Пончик идёт по следу
Шрифт:
На этот раз и я услышал острый запах перца и ещё… резкий… отталкивающий — Фуражкина! Сколько же злости в этом запахе!
И вдруг запах этот усиливается, а затем… из подъезда выходит сам Фуражкин и дёрганой, подпрыгивающей походкой направляется прочь со двора.
В руках у него большая корзина. Корзина как корзина — с крышкой… Но мы сразу с Бобиком понимаем по запаху, что в ней, в этой самой обычной на вид корзине, спрятано что-то совсем необычное… И необычное — это два кота и одна кошка!
— Ты
Мы незаметно, по-пластунски ползём за Фуражкиным, затем бросаемся к стене и, прижимаясь к ней, бежим, всё время оставаясь в тени. На наше счастье, солнце закрыло большое серое облако в полнеба, стало почти темно и нас не заметили бы даже коты или собаки, если бы повстречались на пути.
Выскочив со двора, мы видим, как Фуражкин садится в подъехавший к остановке автобус.
Дверь захлопывается, и автобус трогается с места. Через несколько секунд он набирает скорость, и нам приходится поддать жару, чтобы не отстать.
Ещё через некоторое время автобус тормозит и останавливается, но Фуражкин из него не выходит. Затем автобус снова едет…
Так мы бежим за ним довольно-таки долго и всё боимся, вдруг автобус поедет быстрее или нам помешают другие машины, но нам везет: никаких преград на пути не оказывается.
Мы бежим, едва успеваем отдышаться на остановках, снова бежим и думаем только об одном: вот — автобус, а вот — мы, и больше ничего нет в этом мире, а внутри автобуса — Фуражкин с корзиной, в которой два кота и одна кошка, и он их куда-то везёт. И ни в коем случае нельзя упустить Фуражкина, иначе может случиться что-то страшное и нам никогда не отыскать Лаврика…
В левом боку у меня давно уже ноет, да и Бобик бежит не так легко, как вдруг автобус снова останавливается и из него появляется Фуражкин. С корзиной.
Местность, в которой мы оказались, мне совершенно неизвестна. Это окраина с рядами новостроек по одну сторону и редким лесочком по другую сторону дороги.
— Далеко… заехал… — Бобик с трудом переводит дыхание.
Мы семеним за Фуражкиным на приличном расстоянии, почти не скрываясь. Фуражкин останавливается, чтобы перейти дорогу. Немного переждав, мы снова пускаемся за ним.
Вдали от перекрёстка мы замечаем очень большую круглую палатку с разноцветным куполом. Я таких никогда не видел, но догадался, что это цирк. Фуражкин направляется именно к нему. И мы с Бобиком одновременно чуем очень сильный кошачий запах. Немного пахнет и собаками и какими-то другими животными, то ли козами, то ли ещё кем. Наверное, обезьянками, я знаю, что в цирках выступают мартышки и шимпанзе.
— Цирк это! — говорю я Бобику. — Шапито!
— Ничего себе! — удивляется Бобик.
Вот куда попали все пропавшие коты и кошки. Все девяносто девять! И Лаврик вместе с ними!
— Ты понял, нет?! — кричит Бобик. — Он их в цирк сдаёт! Одно непонятно! Почему они не сбегают, почему не возвращаются назад?
— Непонятно… — бормочу я.
Но меня это волнует меньше всего, а больше всего на свете я хочу добраться до Лаврика и вернуть его домой. Нечего ему делать в бродячем цирке! Он ведь никакой не артист, а самый обыкновенный кот, который даже на форточке не может усидеть!
Фуражкин подходит к цирку, и теперь он не кажется таким огромным и опасным на фоне разноцветного шатра с высоким куполом. Постояв секунду, он входит внутрь.
Мы бросаемся к цирку. Но метров
за сто до него нам становится ясно, что кошки с котами находятся в вагончиках, которые полукругом расположились в сторонке.— Они там! — кивает на вагончики Бобик.
Мы уже собираемся взять штурмом один из них, как вдруг из вагончика появляются несколько котов в разноцветных шляпах во главе с большим белым котом в чёрном цилиндре.
Мы ошарашены. Кот поглядывает на нас с презрением. Остальные вообще словно не видят нас.
Бобик смотрит на цирковых, ничего не понимая. Он пёс свободный. Вернее, почти свободный, но мне, как псу, у которого есть хозяин, становится ясно сразу, что коты, хоть и попали сюда не по своей воле, прижились, и им в цирке даже очень нравится. Да хотя бы уже потому, что самый главный из них красуется в чёрном цилиндре, а на других — весёлые разноцветные шляпы с узкими полями.
— Здравствуйте, — вежливо здороваюсь я.
Коты в ответ даже не шипят. Ноль внимания, фунт презрения.
— Простите, — продолжаю я, — не могли бы вы ответить на один очень важный вопрос?
Коты собираются пройти мимо, но тут не выдерживает Бобик.
Ощерившись, пёс становится у них на пути и выкрикивает:
— Эй вы, отвечайте, когда спрашивают! — и почему-то добавляет: — Шуты гороховые!
Коты вздрагивают, но всё-таки в драку не лезут, видно, решают поберечь свои котелки.
— Не скажете ли вы, уважаемый кот… — обращаюсь я к главному коту.
— Котецкий! — важно перебивает кот в чёрном цилиндре.
— Что, простите? — переспрашиваю я.
— Мой сценический псевдоним, — кот надувает щёки. — Котецкий! Честь имею!
Кот решительно собирается уйти.
— Вы Лаврика знаете? — кричу я.
— Лаврика? — Котецкий удивлённо таращится. — Разумеется! Это очень приличный кот.
— Где Лаврик? — с надеждой в голосе спрашиваю я.
— Валяйте, сообщайте точный адрес! — приходит на помощь Бобик.
— Адрес… м-м… — мычит Котецкий. — Не припомню, к сожалению… Но о Лаврике мне слышать доводилось.
— Что значит — слышать? — сердится Бобик. — В каком он вагончике?
— Вагончике? — пуще прежнего изумляется Котецкий. — Разве он живёт в вагончике?
Котецкий поворачивается к своим котам. Те мотают головами.
— Лаврик не является артистом нашего цирка! — заявляет Котецкий. — Его здесь нет.
— Хватит голову морочить! — злится Бобик и угрожающе надвигается на котов.
Котецкий, как ни странно, не выгибает спину и не шипит, он, наоборот, старается улыбаться, но улыбка получается кривой и жалкой.
— Честное слово! — бормочет кот. — Нам совершенно ничего не известно о судьбе Лаврика с тех самых пор, как мы оказались в этом чудесном цирке, который стал нашим домом и местом, где мы с удовольствием зарабатываем на кусок хлеба.
— С каких это пор коты жрут хлеб? — с иронией замечает Бобик.
— Это образно выражаясь. А вообще, у нас отличное трёхразовое питание. Мы же… — Котецкий кокетливо поправляет на себе цилиндр, — артисты цирка-шапито Аристарха Плюща! Мы — гвоздь программы «Уши, лапы, сто хвостов — под куполом цирка!»