Понять. Поверить. Простить
Шрифт:
— Пап, а это… надолго? — робко спросила Эля.
Виктор встал и подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в макушку.
— Не знаю. Не переживай, солнышко, все будет хорошо. — И потом добавил. — Если то по поводу этого Стаса, то если ему надо будет, он тебя дождется. А пока никому ничего не говори, хорошо? — Он еще раз прижал к себе дочь. — Я тебя очень прошу.
Когда отец ушел, Эля грустно посмотрела в окно. На душе стало очень неспокойно. Какое-то нехорошее предчувствие. Мысли проносились в голове вихрем, но ни одна из них так и не успевала оформиться во что-нибудь определенно связное.
Так хотелось позвонить Стасу, поговорить, услышать его голос. Но сегодня весь день он был недоступен. К тому же Эля сейчас подумала, что
***
День спустя.
Виктор вывез семью поздней ночью. К ним присоединилась мать Виктора — София Владимировна. Эля была очень рада этому обстоятельству — оставаться один на один с матерью было сродни тому, чтобы находиться с горящим факелом рядом с пороховой бочкой. Та была в уже ставшем привычным раздраженном состоянии, постоянно срывалась на крик.
Они приехали в какой-то загородный дом, Эля даже не знала, кому он принадлежит — возможно кому-то из знакомых отца или был предусмотрительно снят на некоторое время.
Охранники сразу же попросили отдать все имеющиеся средства связи, предупредив также, что в в этом месте все равно не работают вышки сотовых операторов. Виктор Сергеевич уехал на следующее утро, оставив в доме двух охранников, и пообещал, что через день-два приедет проведать их.
И начались одинокие будни. Тоскливые. Без НЕГО. Эля понимала, что с ее стороны очень эгоистично думать только о себе, но ничего поделать с этим она не могла. Кристина совершенно отстранилась от всех, Эля заметила, как мать все чаще и чаще стала прикладываться к алкоголю. Нет, та не напивалась до бессознательности, но по одному-другому бокалу в день она могла пропустить. Единственный, кто старался поддерживать во всех оптимизм — это бабушка. Она старалась придумывать для Эли и Ромки какие-нибудь дела, чтобы хоть чем-то занять их: то они дружно готовили что-нибудь под бабушкиным руководством, то начинали уборку в доме. Эля даже научилась вязать и вышивать крестиком.
Бабушка каждый вечер приходила к Эле и Ромке перед сном, чтобы поддержать их моральный дух. Она садилась к каждому из них, обнимала и для каждого всегда у нее находилось нужное слово.
София Владимировна давно заметила, что с Элей творится что-то неладное. Девочка как будто ушла в себя, закрылась от внешнего мира — ее что-то сильно тревожит. Будучи мудрым человеком, она не стала допытываться в чем же причина — захочет, расскажет все сама. Но она видела, как день за днем девочка становится все грустнее от своих мыслей.
— Евочка, — бабушка всегда любила называть ее именно так, — деточка, ты что-то совсем пала духом. Ну не расстраивайся так — папа все решит и скоро за нами приедет. Все будет хорошо. Потерпи немного.
Эля любила тесно прижиматься к ней и, как когда-то в детстве, слушать ее неторопливую речь. Это всегда успокаивало. Именно бабушка предложила завести дневник для того, чтобы записывать все свои переживания.
— Евочка, я вижу, как тебя что-то беспокоит. Тебе нужно снять груз с души — высказаться. Я ни в коем случае не давлю на тебя — если ты сама захочешь, то можешь мне все рассказать. Я все сохраню между нами. Если никому не хочешь доверять, то вырази все на бумаге — но только не держи в себе. Станет полегче, вот увидишь.
