«Попаданец» Сталин. Вождь танкистов из будущего

— Из полка звонили?

— Звонили. К вечеру обещали подкинуть боеприпасы и пополнение.

— Про высоту не спрашивали?

— Нет. Думаете, заставят брать?

— Могут.

— Да ну. Там уже и дзоты строят, а у нас девяносто шесть человек на довольствии. — Названная цифра не была откровением для Петра, но неожиданно заставила вспомнить, что всего две недели назад у него было в три раза больше людей. И где они сейчас? Кто в санбате, а кто и в земле. Потери, потери. Казалось бы — легко и быстро продвигались вперед, а глядь, и две трети батальона выбыло. Не успел Ершов до конца пережить свои думы, как несколько разрывов грохнули неподалеку, заставив крошки земли посыпаться в щели потолка. Огонь в коптилке, освещавшей внутренности землянки, только начал дрожать, как взрывы повторились снова, дополнившись звуками ружейно-пулеметного огня. Петр бросил котелок, схватил лежавший рядом ППШ и выскочил вслед за Гуткиным в траншею. Тот еще осматривался, когда с высоты басовито заработал немецкий крупняк. Очереди прошли над траншеей куда-то в сторону рощи. Оглянувшись, Ершов увидел на окраине несколько поспешно скрывавшихся за деревьями легковых автомобилей. Но один из этой колонны так и остался стоять, постепенно разгораясь ярким, видимым даже при дневном свете пламенем.

— Кого еще черт принес? Гуткин, возьми двоих и срочно туда. Выясни, в чем дело, — отдав приказание, Ершов вернулся в землянку, где уже вовсю надрывался телефон. Разговор с комполка отнюдь не улучшил настроения, тот тоже ничего не знал и по уже устоявшейся привычке во всем обвинял комбата.

Через четверть часа в землянке появился Гуткин, сопровождающий незнакомого раненого генерала, в теплой бекеше, с обнаженной головой, по которой текла кровь. Недовольно оглядевшись, генерал жестом остановил пытавшегося доложить Ершова и, все еще распаленный после всего происшедшего, обрушился на комбата и свою свиту с руганью. Оказалось, по данным штаба дивизии, батальон уже продвинулся за высоту и эта дорога абсолютно безопасна. Вот и выехал член военного совета армии со свитой прямо под немецкий обстрел. А теперь, как компенсацию за пораненную голову, которую сейчас бинтовал фельдшер батальона, ограниченно годный к строевой очкарик Алексей Иванкин, требовал срочно и непременно взять эту проклятую высоту восемьдесят прямо на его глазах. Появившийся в это время майор Максимушкин возражать генералу не стал, лишь продублировал приказ и предложил генералу перебраться на наблюдательный пункт полка, уверяя, что оттуда атаку будет видно лучше.

Начальство еще не успело доехать до места, а Ершов уже здоровался с прибывшими артиллеристами — комбатом Выхиным из дивизионного артполка и командиром взвода управления батареи тяжелых гаубиц старлеем Сердаровым.

— Ну, «боги войны», чем обрадуете?

— А ничем. По двадцать дынек на ствол и обязательно провести артподготовку, — мрачно заметил Выхин.

— Твою…! Вы хоть по десяточку на потом оставьте. Ведь вылезет какая-нибудь сволочь, и нечем будет подавить.

— Приказ ЧВС, — пожал плечами Сердаров.

— Попробуем, — пессимистичным тоном заметил Выхин. Переговорив с Ершовым, они принялись обустраиваться на наблюдательном пункте.

Следующий час для комбата прошел в непрерывных хлопотах по подготовке атаки. Причем каждые пятнадцать минут его пытались вызвать к телефону, у которого его ждал комполка. Желающий отыграть на нижестоящем все то, что получил от генерала, Максимушкин вынужден был ограничиваться разговором с начштаба. Но вот наконец раздались первые залпы. Разрывы стодвадцатидвух— и стопятидесятидвухмиллиметровых снарядов покрыли вершину. Но опытный взгляд бывалых фронтовиков сразу замечает, что их мало, очень мало для надежного подавления обороны. Многие бойцы перешептываются, с недоумением поглядывая на проходящего по траншее комбата. Канонада быстро замолкает, бойцы выскакивают из окопчиков и, пригибаясь, устремляются вперед. Немцы молчат, и это молчание обнадеживает. Но вот оживает один участок немецкой траншеи, за ним другой. По цепям начинают хлестать плети пулеметных очередей. Стоящие рядом с Ершовым артиллеристы мгновенно реагируют, и в этих районах встают разрывы. Одновременно несколькими залпами поддерживают атаку и минометчики. Попадавшие было фигурки снова поднимаются, устремляются вперед и… снова ложатся почти у самой высоты, кое-где начиная поспешно отползать назад. На равнине встают разрывы немецких мин, а откуда-то с высоты внезапно открывает огонь молчавший до того крупнокалиберный пулемет.

