Поправка-22

Пляж превратился в одержимый паникой ад. Внезапно возникшая рядом с Йоссарианом мисс Крэймер истерически рыдала у него на груди, а он обнимал ее рукой за плечи, пытаясь успокоить. Другой рукой Йоссариан поддерживал сотрясаемую рыданиями мисс Даккит с мертвенно-белым, еще более угловатым и длинным, чем обычно, лицом. Те, кого смерть Сэмпсона застала на берегу, неистово метались по пляжу, и крики мужчин звучали словно женские вопли. Голые купальщики судорожно хватали свои вещи, с ужасом косясь в сторону моря и как бы ожидая, что очередная волна вынесет на прибрежный песок омерзительный, окровавленный, оторванный от живого тела человеческий орган вроде печени, почки, легкого или желудка. А те, кого смерть Сэмпсона застала в воде, яростно рвались к берегу, но, забыв от страха, что по мелководью можно плыть, мучительно медленно продирались вперед бегом, то и дело отбрасываемые назад упругими, клейкими, вязкими, как им казалось, волнами. Кроха Сэмпсон окропил вокруг всех и вся. Заметив у себя на руке или ноге каплю крови, люди с ужасом и отвращением отшатывались от своих конечностей, словно хотели выпрыгнуть, вывернуться из собственной кожи. Постепенно толпа полуобезумевших голых людей отхлынула, неуклюже спотыкаясь и оступаясь, в лес, но и там каждый из беглецов очумело, затравленно, непрерывно оглядывался назад, и шелестящие листвой лесные заросли полнились одышливыми, истошными воплями. Йоссариан нетерпеливо подталкивал вперед шатающихся, нетвердо ковыляющих к лесу женщин, а потом, коротко матюгнувшись, ринулся обратно на пляж, чтобы помочь запнувшемуся о футляр своего фотоаппарата или запутавшемуся в одеяле, которое он тащил, Обжоре Джо — тот упал на подходе к ручью лицом в грязь и не подымался.

Когда Йоссариан добрался наконец до расположения эскадрильи, там уже все было известно. Люди в форме метались между палатками и бессмысленно орали или неподвижно стояли, как доктор Дейника и сержант Найт, задрав головы к небу и завороженно глядя на преступный, отчаявшийся, одинокий самолет, кругами уходивший вверх.

— Кто? — не успев перевести дух, крикнул Йоссариан, подбегая к доктору Дейнике и ощущая, что ему жжет глаза едкая горестная влага. — Кто в самолете?

— Маквот, — ответил ему сержант Найт. — Он совершал с двумя пилотами из пополнения тренировочный полет. И доктор Дейника тоже там.

— Я не там, а здесь, — встревоженно возразил доктор Дейника, скосив на сержанта Найта испуганный взгляд.

— Почему он не приземляется? — в отчаянии крикнул Йоссариан. — Почему лезет вверх?

— Боится, я думаю, — отозвался сержант Найт, не отрывая мрачного взгляда от подымающегося все выше самолета. — Он ведь знает, как его встретят на земле.

А Маквот продолжал полет, постепенно набирая в пологом вираже высоту, и, когда он шел по витку спирали на юг, его самолет почти терялся из глаз, а когда возвращался с моря и шел на север, то пролетал все выше над желтовато-бурыми холмами Пьяносы и взлетно-посадочной полосой аэродрома. Вскоре уже больше пяти тысяч футов отделяло его от земли. Шум двигателей превратился в шепотный шорох. Внезапно, когда самолет опять проходил над взлетной полосой, под ним вспыхнул светлый купол парашюта. Спустя несколько секунд раскрылся второй парашют и стал снижаться вслед за первым к поляне аэродрома. Самолет ушел на юг и через полминуты появился снова, сделав, как и предполагали стоявшие внизу люди, очередной виток быстро сужающейся спирали, а потом опять лег на крыло в крутом, но изящном вираже.

— Там еще двое, — сказал сержант Найт. — Маквот и доктор Дейника.

— Я не там, а здесь, — уныло возразил доктор Дейника. — Меня в самолете нет.

— Почему они не прыгают? — громко спросил себя сержант Найт. — Почему не прыгают?

— Это же бессмыслица, — пробормотал доктор Дейника. — Явная бессмыслица, — повторил он и закусил губу.

Но тут Йоссариан внезапно понял, почему не прыгает сам Маквот, — понял, почему он не будет прыгать, — и помчался за самолетом, махая руками, умоляюще вопя, чтобы он приземлился, ради бога, Маквот, но никто его не слышал — во всяком случае, не слышал Маквот, — и он, задыхаясь, прерывисто застонал, когда Маквот опять развернулся, качнул на прощание широкими крыльями, окончательно решил, что двум смертям не бывать, а на одну наплевать, и врезался в гору.

Полковника Кошкарта так удручила смерть Крохи Сэмпсона и Маквота, что он повысил норму боевых вылетов до шестидесяти пяти.

Глава тридцать первая МИССИС ДЕЙНИКА

Услышав, что доктор Дейника тоже погиб в самолете Маквота, полковник Кошкарт увеличил норму боевых вылетов до семидесяти.

Первым, кто понял, что доктор Дейника безвозвратно погиб, был сержант Боббикс, узнавший от дежурных контрольно-диспетчерского пункта, что его имя внесено в маршрутный лист, который заполнил перед вылетом Маквот. Сержант Боббикс смахнул слезу и вычеркнул доктора Дейнику из списков личного состава эскадрильи. Закусив дрожащие губы, он нехотя отправился поведать об его печальной участи Гэсу и Уэсу, но для этого ему предстояло пройти мимо жилой палатки врача, разбитой между палатками санчасти и КП, и он шагал, предусмотрительно глядя прямо перед собой, чтобы не вступать в беседу с угрюмо сидящим возле своей палатки тщедушным человечком по фамилии Дейника, ярко освещенным лучами предвечернего солнца. Сержант Боббикс мрачно размышлял о своем будущем, поскольку у него на руках оказалось теперь два мертвеца — Трупп из палатки Йоссариана, который не числился в списках эскадрильи, но, безусловно, погиб, и доктор Дейника, новый мертвец, который в списках числился, но погиб весьма условно, а значит, угрожал сержанту Боббиксу даже более серьезными административными осложнениями, чем Трупп.

Гэс и Уэс выслушали сержанта Боббикса со стоическим недоумением, но переживали свою утрату молча и никому о ней не говорили, пока к ним не пожаловал через полчаса сам погибший, чтобы они поставили ему — уже в третий раз за этот день — градусник, а потом измерили кровяное давление. Температура у него и всегда-то была немного пониженной, а теперь вдруг упала еще на полградуса ниже его обычной нормы. Безучастные взгляды помощников представились вдруг ему бесчувственными и совершенно бессмысленными.

— Что с вами творится? — едва сдерживая накипевшую злобу, выкрикнул он. — Вам вроде должно быть известно, что постоянно пониженная температура и вечно заложенный нос — ненормальное явление для живого человека! — Горестно фыркнув, он понуро подошел к шкафчику, где хранились медикаменты, чтобы отыскать там, во-первых, таблетки аспирина и сульфазила, а во-вторых, аргирол для лечения горла. Его маленькая головка с унылым лицом напоминала жалкую головенку шелудивого воробья, и он все время потирал собственные руки. — Посмотрите, какой я холодный! Вы уверены, что ничего от меня не скрываете? — подозрительно спросил он.

— Вы покойник, сэр, — признался ему один из помощников.

— Что-что? — в злобном негодовании вскинув голову, переспросил доктор Дейника.

— Вы покойник, сэр, — повторил второй помощник диагноз первого. — Вот, наверно, почему вы всегда такой холодный.

— Истинная правда, сэр, — подхватил первый помощник. — Вы, наверно, давно уже покойник, да мы не сумели вовремя поставить верный диагноз.

— Что за чушь вы тут порете, черт бы вас обоих подрал! — вскрикнул доктор Дейника, испуганно ощущая приближение гибельной беды.

— Это вовсе не чушь, сэр, — возразил ему второй помощник. — Документы удостоверяют, что вы взлетели в самолете Маквота для начисления вам летных часов. А поскольку вы не выбросились из самолета с парашютом, то, значит, разбились.

— Истинная правда, сэр, — подтвердил первый помощник. — Вам надо радоваться, что у вас и вообще-то есть температура.

— Вы что — спятили? — чувствуя, что сходит с ума, возопил доктор Дейника. — Я подам на вас рапорт сержанту Боббиксу о неподчинении своему командиру!

— Именно от сержанта Боббикса мы и узнали о вашей смерти, сэр, — объяснил ему один из помощников. — Он уже отправил рапорт в Военное министерство, чтобы оттуда послали похоронное извещение вашей жене.

Доктор Дейника протестующе взвизгнул и побежал объясняться к сержанту Боббиксу, который неприязненно посоветовал ему как можно меньше попадаться кому бы то ни было на глаза, пока не будет получено распоряжение о его останках.

— Послушай-ка, а он ведь и правда погиб, — уважительно отправил его на тот свет один из помощников. — Я, пожалуй, буду по нему скучать. Он все же был замечательный хмырь, верно?

— Это уж точно, был, — с похоронным вздохом отозвался второй. — Да только я-то, признаться, рад, что этому выродку пришел конец. Мне, знаешь ли, осточертело все время мерить ему кровяное давление.

Жену доктора Дейники отнюдь не обрадовало, что ее мужу пришел конец, и, когда ей вручили извещение о его гибели при исполнении воинского долга, она огласила вечернюю тишину Стэйтен-Айленда пронзительными воплями горестной скорби. Соседки кинулись ее утешать, а их мужья нанесли ей визиты соболезнования и втайне утешили себя надеждой, что она вскоре переберется в другой район, избавив их от необходимости выражать ей каждый день свое сочувствие. Почти неделю несчастная женщина была вне себя от горя. Однако с помощью героических усилий она пришла через неделю в себя и принялась размышлять о будущем, чреватом, как ей казалось, бедственными трудностями и для нее самой, и для ее детей. А когда она почти смирилась со своей тяжкой потерей, почтальон принес ей письмо из-за океана, подписанное фамилией доктора Дейники, который заклинал ее не верить плохим новостям. Письмо огорошило миссис Дейнику как гром среди ясного неба. Дату на письме она разобрать не смогла. Почерк был торопливый и малопонятный, однако стиль письма сразу же напомнил ей по жалобному тону прежние письма мужа, хотя в этот раз он жаловался и жалел себя даже горше, чем всегда. Осчастливленная до исступленных рыданий, миссис Дейника не меньше тысячи раз поцеловала замызганный и мятый конверт. Она сразу же написала мужу благодарное письмо с просьбой рассказать ей о происшествии во всех подробностях и телеграфно известила Военное министерство, что произошла досадная ошибка. Из Военного министерства очень быстро пришел официозно сварливый ответ, в котором сообщалось, что возможность ошибки у них полностью исключена и что миссис Дейника стала, по всей вероятности, жертвой психопата-садиста, склонного к патологическим шуткам, из эскадрильи ее мужа. А потом она получила свое нераспечатанное письмо к мужу с пометкой «Погиб в бою».