Понять. Поверить. Простить

— К сожалению, в этом вопросе я ничем не смогу вам помочь. По состоянию вашей супруги я могу с вами переговорить, ответить на интересующие вопросы, но вот о вашей дочери — это уже не ко мне, а к заведующему детского отделения или лечащему врачу.

Стас так и предполагал, но все же для большего спокойствия ему нужно было переговорить и с Элиным врачом.

— Кстати, как себя чувствует Эвелина? — проявил участливость Александр Петрович. — Все в порядке?

— Да, спасибо, — ответил Стас, — с ней все в порядке. Она даже смогла вернуться в хореографию.

— Пусть только не переусердствует и следит за нагрузками на суставы и сердце.

Несмотря на то, что сегодня день был не приемным, Стас смог застать доктора Трегубова в своем кабинете. Тот оторвался от своих дел и смерил своего посетителя долгим испытующим взглядом. Его лицо приобрело какой-то оттенок нервозности, а может быть Стасу это только показалось?

— Добрый день, Анатолий Валентинович, — сразу же начал Стас, — я бы хотел с вами побеседовать…

— У меня не приемное время, — не дослушав, ответил доктор. — Мне сейчас некогда разговаривать.

Но Стас не собирался так просто уходить, не получив ответы на свои вопросы.

— Наш разговор не займет у вас много времени. Я бы хотел узнать подробности о гибели своей дочери — Золотовицкой Анны, она была доставлена в эту клинику вместе с матерью после аварии.

Доктор резко изменился в лице: взгляд стал жестким, черты лица как будто заострились в настороженности.

— Что вы хотите знать? — резко ответил он. — У девочки были травмы, не совместимые с жизнью: спасатели вытащили ее буквально из-под колес…

— Вы сами прекрасно знаете, что это ложь — никаких серьезных травм у девочки не было, разве что ушибы.

— Вы мне будете рассказывать… — начал было Трегубов, но тут же был оборван начинающим сердиться Стасом.

— Я видел видеозаписи аварии с авторегистраторов машин. В тот день на остановке было двое детей. И когда машина уже выскочила на бордюр, мужчина, стоящий на пути ее движения, попытался оттолкнуть стоящих ближе всего к нему мою жену и дочь, но помочь успел только девочке, так как сам с следующий момент был сбит. Тот второй ребенок, что был в тот день на остановке, оказался на пути неуправляемого автомобиля. Я с большой долей уверенности могу сказать, что моя дочь жива.

— Я прекрасно вас понимаю: очень тяжело принять смерть ребенка. Но я еще раз повторюсь, у ребенка были травмы, не совмещенные с жизнью. Мы сделали все, что было в наших силах.

Стас внимательно следил за поведением врача. Что-то его настораживало, что-то раздражало… И больше всего бесило то, что тот избегал смотреть в глаза: все время бегал своими хитрыми глазами, но на посетителя не смотрел. И постоянно нервно крутил ручку в пальцах. Врет!

— Почему не пускали близких в палату к ребенку? — голос Стаса приобрел стальные нотки.

— Мы не стали беспокоить девочку, посетители для нее были лишним стрессом…

И тут Стас окончательно вскипел.

— Доктор, да вы в своем уме? — От его голоса, в котором так и сквозила ярость, Трегубов сжался. — Что за бред вы несете? Маленький ребенок после сильной аварии лежит один в отделении и никого из родных к нему не пускают. Да в этом случае, наоборот, родные должны быть всегда рядом, чтобы ребенок не боялся.

Стас сделал паузу, чтобы смерить гневным взглядом сидящего перед ним мужчину, а затем снова продолжил.

— Где моя дочь? — тихо, но от этого не менее яростно и даже зловеще проговорил он.

— Ваша дочь погибла…

Стас резко вскочил со своего места и, перегнувшись через письменный стол, ухватил врача за грудки.

— Я знаю, что моя дочь жива, — в каждом слове слышались стальные нотки, — и мне не понадобится много времени, чтобы это доказать. В любом случае, доктор, — на последнем слове Стас сделал акцент, — вы будете отвечать за похищение ребенка.

— Вы меня пугаете? — попытался защититься Трегубов, однако его напуганный тон и бегающие глаза никак не вязались с бравадами, которые он произнес.

— Ни в коем случае. Я просто предупреждаю: или вы говорите по-хорошему, где моя дочь, или же я сам докопаюсь до истины. Но в этом случае можете навсегда поставить крест и на вашей карьере врача, и на свободной жизни. Будьте уверены, у меня достаточно связей для этого…

Стас видел, что доктор уже не чувствует себя уверенным и непоколебимым, а это значило, что его сомнения относительно гибели Анечки были верны. И теперь его святой долг вернуть их с Элей малышку домой, тем самым вернув спокойствие самой Эле и семью Анюте.

— Пустите же меня, — попытался слабо отбиться доктор, — вообще, вы меня задерживаете: у меня плановый осмотр…

— Пока вы мне все не расскажете, никто отсюда никуда не уйдет, — Стас отпустил мужчину и с невозмутимым видом сел на стул. — Я жду, доктор.

Трегубов взволнованно смотрел на своего посетителя, и по выражению его лица было заметно, какая внутренняя борьба шла в его душе.

— Я не собираюсь разговаривать без адвоката, — наконец сказал он.

— Адвоката? — Стас удивленно приподнял брови, однако, это было единственным проявлением его эмоций. — Мы с вами беседуем в частном порядке. Я не сотрудник следственных органов. Поэтому не понимаю, при чем здесь адвокат. Но, боюсь, вы правы — он вам в скором времени все же понадобится. Итак, доктор, где моя дочь?

Трегубов устало опустился на свое рабочее кресло и, на несколько секунд прикрыв глаза, шумно вздохнул.

— Я не знаю, — наконец ответил он.

— Что это значит?

— В тот день среди доставленных в клинику пострадавших я увидел Эвелину. Правда, я поначалу не знал, что вместе с ней пострадала и дочь…

— Откуда вы знаете саму Эвелину? — Стас старался не упустить не одной мелочи.

— Мы знакомы с ее матерью. Я тут же позвонил ей. К тому времени, когда она приехала, я уже знал, что к нам доставлена также и ваша дочь.

— Хорошо, что случилось дальше? Где сейчас девочка?

Трегубов замялся. Он виновато опустил голову вниз, а пальцы лихорадочно стали сжимать шариковую ручку. Он долго молчал, и Стас уже хотел было повторить свой вопрос, как тот начал говорить, все еще не решаясь смотреть в глаза.

— Да, вы правы — девочка жива. Вашим родственникам выдали тело другого ребенка.

Стас почувствовал, как от такого заявления доктора у него потемнело в глазах, и гнев яростной волной стал накрывать его.