Поперека

– Конечно.

– Давай переспроси. Может, хохмит? А смайлик забыл поставить.

Поперека засопел, мотнул головой: нет.

– Почему?

– Потому. – “Жорик пунктуальный человек. Тут другое. Просить объяснений после столь оскорбительных упреков? Унижаться? Нет”.

Рабин его понял. Он очень понятливый и добрый, этот Анатолий Рабин.

– Ну, давай я. Напишу: тебя нет в городе, прошу мотивации.

– Он тебе не ответит.

Рабин опустил черные глазища. Наверное, обиделся. Хотя всем известно: Гурьянов высокомерен. Как, впрочем, и Поперека.

– Давай я сам, – резко сказал Петр Платонович. – В таком же духе. – И настрочил текст: “Ты грибов чернобыльских наелся? Или это у тебя возрастное? Ты кому пишешь? Может быть, ошибся адресом? Быстро ответь. Петр”.

Электронное письмо ушло. Теперь нужно было ждать. В Америке сейчас три часа ночи. Утром, в девять-десять Гурьянов прочтет и ответит. У нас к тому времени будет десять ночи. Можно поваляться здесь и подождать письма.

В смятении, разбитый, с трудом ворочая руками и ногами, Поперека за Рабиным побрел в буфет – здесь уже уборщица мыла пол. Но Петра Платоновича буфетчица знала, улыбнулась, только в глаза старалась не смотреть: сложный человек Поперека, посочувствуешь – на фиг пошлет.

До поздней ночи Поперека в своем кабинетике писал статью.

– Ты не скоро? – спросил из-за порога Рабин. Всё еще не ушел?! – Я удаляюсь. Всю серию заново перемерил. Всё точно.

– Хорошо.

– Но если я буду нужен...

– Нет.

– В самом деле? – Анатолий все еще не уходит, топчется за спиной. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Беги, беги. Если хочешь, утром встретимся на дорожке.

Странно – в дальнем конце лаборатории еще Вася Братушкин остался. И что он там делает? Тянется запах канифоли. Поскольку время позднее, наверное, мастерит что-нибудь уже для души, для друзей. Может быть, очередную смешную игрушку: поющего Жириновского или собаку, которая отвечает на вопрос “который час” лаем.

В двадцать два часа десять минут Поперека с неприятным холодком в животе снова вышел в Интернет, запросил письма из своего почтового ящика. И ответ уже был. Ответ засветился такой:

“Подтверждаю свои письма. Ты красиво треплешься, что блюдешь интересы России, а на деле именно ты работаешь на Штаты. Сибиряки могли бы получить работу, а в итоге не получат. Получат казахи. Или еще кто. Область могла бы иметь два миллиарда баксов – мало? Или тебе заплатили больше? Стыжусь, что когда-то знал тебя. Гур”.

Поперека, плохо видя перед собой, отключил аппарат и пошел вон из лаборатории. Братушкин, кажется, что-то спросил – Петр Платонович ничего не ответил.

Он не мог понять: Жора с ума сошел? Что за бред пишет?! Он, что не понимает, что завоз со всего мира ядерной грязи, да еще строительство завода по его переработке обречет Сибирь на грандиозную опасность? И эти два миллиарда, которые обещает Америка, окажутся не более чем банный лист на обожженном теле Сибири? Да и попадут ли в область эти деньги? Минатом отдаст их в правительство, а там распределят. Москва есть Москва.

Был в мире у Попереки лучший друг, человек с блестящим умом, которому Петр доверял как никому, – и тот вдруг так неприязненно отписал ему.

А на прошлой неделе еще и похоронная публикация.

Или я чего-то не понимаю? Что происходит? Что?..

Он вошел в подъезд бывшей маминой квартиры, сил дожидаться лифта не было – гудит где-то вверху и не идет (“Что с этими лифтами?! Надо бы разобраться! Заглянуть в ЖЭК...”), – и быстро потопал по ступеням... сейчас водки выпить... или валокордина... и успокоиться...

Но добраться до пятого этажа не получилось – в гулком подъезде словно все двери грохнули, и Петр Платонович упал лицом в выщербленные бетонные ступени.

12.

...Жизнь гениально изобретательна – у чайки в клюве инструмент для опреснения морской воды...

...Опорные плоскости для самолетов даже сейчас, в ХХI веке, срисовывают у птиц, используя до конца еще не понятые специалистами по аэродинамике вторые и третьи ряды кисточек на их крыльях...

...На Амазонке каждые десять километров – схожие по цвету бабочки под одним названием, но разного размера – стремительно меняются виды...

...Он был без сознания, когда в темном без лампочки подъезде старуха-соседка споткнулась об его тело и закричала, испугавшись... из ближайших квартир выглянули другие люди... наконец, вызвали “скорую”...

И Попереку отвезли в областную больницу №1. В невнятном состоянии он там пришел в себя под капельницей.

Утром его нашла жена – уже не в реанимационной, а в палате на шесть человек – перевалила его на коляску и к себе, в академгородскую больницу.

Окончательно он понял, что живой, что видит что-то и соображает, в палате на наклонной кровати, в одноместной. И рядом сидела в белом халате Наталья.

– У меня что? Инфаркт? – хотел он спросить, но только промычал невнятно. Однако она поняла.

– Нет. Все будет хорошо.

– А ш-ш мееея?.. (А что у меня?)

– Майкрософт. – Это она пытается острить, как вечно острит сам Поперека и все его коллеги-физики. А у самой носик покраснел.