Попались и Пропали

Создатель! Она ещё никогда так плотно и серьёзно не размышляла о своей жизни, как будучи голой, рядом с голым мужиком чёрте где. Умеет же она выбрать время для изысканий с анализом результатов. Лабораторная работа после секса — именно то, что украшает женщин.

— Император сходит по тебе с ума, — загнул Радо-Яр нечто литературное.

— А по малютке Нала-Яри? — иронично осведомилась очередная великая, но краткосрочная императорская любовь. — А, по остальным своим малюткам?

— Это другое, — буркнул он. — За всю свою жизнь Бруст любил только одну женщину. Которая его бросила. Вышла замуж и уехала в поместье мужа навсегда.

— Хочешь сказать, — насторожилась Руана, — что я её напоминаю? Чем?

— Характером. Хотя и в лице есть какое-то сходство.

— Но я не она, — сухо заметила женщина, по праву считавшая себя уникальной.

— Не она, — так же сухо поддакнул он.

— И я сделала свой выбор.

— Сделала, — вновь согласился Радо-Яр, упорно не желая взглянуть ей в глаза. — Но решать не тебе. Решать будет твой отец.

Руана села. Обхватила ладонями его лицо и повернула к себе. Вспомнила, как улыбалась Ольга, когда ставила кого-то на место. Вроде получилось вернуть то ощущение: назл в удивлении вздёрнул брови.

— Попробую тебе объяснить, — задумчиво начала она, подбирая слова. — Видишь ли, вы слишком привыкли к жизни при дворе. Где вечно из себя что-то изображаете. А настоящих себя прячете. Даже ты. И не спорь! — запечатала она его приоткрывшийся рот ладошкой. — Дослушай. Ты родился вождём. Прирождённым командиром. Значит, должен чувствовать: я тоже родилась командиром. И не потому, что таария. Потому что такая. Да, из меня всю жизнь лепили пирожное в сахарной пудре. Которое усиленно фаршировали патокой. Но это не стало моей натурой — лишь маской. Чтобы меня не вздумали переделывать силой. Знакомо?

— Ещё как, — усмехнулся Радо-Яр, убрав её ладонь с лица.

И прижав к груди. Однако дальнейших ласк не последовало: он слушал. Он должен был хоть немного разобраться в женщине, которую, похоже, выбрал для себя. И только для себя.

— Понимаешь, — продолжила Руана, вздёрнув подбородок и засмотревшись на звёзды. — Мои кондитеры остались далеко. Любой человек решит, что с их появлением я вернусь в состояние пирожного. И будет прав. Потому что далеко — это для всех означает одно и то же: далеко.

— Хочешь сказать, — нахмурился он, — что для тебя оно вовсе не расстояние?

Ну, как можно к нему не тянуться — поняла Руана хотя бы одну из причин своей оголтелой привязанности. Он всё настолько правильно понимает, будто и впрямь читает её мысли. Это вовсе не означает, что он их приветствует. И даже не станет с ними бороться. Но, понимает же.

— Для меня «далеко» означает время. С тех пор, как я покинула дом, слишком многое произошло. И дело не в твоём дурацком похищении. За которое ты, кстати, ещё не расплатился.

— Скажи как, и расплачусь, — вдруг не усмехнулся, как обычно, а просто улыбнулся он.

Руана наклонилась. Поцеловала его и вновь прилегла на широкую грудь погреться: перед рассветом стало слишком свежо. Радо-Яр подцепил второе одеяло и заботливо укрыл свою мерзлячку. Она повозилась, устраиваясь поудобней, и пригрозила:

— Как только придумаю, обязательно потребую расплаты.

— Значит, — резюмировал Радо-Яр, — твой отец остался далеко в прошлом.

— Вроде того.

— Ты действительно не понимаешь, что он вправе вторгнуться в твою жизнь силой? — холодно осведомился мужчина, минуту назад обворожительно ей улыбавшийся. — В любой момент. И вся твоя бравада не будет стоить воздуха, который ты сотрясаешь.

— Может, — вздохнула Руана. — Думаю даже: обязательно попытается. Однако ничего не сумеет сделать.

— Ты так в себе уверена? — покривился он, как человек, презиравший пустые, но громкие заявления.

— До сегодняшнего дня не была, — провела она пальцами по его губам, исправляя это искривление.

— И что случилось сегодня? — убрал он её руку и зло сверкнул заледеневшими синими глазами. — Бруст? Надеешься на его защиту?

— Сегодня… Точней, уже вчера случился твой отец, — терпеливо пояснила Руана, привыкая к мужской ревности, которой в прошлой жизни её не баловали. — Он познакомил меня с одним старинным, но действующим законом. С которым — конечно же, совершенно случайно — меня никто прежде не ознакомил.

— Сколько тебе лет? — выпалил Радо-Яр, приподняв голову.

— Уже три месяца, как двадцать.

Он уронил голову обратно на кошму и злорадно ухмыльнулся.

— Да, — постучала она пальчиком по его широкому упрямому лбу. — По закону таария, достигшая двадцати лет, считается совершеннолетней и самостоятельной. Даже не выйдя замуж. Всё, как у яраний. А поскольку свободу я люблю больше, чем отца, ему меня уже не подмять. Как и вашему разлюбезному Брусту.

— Тогда зачем ты морочишь ему голову?

— А отец тебе не сказал? — сексуально проурчала она, целуя каменную статую, покрытую вечно горячей резиновой оболочкой.

Такое ощущение, что яраны рождаются с системой тёплых полов под кожей. В которой полно всяких там секреций — всплыли в голове полезные знания из биологии. Те секреции выделяют что-то уж чересчур заманчивое.

Во всяком случае, прежде у неё как-то не возникало желания облизывать потных мужиков. Подобные сцены в фильмах вызывали стойкую брезгливость. А вот, поди ж ты. Это что, уже любовь? Тогда почему самоотречение не включается на полную катушку? Она вовсе не прочь кое в чём уступать. Ну… в чём-то несерьёзном. Иногда. Под настроение.

— Нет, — с подозрением покосился опытный лазутчик на ту, что претендует на его лавры.

— Странно, — пробормотала Руана, оторвавшись от его шумно задышавшей груди. — Я была уверена, что он тебе рассказал. О том, что я задумала.

— То есть, ты этого сделать по-прежнему не хочешь?

— То есть, мне пора возвращаться, — напомнила она, уклоняясь от обидного ответа.

— Сегодня же праздник, — сыронизировал назл, резко сев и стряхнув с себя томную деву. — В твою честь. Интересно будет посмотреть.

— На какое бесстыдство я способна? — проворчала Руана, барахтаясь и путаясь в одеяле.

— Не пытайся меня заинтриговать, — вытряхнул он девушку из тенет и сунул ей рубаху: — Одевайся скорей. А то не смогу тебя отпустить.

Затем вскочил на ноги и побежал к речке. Да что там: полетел, едва касаясь ногами земли. Красивый — умереть не встать. Просто глаз не оторвать.

Влюбляться в красивых мужиков, полнейший идиотизм — читала она себе просветительскую лекцию, натягивая рубаху. Особенно, если ты сама мало что из себя представляешь. Да, фигура у неё, что надо. Но полностью отсутствует то, что называют шармом. Пацанкость прикольно смотрится в девчонке-подростке. В двадцатилетней дылде она смешна и нелепа.