«Попаданец» Сталин. Вождь танкистов из будущего
Шрифт:
— Онищенко, проверить подвалы! Смирнов — прошнури первый этаж! — появившийся из-за танка майор внимательно осмотрел окрестности, слегка морщась от неприятного запаха.
— Товарищ майор! В подвале какой-то ход!
— Так. Сергеев, возьми трех разведчиков, огнеметчика и проверьте, что там. Присоединитесь к эшелону зачистки, а мы — вперед. До рейхсканцелярии, говорят, полквартала осталось, надо туда побыстрее попасть, а то Гитлера без нас захватят, — под улыбки бойцов скомандовал майор.
Еще раз осмотревшись, он с помощью пары солдат взобрался на танк, о чем-то переговорил с появившимся из командирского люка танкистом и спрыгнул
— Товарищ мойор! Мы тут кого-то поймали! Гиббельс, кажись!
— Что? — майор быстро развернулся и в сопровождении сразу трех автоматчиков пошел к кричавшему. — Какой к черту Гиббельс, Саргаев? Деревенщина ты поволжская. Геббельс, что ли?
— Кажись, так, товарищ мойор. Сержант Сергеев его сюда сичас ведет, а я бегом доложить…
— Подождем Сергеева, — майор достал из кармана пачку папирос, угостил всех и закурил первым. Не успел он сделать несколько затяжек, как из подвала, подталкиваемые в спину автоматами разведчиков, выбрались несколько немцев, в нелепо сидящих на них платьях, с поднятыми руками.
— Ну и что за клоунов ты поймал? Геббельса тут точно нет, он же маленького роста, — спрашивает, брезгливо оглядев пленных, майор.
— Товарищ майор, вот этот что-то все «Геббельс», «Геббельс» говорил, — ответил сержант, показав на одного, самого испуганного. — Заливался что-то, как соловей. И бумаги при нем были в кожаном портфельчике. Солидном таком, — один из разведчиков передал майору портфель.
— Это в штаб, наверное. Хотя сейчас документов вокруг столько валяется, что и не поймешь, какие нужны, — проворчал майор и неожиданно, заставив пленных вздрогнуть, крикнул: — Глеймана ко мне!
Через минуту к группе подбежал молодой солдат со снайперской винтовкой.
— Ну-ка, Петр, узнай, что за сволочь нам досталась, — скомандовал майор, указывая на пленных, — да дальше пойдем. Время только теряем непонятно на что.
Немецким подошедший владел свободно, хотя и говорил с акцентом, не всегда понятным пленным. Но допросу это не помешало.
— Двое, что слева, эсэсовцы. Из охраны самого Гитлера. Правый — из ведомства Геббельса. Какой-то режиссер, Шнапп фамилия. А вот тот, молчаливый, самый интересный. Уверяет, что его фамилия Майер, причем ни солдаты, ни режиссер этого не подтверждают и не отрицают. Боятся его, похоже.
— Посмотрим, — майор достал из планшета несколько крупных фото и внимательно их посмотрел. — А не кажется ли вам, что… — договорить он не успел. Молчаливый что-то крикнул, солдаты перехватили оружие, готовые в любой момент открыть огонь.
— Что он кричал? — спросил Глеймана майор.
— Требует соблюдения конвенции об обращении с пленными.
— Знаток, значит. Требует, значит, — внезапно разъярился майор. — Как наших в лагерях голодом морить и расстреливать… А отведите-ка их в ту сторону… — майор показал на ближайшую сохранившуюся стенку. Подталкивая прикладами и пинками, пленных начали выстраивать у стены, когда молчаливый не выдержал и быстро-быстро заорал, спеша что-то рассказать.
— Ну и чего он орет?
— Кричит, что Борман и что мы не имеем права расстреливать без суда.
— Борман? — майор еще раз посмотрел фото, пока молчаливые разведчики держали под прицелом стоящих у стены пленных. — Похож. Повезло вам, гады. Если бы не приказ, всех бы тут положили, — сказал майор, приказав
покрепче привязать пленных к танку и следить во все глаза, чтоб никуда не делись.— Вези в штаб, он вроде в четырнадцатом квадрате должен быть, — приказал майор командиру танка и тут же удивленно оглянулся. — Мне кажется, или действительно тишина?
— Ребята! — высунувшийся по пояс из люка радист выглядел… ошарашенным.
— Парни! Приказано прекратить огонь! Немцы сдаются!
— Кончилось? — удивленно спросил майор, спрыгивая с танка. — Да, кончилось, — добавил он и крикнул: — А ну тихо. Ничего пока не известно. Занять оборону, бдительность не терять. А ты пленных вези! — и, осмотревшись вокруг, с удивлением добавил. — Война закончилась…
«В ночь с 8 на 9 мая 1944 г. в пригороде Берлина Карлсхорсте представителем Советских Вооруженных Сил, заместителем Наркома Обороны, маршалом Жуковым, представителями верховного командования союзников: заместителем Верховного Командующего Д. Эйзенхауэра, британским главным маршалом авиации А. Теддером, представителем американских вооруженных сил генералом К. Спаатсом, представителем французских вооруженных сил генералом Ж. де Латтром де Тассиньи, с одной стороны, и представителями германского командования генерал-полковником А. Йодлем, адмиралом флота Г. Фриденбургом, генерал-полковником авиации Г. Штумпфом, с другой, подписан Акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил…»
9 мая 1944 г. Берлин. Кенигсплац.
Николай Козлов
«Козлик» командира авиаполка, подскакивая на камнях и переваливая через воронки, пробирался по разрушенному городу. Вернее было бы сказать, по тому месту, где раньше был город. Всюду глаз натыкался на развалины, мало напоминающие дома, и груды камней, завалившие то, что раньше было улицами, среди которых стояли подбитые и сгоревшие танки, разбитые орудия, валялись еще не убранные трупы в мышиного цвета мундирах, а чаще — просто в гражданском, с повязками на рукавах.
— Останки войны, — попросив остановить машину и щелкая лейкой, заметил один из пассажиров. — Что, не часто приходилось видеть? — спросил он сидящего на переднем сиденье полковника авиации со Звездой Героя на кителе, с недовольным лицом рассматривающего, как с десяток пленных немцев под охраной двух автоматчиков собирают и грузят трупы на машину.
— В основном сверху, — невесело отшутился Николай. — Нам, летчикам, проще — сбил, и противника не видно — упал на землю.
— Что вполне понятно, — корреспондент «Красной Звезды» Василий Субботин предпочитал оставлять последнее слово за собой.
Машина стронулась с места, неторопливо объезжая сразу три подбитых «Ягуара», один из которых до сих пор слегка дымил. Судя по стоящей среди развалин подбитой «тридцатьчетверке», бой был ожесточенный. Сидящие в машине молча проводили взглядом еще одну «тридцатьчетверку», в которой взорвался боекомплект.
Наконец, миновав еще несколько груд камня и кирпича, машина вырвалась на просторную площадь, с притягивающими взор развалинами здания, увенчанного остатками купола. На куполе и уцелевшей кое-где крыше стояли десятки больших и малых красных знамен, развевающихся на ветру.