— Минометы мне подавите, — кричит в отчаянии на артиллеристов Ершов. В этот момент на атакующие цепи пехоты, на окопы, из которых она вышла, и на сам НП обрушивается огненный вал. Последнее, что успевает заметить Петр — как Гуткин, успевший оттолкнуть комбата в сторону, падает, лишившись сразу половины головы. Лицо Петра заливает чужая кровь, но он ничего не успевает. Удар и адская боль выбрасывают его в темноту…

Очнулся Ершов только в дивизионном медсанбате, спустя почти двенадцать часов после этого боя. И о том, что майор Максимушкин снят с полка, отправлен в штрафбат, а член военного совета вообще исчез в неизвестном направлении, он узнал еще намного позднее. Как и о том, что от его батальона осталось в живых после немецкой контратаки всего двенадцать человек…

8 апреля 1943 г. Москва. Кремль.

Кабинет т. Сталина.

Тов. Сталин

— Таким образом, прекращение наступления союзников в Африке, неудачи в боевых действиях на Тихом океане позволили немцам не опасаться открытия Второго фронта в этом году. Поэтому все имеющиеся резервы они перебрасывают на наш фронт, готовясь к наступлению. Ввиду ограниченности крупных резервов противник вынужден будет весной и в первой половине лета этого года развернуть свои наступательные действия на более узком участке фронта. Видимо, на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до пятнадцати танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей северной группировкой в обход черниговско-северской группировки Первого Украинского и Второго Белорусского фронтов с северо-запада и южной группировкой в обход с юго-запада. Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника.

— Хорошо, товарищ Жуков. Мы поняли ваши доводы и считаем, что они соответствуют действительности. Не так ли, товарищ Василевский?

— Так точно, товарищ Сталин. Генеральный штаб уже разработал план боевых действий на лето-осень этого года в соответствии с этими предположениями.

— Получается, что мы вообще не будем наступать? Не кажется ли вам, что отдавать инициативу в руки противника опасно? Сколько раз немцы прорывали самую подготовленную оборону наших войск? Не стоит ли, наоборот, нанести удар самим и немедленно, пока немцы не подтянули всех резервов? Я думаю, что так будет намного лучше.

— С точкой зрения товарища Ворошилова мы ознакомились. Теперь предлагаю выслушать товарища Антонова.

Не ожидал, не ожидал заместитель начальника Генштаба такого. Но справился быстро, ценю.

— Исходя из анализа имеющихся сведений, предложение товарища… Жукова, — кажется, хотел вначале по званию назвать, но вспомнил, что я предпочитаю фамилии, — является оптимальным. Теряя в темпе операций, мы выигрываем в качестве. Несмотря на то, что в настоящее время инициатива находится в наших руках, целесообразнее первоначально измотать и обескровить врага на заблаговременно подготовленных, плотно занятых войсками оборонительных позициях, истребить максимальное количество танков противника, составляющих его главную ударную силу, а затем немедленно перейти в решительное наступление и полностью осуществить намеченные стратегические планы. К тому же нами, извините, Генеральным штабом запланировано провести наступление на севере.

— Есть мнение, что нам следует рассмотреть планы на лето более подробно. Кто будет докладывать? Товарищ Антонов? Хорошо. Начинайте.

— …По условиям местности и погоды наступление на северном участке фронта может быть начато не ранее начала июня. Первым перейдет в наступление Карельский фронт. Силами 21-й армии при поддержке Северного флота планируется разгромить немецко-фашистскую армейскую группу, освободить город Печенга (Петсамо) и продолжить наступление по норвежской территории с одновременной высадкой морских десантов. Конечным результатом операции намечено освобождение…

— Извините, товарищ Антонов. Товарищ Кузнецов, Северный флот справится с такой задачей?

— Учитывая, что англичане недавно потопили линейный крейсер «Шарнхорст», а «Тирпиц» серьезно поврежден атакой нашей подводной лодки и налетом бомбардировщиков товарища Голованова, нацисты смогут противопоставить нам только легкие силы. К тому же, мы планируем привлечь к участию в боевых действиях английские подводные лодки, базирующиеся на севере. Поэтому я считаю, что флот справится с поставленными задачами, товарищ Сталин.

— Есть мнение, что после окончания доклада товарища Василевского необходимо заслушать товарища Кузнецова подробнее. Есть возражения? Нет? Продолжайте, товарищ Антонов.

— Далее нанесет удар Ленинградский фронт, одновременно на Карельском перешейке и севернее Ладожского озера. Когда финские войска будут скованы на этих участках фронта, в наступление перейдет южный фланг Карельского фронта…Анализируя возможные последствия этих ударов, Генеральный штаб считает, что конечным результатом станет вывод из войны Финляндии. Мы освободим не менее чем полумиллионную группировку войск, которую можно будет использовать для усиления наших войск на направлениях главных ударов, которые намечаются на германо-советском участке фронта. Здесь планируется провести три последовательные операции. Первая из них, с кодовым названием «Довмонт», предполагает переход в наступление в конце мая Прибалтийского фронта…Затем, после начала наступления на Черниговский выступ, в наступление переходит Второй Белорусский фронт…