Понурый Балтия-джаз

Оба, в особенности Шлайн, который нес ответственность за мои действия, после ликвидации "куклы" оказались, как я понимал, на грани гибели служебных карьер. Снимок затаившегося на крыше шестиэтажки стрелка ничего не оправдывал. Он не мог считаться стрелком, поскольку ничего такого не совершил. Совершил я. Хладнокровно выждал, прицелился и грохнул невинного, умник. Ни о какой самообороне речи быть не могло. Тем более, не могло быть речи о новом плане действий, который я предлагал.

– Твое предложение, Шемякин, само по себе, даже без его реализации, можно квалифицировать как государственное преступление, - сказал Ефим.
– И ты навязываешь его нам, правительственным служащим, да ещё офицерам государственной безопасности.

– Что мы теряем?
– спросил Дубровин у Ефима.

– Кроме меня, ничего, - влез я в разговор бюрократов.
– Абсолютно ничего, если не считать денег, которые мне перевели в цюрихский банк. Дайте же человеку шанс отработать их!

Ефим хрястнул волосатой ладонью по прыгавшей коленке.

– Деньги, деньги и деньги! Ты весь в этом дерьме!

– Хозяина квартиры в Синди, обрати внимание, я все же подвешивал после твоего звонка бесплатно. А ведь эту работу можно посчитать и как сверхурочную, так сказать...

– Выбирай выражения!
– заорал Ефим.
– Как ты относишься к людям?!

Краем глаза я приметил, что буфетчица на всякий случай выплыла в подсобку.

– Далее, - сказал я, - насчет отношения к людям и обиженного населения. Я бы предложил вашему вниманию, господа шефы, такое объяснение. Йоозеппа я подвесил, чтобы местные увидели, с кем предстоит иметь дело, и поостереглись от поспешных действий, если бы кинулись вдогонку... Они и не кинулись. Предпочли подать жалобу господину Дубровину. Далее. Пфлаум привлечен с твоего, Ефим, разрешения. Еще далее. Операция и не будет считаться законченной, если я не закончу её так, как предлагаю. То есть, я хочу сказать, что пойду до конца и без вашего утверждения моего плана. Вы так и сможете потом заявить об этом. Шемякин-де вышел из-под контроля...

– Шансов никаких, на мой взгляд, - сказал Ефим, вдруг успокоившись.

– Что мы теряем?
– опять спросил его Дубровин.

– Его теряем, меня теряем! Не тебя же!
– сказал Шлайн.

– Не я нанимал этого эмигрантского соколика, - огрызнулся Дубровин.

Я подумал, что Дитер все-таки нашел верное выражение: "Русские наняли тебя..."

– Ладно, - сказал я.
– Мне пора возвращаться. Просветите насчет всего остального, что у вас теперь происходит...

Они переглянулись.

– Ладно, - опять сказал я.
– Посоветуйтесь, что вы можете, а что не можете мне сказать Я отойду на минуту. Что принести от стойки?

– Коньяку и какой-нибудь сок, от такого разговора у меня во рту словно куры нагадили, - сказал Дубровин. И с нажимом продолжил, когда посчитал, что я отошел достаточно далеко: - Ну, что мы теряем, Ефим, раз он сам предлагает стать неуправляемым?

Не понес я им заказанное. Не в услужении. Я допивал вторую чашку кофе с подмешанным коньяком у стойки, когда Ефим положил мне руку на плечо.

– Нелегко с тобой.

– Кому нелегко?
– спросил я.
– Тебе или Дубровину? Или обоим вместе?

Ефим подтянул к себе квадратное пластмассовое блюдечко с моим счетом. Увидел сумму, вытянул из заднего кармана брюк кошелек и заплатил, оставив жирные чаевые.

Счетчик финансирования операции снова включен. Вот что это значило.

– Я могу дать тебе пять тысяч крон. Хватит?
– спросил Ефим. И вытащил из нагрудного кармана пиджака фирменный конверт "Балтпродинвеста".

– Возобнови также мою вооруженность, - сказал я.

– Обсудим на воле, - ответил он и пошел к выходу.

Андрей и Воинова из вестибюля исчезли.

Вдруг я почувствовал, насколько надоело мне это балтийское захолустье, как я устал, как долго предстоит добираться назад в Пярну и как тошнотворно будут выглядеть люди, с которыми придется иметь там дело...

– Ну?
– грубовато спросил я Ефима, тащившего меня по дорожке в сторону шумевшего за соснами прибоя. Дорожка, очистившись от снега, оказалась асфальтированной, и Шлайн легко набирал на ней скорость, волоча меня за локоть, словно пойманного воришку.

– Что - ну?
– сказал он.
– Что - ну? Не упади, когда услышишь... Вячеслав Вячеславович арестован эстонцами. В рамках расследования по поводу происшедшего у музея. Дубровин, я думаю, не стоит в стороне от этого. Для него добрые отношения с местными - и хлеб, и воздух... Он отдал им Вячеслава Вячеславовича... Теперь другая новость. Ты уже догадался, что получено принципиальное согласие Москвы на тихий обмен генерала Бахметьева.

– Твоя инициатива или Дубровина?

– Предложение поступило через отделение "Экзобанка"...

– Причем здесь банк?

– Представитель "Экзобанка" и говорит, что они ни при чем. Однако через банк ведутся кредитные операции эстонских, латвийских и польских фирм с российскими структурами, в частности калининградскими и петербургскими, включая "Балтпродинвест"... Не трудно услышать созвучия... "Экзохимпэкс", "Экзобанк"... Вот в дирекцию банка и обратился некий его калининградский клиент с просьбой о посредничестве. Банк, мол, всегда руководствовался доброй волей поддержания климата доверия в деловой жизни региона, бля-бля-бля и тра-та-та на эту тему.... А потому-де и просит, чтобы таллиннский представитель "Экзобанка" в неформальной обстановке встретился, если возможно, с советником представительства "Балтпродинвеста", то есть прикрытия "Экзохимпэкса" в Таллинне, господином Дубровиным и передал ему некий конверт с посланием...

– Послание конфиденциальное, представитель "Экзобанка" не знает его содержания, запечатанный конверт можно у него и не брать, его вернут клиенту, который желает хранить инкогнито... Так?

– Не трудно догадаться... Советник усмехается и отвечает - что ж, будем считать конверт найденным на улице. Открывает, а на бумажке значится: вы нам - Вячеслава Вячеславовича, лефортовского сидельца и один миллион двести пятьдесят тысяч швейцарских франков, а также... Обрати внимание на это "а также"! А также бумаги на право распоряжаться полутора сотнями бочками красителей... Так они называют говно, которое превратит Балтику в тухлое болото... Мы же вам - генерала Бахметьева и избавление от бочек.

– Ах, ловкачи!
– вырвалось у меня.
– То есть они расплатятся с Чико за работу московскими же деньгами и заграбастают отраву бесплатно!

Ефим придержал бег и уставился на меня в упор.

– Есть чему поучиться и у тебя, Бэзил! Под этим углом я на дело не посмотрел...

– Тебе ясно теперь, что мой план имеет шанс?

– Один из десяти тысяч.

– Один на тысячу, - сказал я.

Ефим ринулся к морю.

– Черт с тобой, - сказал он.
– Черт с тобой! Черт с тобой, и да будет проклят день, когда тебя принесло ко мне в Бангкоке!