная" - ей прилетело поленом по голове во время работы на пилораме. "Наработалась, хватит. Теперь, Анька, ты на меня работай" (своей дочке, Бабане).