Попаданы

За тот десяток секунд, что смесь василиска, мантикоры и еще трех-четырех геральдических чудищ, катилась на нас, хлопая крыльями и отталкиваясь от почвы когтистыми лапами, вниз по склону, в безвозвратные потери ушли все наши "восьмилапы"!

Все шестеро, прошедшие войну от начала и до конца, просто подвернули под себя свои ходули, щелкнули жвалами и замерли, отказавшись от жизни!

Существо, увидев, что врагов поубавилось, оттолкнулось еще сильнее, хлопнуло парусами своих крыльев и открыло зубастый клюв, исторгая из себя ужасающую какофонию звуков, от которой нашим кошко-егерям пришлось и вовсе худо: добрый десяток из них просто покатились по земле, зажимая свои чувствительные уши.

Довольное существо приземлилось и "словило" первый выстрел - от моего соседа, с его "коротышом".

Через секунду к нему присоединились и остальные, старательно выискивая местечки, попадание в которые раздражали особь сильнее всего.

Мой "пливак" и имперский "сипач" - оружие похожее и по типу, и по качеству исполнения, и по наносимому ущербу, безостановочно посылали в сторону противника сгустки плазмы.

Знаете, чего мы добились, в конце концов?

Ни-че-го!

Наши хваленые стрелки рикошетили во все стороны от странной шкуры животного, плазма стекала на землю или впитывалась, попадая в глаза или разинутую пасть.

Станнеры искрили и, при наведении на существо, превращались в мертвые машинки, исторгающие из себя клубы вонючего, синего дыма.

Имперцы, с их энергетическим оружием, добились чуть лучших результатов - удачным выстрелом смогли отсечь кончик пера, с левого крыла.

Которое, тварь подхватила своим гибким хвостом и отправила... Себе в рот!

Всё!

Когда до нас осталось пяток шагов и стрелять плазмой стало поздно, мы с оператором "сипача", переглянулись и потянулись за честно уворованными "бензопилами".

"Бензопилами" мы разжились все.

Из принципа.

Даже "восьмилапы" прихватили с собой эти, им, в общем-то, не нужные, устройства.

Обида была сильнее здравого смысла: мы так старались, расчищали эту посадочную площадку, а нас так "ништяково" прокатили!

А, может быть, это было предчувствие?

Не знаю.

Существо, сблизившись до тесного контакта, расшвыряло нас кегли, отмахнулось хвостом от надоедливого "сипача", попытавшегося ее догнать, хвостом и скрылось в джунглях, оставив нас стоять в ступоре.

Никогда, ни "до", ни "после", я не чувствовал себя таким... Униженным!

Все наше оружие, выучка, опыт - все пыль по сравнению с существом, на пути которого мы встали.

Хрипящий "сипач", поймавший хвостом по вдоль хребта, отвлек меня от рефлексий.

Имперская аптечка, чудесное изобретение, которое мы, всеми правдами и не правдами старались достать, выручила и на этот раз - медикаментов на раненного ушло изрядно, зато и в живых разумный остался.

Всего, из пятидесяти, в живых, после встречи с существом, осталось двадцать четыре.

Наши "восьмилапы", "кошачьи" и несколько, подвернувшихся под горячую лапу, дагрийцев и пантеков.

На прощальный костер, мы, оставшиеся в живых, вырезали добрых полкилометра леса!

Плечом к плечу, отправились в свой последний путь к Звездам, бывшие враги.

Джунгли, от вставшего вровень с верхушками деревьев, пламени, замерли в ужасе.

Шестеро раненных, восемнадцать побитых и униженных вояк, смотрели в огонь, провожая в последний путь своих товарищей.

Как всегда, чтобы понять простую истину - война нужна лишь торгашу - приходится платить воистину страшную цену.

В реве пламени, треске прогорающих стволов и веток, мне слышалось лишь одно слово: "Мажгелет"!

На одном из языков пасаекху, это слово переводилось как "звездный зверь" или "зверь-звезда".

База имперцев, молчком выслала за нами легкий бот, в отличии от союзной.

В каждом строе, у каждого правительства, есть только одна проблема - люди.

Отогнав унылое воспоминание, снова уставился на звезды, холодно взирающие на меня через стекло обзорной палубы.

Больше меня никто не рискнет разбудить пинком, как это было в начале. И я, ни за что, не полезу в рискованные авантюры и не кинусь примирять все стороны, ощетинившиеся оружием.

Я просто вернусь к себе и заберусь в самый дальний уголок, где на мои глаза, кроме наших друидов, мне никто не попадется.

И буду бродить по звериным тропкам, уступая дорогу зверью и любоваться восходами и закатами, улыбаясь и довольно потягиваясь, предвкушая темную ночь или дождливый день - простые времена суток, времена года...

Ни один из двух моих браков не оказался "навсегда", а поведение наших избалованных вниманием женщин и вечные игры в телепатию, отбили охоту снова затевать ту тягомотину, что называется семейной жизнью.

Если станет совсем невмоготу - проще познакомиться по переписке с нашанной или "звякнуть", той же Рии...

Надоели мне русские красавицы, с их тяжелыми косами и не менее тяжелыми характерами, от которых и избы горят, и кони дохнут, на лету.

Оперевшись на перила локтями, от души вздохнул и рассмеялся: так начинается новая жизнь.

Впервые за двадцать лет, я стою и любуюсь на звезды, не рассчитывая, как буду вести боевые действия и как буду уносить ноги. Впервые - я в обычной "гражданке", а не в военной форме, камуфляже пехотинца, бронекостюме штурмовика или скафандре пилота.

И впервые мне на душе так хорошо, что я уже стал задумываться, а хочу ли я вернуться на планету, с которой сделал свой первый шаг в холодную пустоту межзвездного пространства.

– Встал, *опу отклячил...
– Донеслось до меня из-за спины, на чистейшем русском.
– Придурок...

Проходящий мимо, старательно попытался толкнуть меня бедром, очищая дорогу.

Будь вокруг толчея или другое настроение - я бы просто сдвинулся: сам не люблю, когда корма занимает всю дорогу.

На невезение проходящего мимо студентика, фраза, сказанная им по-русски, меня взбесила.

Отработанные сотней тренировок движения и связки, вбитые в самые темные зоны подсознания, вырвались наружу.

Локоть воткнулся парню в живот, продавливая дряблые мышцы почти до позвоночника.

Вниз - в то самое место, столь нежно любимое-ценимое подобными существами и вверх, разбивая нос и губы.

Подшаг, захват за шею и бросок.

Громкое "шмяк" возвестило, что студент - обычный куль с картошкой, не способный ни на что, кроме вечного брюзжания и нытья.