Эля делала все на автомате, пока ее мысли снова и снова возвращались к Стасу, и с каждым днем она все больше и больше понимала, как ей его не хватает. Перед глазами все время возникал его образ, а память все время воскрешала ощущения его прикосновений к губам, лицу, телу. А по ночам она совсем не могла заснуть — стоило только закрыть глаза, как тут же возникал ОН. Если сон все же окутывал ее своим покрывалом, то образы становились все более откровенными, реальность теряла свою силу и воспоминания о проведенных днях снова
и снова охватывали Элю. Ей снились его теплые ищущие губы, дарящие жаркие поцелуи, заставляющие кружиться голову и терять счет времени. Снились его крепкие руки, обнимающие ее тело, гладящие ее нежную кожу, сводящие с ума своими ласками. Ей снилось, что она снова и снова отдается ему, а он ловит каждый ее взгляд, каждый вздох и шепчет: "Ты только моя". Воспоминания сводили с ума, терзали воспаленную разлукой душу. Не было сил больше держать это все внутри себя. С каждым днем становилось лишь тяжелее, и тогда она решилась воспользовалась советом бабушки и стала вести дневник. Все то, что сейчас лежало тяжелым камне на ее душе, Эля переносила на белые листы бумаги.***
Виктор гнал машину, торопясь к семье. Он не виделся с ними три недели, не имел даже возможности просто связаться с ними, чтобы узнать, как у них дела, как настроение.
После того, как Кристина предоставила ему справку от врача, он просто впал в гнев. Вот, видимо, в чем была причина внезапной смены настроения Эли. Кристина оказалась права — этот Стас принудил его дочь к интимным отношениям. И тот факт, что из дома пропали важные бумаги, только подливали масла в огонь. Зарипов-младший просто использовал его дочь для достижения целей своего отца. Для того, чтобы оградить Элю от этого типа, пришлось придумать историю про серьезные проблемы в бизнесе, угрожающие жизни членам семьи. Виктор увез всех в другую область, в снятый на чужое имя домик, оторванный от любых средств связи. Для пущей безопасности он сказал охране забрать все телефоны. А сам уехал обратно в Москву — нужно уже поставить Зарипова на свое место. Пусть между ними и идет многие годы негласная война, но втягивать в нее семью — это уже слишком.
Виктор молча закурил сигарету. В памяти все еще мелькали сцены разговора с Игорем Зариповым.
Две недели назад.
В офисе фирмы Зарипова раздался звонок. Секретарь вышколено произнесла в трубку:
— Добрый день. Офис компании "Бравик".
— Соедините с Зариповым, — раздался в ответ нетерпеливый голос.
— Игорь Михайлович здесь не работает, он теперь…
— Девушка, я знаю кто он теперь, — требовательно перебил ее мужской голос. — Я прекрасно знаю, что он на месте, будьте так любезны — соедините с Зариповым.
Секретарь явно не ожидала подобного напора и замялась.
— Я могу передать ему информацию… Кто его спрашивает?
— Девушка, — собеседник явно терял терпение. — Мне нужен Зарипов. Просто соедините.
— Его нет на месте, — проявила профессиональное терпение секретарь. — Если у вас что-то важное — оставьте информацию.
На другом конце телефона сразу же отключились, но секретарь успела услышать приглушенное ругательство.
Пришлось лично приехать в офис к Зарипову.
— Добрый день, — все та же девушка профессионально вежливо поприветствовала посетителя. — Вы что-то хотели.
— Да, господин Зарипов у себя?
— Он здесь больше не…
— Напрасно тратите слова. Его машина у входа. Просто сообщите, что с ним хотят пообщаться.
Секретарь неохотно нажала кнопку селектора и спросила у гостя:
— Как Вас представить?
— Виктор Колчин.
Через некоторое время его провели в кабинет. Зарипов сидел в большом кожаном кресле и с удивлением смотрел на своего посетителя.
— Чем обязан? — Коротко и ясно. Без всяких приветствие и любезных отступлений.
— Сам прекрасно знаешь.
— Если ты по поводу своего проекта, то спешу тебя огорчить — я буду отстаивать свои взгляды до конца. Ты и сам прекрасно понимаешь, как рискуешь ради выгоды.
— Ради выгоды я никогда не рискую жизнями людей, — холодно проговорил Виктор. — Я по другому поводу.
— Интересно…
— Оставьте мою дочь в покое, не нужно втягивать ее в наши с тобой разборки… Ваша семья и так причинила нам много боли, пора бы уже и остановиться.
Игорь Зарипов холодно уставился на собеседника и сухо проговорил: