Попаданка на десерт, или Любовь в Новогодие

Кантарисс приветливо кивнул преподавателю и студентам, взял пухлую папку с документами, большую амбарную книгу, что-то типа журнала успеваемости, и прошествовал вверх. Аудитория у нас была в виде амфитеатра, так что к задним рядам нужно было подниматься.

И вновь я почувствовала яблочный аромат. Дразнящий, будоражащий. Значит, согласно здешним мифам, это запах яда?

А он циник, изощренный.

Ну как теперь профессор должен сделать вид, что здесь никого нет, и продолжать лекцию? У меня вот затылок будто намагниченный, так и тянуло обернуться и посмотреть на принца. А что о Нурманне говорить? Тут, может, судьба его решается.

Преподаватель взял себя в руки. Буквально. Подхватился под локти, так крепко, я думала, сейчас над полом поднимет сам себя. Профессорская мантия приподнялась от этого движения почти до коленок, обнаружив штанишки несерьезного пронзительно-сиреневого оттенка.

– Итак, напоминаю…. э-э-э… мы с вами проходим предмет «Обычаи и обряды Атраморы». И тема сегодняшнего занятия: «Главные признаки Новогодия».

На месте принца Кантарисса я бы его прямо сейчас прикрыла. Занятие идет уже с четверть часа, а профессор рассказывает студентам, куда они пришли и что изучают. Этот чудак сейчас себе всю карьеру загубит. Стоит вот, губешки трясутся, как малиновое желе.

Даже стыдно за него!

– Профессор Нурманн, — с последней парты донесся медовый тягучий голос. Я даже не сразу его узнала, — посмотрите на меня, пожалуйста.

Несчастный вперил взгляд в принца, как утопающий за соломинку схватился.

– Вдохните глубоко и ведите занятие дальше. Тут только вы и студенты. Хорошо?

Нурманн выполнил указание, а потом неожиданно спокойно кивнул. Повернулся к нам, жаждущим знаний, и продолжил совершенно ровно и местами расслабленно.

Что это сейчас такое было? Абсолютное повиновение и самодисциплина, или принц что-то сделал с Нурманном за несколько секунд?

А высочество полон загадок!

ГЛАВА 3. Кухня

После занятий мне предстояли очередные чудные открытия. Знакомство с моим рабочим фронтом, кухней. И когда я до нее дошла, поняла, что это вполне адекватное определение.

Из кухни доносились запахи и вопли.

– А я говорю, в этот соус нельзя добавлять чеснок! У его высочества от него дурнота.

Эти достаточно интимные сведения о принце провозглашались женским голосом, настолько грудным, что я про себя сразу решила называть даму «Кормилица». Во всех смыслах.

– Ихнее высочество могут не кушать мой соус. Они многое потеряют из-за своей дурноты. А я рецепт менять не стану, ибо шедевр!

– Если его светлость унюхает твой шедевр и немножечко разнервничается, ты в статуй превратишься. Каменный!

Она так и сказала — «статуй». Честное слово.

– И пусть! Зато я не изменю династии трех поколений шеф-поваров!

Помедлив, я решила зайти внутрь и представиться. Конца и края ссоре не предвиделось все равно. А у меня опоздание может в первый день сразу засчитаться.

Я осторожно распахнула дверь и едва успела отскочить. В меня летел поднос, на котором сидела… белка! Зверек проворно катапультировался на пол. Откуда он вообще взялся? Они, что ли, белочек готовят?

Что здесь за нравы? Может, я приду в ужас от их продуктов, не исключено.

– Вы не имеете права мне указывать на моей кухне! — кричал невысокий пухляш в ярко-желтом форменном наряде. Здесь это был цвет поварской профессии. И вместо колпака — платок типа банданы, красиво повязанный и тоже желтый, с зелеными узорами, похожими на огурцы.

– Можно было нормально сказать, нечего посудой кидаться, — ворчливо ответила средних лет женщина, в которой я признала даму с одеялом. Так вот она, Кормилица! Наверняка это и есть личный повар принца Кантарисса. И к ней я должна войти в доверие.

Да как тут войдешь? Это ж чистый аватар заботливой мамули высочества! А у него она наверняка такая и есть, иначе отчего настолько капризный ребенок вышел? От чеснока свой благородный нос воротит, все блюда только из рук личного повара принимает.

Между этими двоими не просто искры носились, а молнии вовсю сверкали. Но тут они обратили свое внимание на меня.

– Барышня, а вы что здесь забыли? — гнев пухляша направился уже в мою сторону. — До ужина еще полно времени.

– Опять пропустила завтрак, а теперь хочешь лакомый кусочек выпросить у повара? — прищурилась Кормилица. — Запомни, милая, с такими привычками ты быстро раздуешься как шарик.

Личным опытом делится? Дама говорила так уверенно, словно уже не раз успела меня застукать среди ночи с бараньей ногой под мышкой.

– Я ваша новая помощница, Жесериль… Жусвирель…

– Не волнуйтесь так, дорогая, — спохватился представитель четвертого поколения династии шеф-поваров, — я понял, кто вы. Сиротка, которой очень нужна работа.

– Она хоть нож в руках удержит? Больно худосочная.

Голос Кормилицы звучал недоверчиво. Странная женщина. Только что лишний вес мне пророчила, теперь дефицитом массы тела попрекает.

– Я училась на повара, — с готовностью сказала я, потупив глаза, как положено скромной сироте.

– Тогда покажи, что умеешь, — распорядился пухляш, — о, как неудобно, я не представился. Меня зовут Шеф Фельезер. Я глава этого благословенного места.

И он гордо обвел кухню рукой, показывая свои владения.

Только сейчас я заметила, что, кроме нас, тут полно народу. Сама кухня выглядела местом сюрреалистичным и в чем-то сказочным.

В готовке явно использовалась магия. Например, рядом с ближайшим ко мне бесконечным столом с массивной столешницей из серой глыбы стоял высокий мужчина, брюнет с длинными волнистыми волосами, убранными в хвост. Разумеется, тоже с банданой в огурцах. Сложив руки на груди, он внимательно смотрел, как угрожающего вида мачете самостоятельно нарезает тонкими, почти прозрачными ломтиками красный сладкий перец.

Всего таких поверхностей для готовки было три. И две больших жаровни, где пылал ярко-оранжевый огонь.

Я бы не решилась на такой поставить кастрюлю. Вначале стоит усмирить стихию. Но поваренок у одной из печей смело держал над языком огня здоровенную сковороду чуть ли не двумя пальцами. Судя по запаху, там жарилась морковь.

Пока продукты вполне понятны, никаких запеченных белок.

Словно в ответ на эту мысль по ноге заскреблись тоненькие коготки. Меньше минуты — и вот на моем плече восседает рыжик комок.