Поперека

– Одну минуту, мои дорогие. – И при этом голова мертвого приподнялась на подушке. Голос продолжал. – Нам всем пора выпрямляться. Научимся уважать себя. И Россия станет самой великой на свете державой. А народ – самым счастливым... И как рассказывали очевидцы, голова его медленно снова опустилась на подушку. И голос смолк.

И хоть всем или почти всем с первой секунды – не смотря на жутковатый шок – было понятно, что это говорит записанный на магнитофон голос, и что голова талантливого физика приподнялась из-за движения какого-то механизма в подушке, но от неожиданности Соня свалилась в обморок, а Люся захохотала, как безумная:

– Я знала, знала!.. – И тоже обвисла на руках стоявших рядом.

А Наталья в ужасе прижала руку к сердцу и закрыла глаза. А дочь Лена заныла:

– Папочка, прости...

И только сын, который, наверное, и устроил такое прощание по просьбе отца, смотрел в лицо ему спокойно. Ну, может быть, еще на губах его возникла та горделивая усмешка, которой всегда отличался Поперека.

– Всё путем, – сказал Кирилл, успокаивая взглядом народ. – Так и сделаем.

Мел снег, оркестр пыхтел, гремел и фальшивил, народ погрузился в автобусы. И вскоре возле подъезда остались лишь семеро местных политиков в ожидании тележурналистов, с прислоненными к коленям железными венками, – потом их отвезут водители на могилу. В роскошных машинах, на которых приехали деятели, уже разливали для них горячий кофе из термосов в чашечки, отвинчивали крышечки бутылок с коньяком, резали лимоны.

Маленький мальчик шел мимо и подобрал еловую ветку, брошенную под ноги толпе, и тыча носиком в нее, зеленосизую, морозную, закричал матери:

– Ты говорила “не скоро”... а вот скоро – новый, самый новый год!