Попаданец Павлик Морозов

Мы едим уже!

— Что едите?

— К вам едим!

— К себе ешьте!

Вот с такими противоречивыми мыслями я и вернулся к себе, но визит очередного порученца вырвал меня из сантиментов. Оказывается, меня на сей раз вызывал пред свои рысьи очи сам (Сам!), тьфу, Сталин.

Ну что, ведь не откажешься. Пошел.

Сперва к Крупской зашел…

— Ты, Павлик, уж не болтай там чего лишнего, Иосиф суров, но ты ему понравился. В первый раз, говорит, меня дяденькой Сталиным назвали. Пошел, что ж.

Квартиру диктатора мне никто демонстрировать не стал, а подвели ко мне мелкую соплячку и этот ребенок сообщил:

— Теперь ты со мной будешь играть. А я уже в школе учусь.

Приведшая девочку дама сказала:

— Я её няня Александра Андреевна. Иосиф Виссарионович просил тебя погулять с его дочкой, сказал, что ты парень разбитной и сможешь ребенка защитить, если что.

«Если что?» — хотел я спросить, но удержался, увидев как за нами собираются наблюдать двое стрелков в серых тулупчиках.

Пришлось выгуливать девочку, хотя у меня и своих дел выше крыши. Гуляли в кремлевском дворике. Научил ее катать шары из снега (он тут серый от сажи, вся Москва на печном отоплении, да и котельные на угле дымят отчаянно) Научил её скатывать снежные шары, так что после нашего ухода остались во дворе трое грустных и кособоких снеговика.

Так-то я понимаю, что ребенок недавно перенес смерть матери, что её одиноко и тоскливо в этой пустой квартире, пропахшей табаком семейного деспота. Но я не для того вторую жизнь живу, чтоб со сталинскими детишками возиться, сопли им вытирать…

Тут Светланка шмыгнула носом и я испачкал свой платок, заставив ее как следует высморкаться и насухо вытерев ей носик.

Дома меня пригласили в кабинет «Хозяина».

— Ты, бичо, — сказал Сталин с сильным акцентом глухим голосом курильщика, — не обижайся, что от дел отрываю. Но с кем еще Светланке погулять. А ты я слышал парень надежный, контриков стреляешь, как кошек…

Он задумался, а я подумал, что не зря наши психологи предполагали, что в детстве Иосиф мучил кошек. Очень уж выразительно он помолчал, будто вспомнил нечто приятное.

— Ну так вот, — продолжил он, — мы — партия о тебе позаботимся, вырастим надежного ленинца. Если нужно что — скажи Крупской, поможем. Да.

Следующим делом я полагал визит к Леониду Давыдовичу, но Вуль с самого порога ошарашил строгим приказом больше его по пустякам не тревожить.

— Ты что же думаешь, — сказал он, — что я — начальник должен с тобой лично заниматься, даже если тебя там и Крупская поддержала. Нет, я Надежду Константиновну, конечно, уважаю, но у меня свое руководство есть и мне тут героические пионеры не нужны.

Я молча закрыл дверь, услышав в спину:

— Если что — к комсоргу иди.

Виктор Колесов чесал потылицу, чесал сосредоточено и упорно. Его пышные волосы сбились в прическу: «Приходи ко мне в пещеру», о чем Павлик Морозов соответственно комсоргу и заявил.

Опер удивленно посмотрел на свою непокорную руку и спросил:

— Ты рисовать умеешь? Надо стенгазету оформить.

Шереметьев рисовать не умел, но писать в прошлой жизни плакатными перьями доводилось. Только где сейчас достанешь эти перья?

— Спрошу своих юдээмовцев, — сказал Павлик, — может кто и умеет — пришлю.

— Вы где сегодня дежурите то?

— Еще не знаю, в дежурке вечером скажут.

— Здорово ты с этими дубинками придумал, — сказал Виктор. — Жаль что они нам не подходят — здоровые.

— Я и для вас, оперативников, придумал. Только Вуль меня слушать не стал, попер. Закрой, говорит, дверь с той стороны.

— Ну ты не обижайся, ему сегодня хвоста накрутили за нераскрытое дело по ограблению Торгсина на Арбате.

Торгсин (Всесоюзное объединение по торговле синостранцами) вначале имел лишь несколько магазинов в крупных городах, которые продавали антиквариат иностранным туристам. Советским гражданам запрещалось не только покупать в них, но даже заходить в эти магазины.

Тем не менее в 1931 году советским гражданам было позволено приобретать товары в магазинах Торгсина за иностранную валюту, золото, серебро и драгоценные камни. Во время голода 1932–1933 годов люди были вынуждены менять свои сбережения на еду. В 1933 году продукты питания составляли 80 % всех проданных в Торгсине товаров, причём на дешевую ржаную муку приходилась почти половина всех продаж. При этом розничные цены на продовольствие были в среднем в три раза выше, чем при крупнооптовой продаже за рубеж.

— Много взяли, — спросил Павлин.

— Да нет, кассу взяли с дневной выручкой, да шоколада пачек двадцать с витрины. Еще водки ящик. Плохо другое, они милиционера подстрелили.

— Насмерть?

— Нет, в госпитале сейчас.

«О-о, — подумал Шереметьев, — вот где мне надо деньгами разжиться. А то на стипендию я в связи с постоянной инфляцией и наценками скоро ноги протяну. Рэкет торгсина — дело беспроигрышное, не может быть, чтоб его работники не наживались на леваке!»

На выходе из МУРа на меня набросился какой-то длинный парень, в итоге оказавшийся на снегу с вывернутой в запястье рукой. Переброс через бедро с захватом кисти я всегда совершал механически, отработав прием до автоматизма. Оказался злосчастный Николай Бухарин, сыночек ныне покойного оппозиционера Сталина.

— Это ты виноват, что папа умер, — бормотал он, вставая.

— Фига се, при чем тут я. Сам Сталин при этом присутствовал, когда у твоего отца сердце прихватило.

— А от чего? Вот о чем он с тобой разговаривал, что меня отослал?

— Ну уж никак не о наших драках, мальчишество это все. Мы с ним говорили о подготовительных курсах в МГУ, где я сейчас учусь, о том, что надо добавит еще одну дисциплину — обществоведение, А то такие как ты студенты совсем жизни не знают.

— Это я, че ли, жизни не знаю.

— А откуда тебе её знать, все время за папашкиной спиной. Ты хоть голодал по-настоящему, так чтоб листья с деревьев и кору мельчить и из них хлеб печь пополам с картофельными очистками! Слушай, ты может рисовать умею?