Поправка Джексона (сборник)

В самом начале между ними произошел небольшой конфликт. Татьяна серьезно верила в существование таких вещей, как «дар» и «вдохновение», а также в свои потенциально неограниченные возможности. Ей казалось, что между ее брошками и яйцами Фаберже — один шаг, долгий и плавный балетный прыжок с магическим зависанием в воздухе, и что она может не только Фаберже, но и Бенвенуто Челлини перепрыгнуть.

Морган был, однако, абсолютно уверен, что Татьяна уже нашла свое призвание, является гением самоизобретения и самопродажи и должна полностью сконцентрироваться на представительстве. Ее творческие поползновения он задавил в зародыше, очень тактично и деликатно. Он объяснил, что потенциальный потребитель, средний американский миллионер — просто не дорос и не поймет.

Для собственно трудовой деятельности Морган нанял группу безработных: прикладников, скульпторов и ювелиров, в основном китайцев, чехов и русских, которых обучали в художественных академиях соцлагеря не абстракционизму, а серьезному ремеслу. В арендованном Морганом подвале они занялись дизайном и производством первых изделий фирмы «Татьяна Фаберже». Морган выплачивал своим чехам и китайцам полагающуюся по закону минимальную зарплату.

И надо отдать Татьяне должное: она быстро осознала, что является с этого момента не человеком, а концепцией, что поддержание своего образа и марки фирмы — само по себе нелегкий труд. По слухам, Татка и с Йоко Оно познакомилась. А с Дианой фон Фюрстенберг они просто вась-вась. Ну, это понятно — обе из Кишинева.

— Йоко Оно из Молдавии? — изумляется простодушная Машенька.

— Диана фон Фюрстенберг. Ее семья из Кишинева. Замуж выходила на короткий срок за аристократа, из карьерных соображений.

— Из соображений брендинга и маркетинга, — перебивает эрудированный Ленька, — теперь называется: позиционирование имиджа.

— Ленька! Пей и молчи!.. Татка в своих сарафанах неустанно занималась партийной работой, то есть ходила на разные парти…

— Пати, — поправляет Ленька, — по-русски теперь принято говорить: пати.

— Ленька! — возмущается хозяйка дома Шурочка. — Если ты такой эрудированный, ты и рассказывай! Я неделю готовила, а теперь меня перебивают!

…Так вот, уж не спрашивайте как это получилось — если бы я знала, как такие дела делаются, то не работала бы социальным работником на полставки — но через два-три года фирма «Татьяна Фаберже» стала старинной. И легендарной. Славится фирма в основном тем, что очень знаменита. А знаменита она тем, что широко известна. И блюдет ореол исключительности…

— Эксклюзивности? — подсказывает эрудированный Ленька.

…Хотя, естественно, основные деньги зарабатывают не на бриллиантах, а на мелких безделушках, сувенирах и духах. На приемах Татьяна Фаберже появлялась с Морганом, их считали парой. Но никогда ничего между ними не было, никогда Морган не выходил за пределы нежной почтительности. Вначале Татьяне это даже нравилось, но не до такой уж степени ей Гуткин вкус отбил к личной жизни. Тем более что Морган был очень привлекательный, благоухающий духами, носил роскошные итальянские костюмы в талию, платочек всегда в кармане, и шляпа, и галантность, и непьющий, и на баб не зарился — воплощенная мечта настрадавшейся русской женщины.

Однажды вечером она все не могла дозвониться Моргану, который собирался работать допоздна. И секретарь его, китаец, на звонки не отвечал. Она и решила дойти до их конторы, благо рядом с ее особняком, и погода была хорошая. Открывает дверь в моргановский кабинет, а там Морган на диване с китайцем-секретарем. Так заняты, что даже телефона не услышали.

Ну конечно, немая сцена.

Морган пал Татке в ноги, как Потемкин матушке-императрице, вскричал: «Беллиссима!» — и начал каяться. И так он истово каялся, что китаец успел собрать свои манатки и потихоньку стушеваться.

А Морган с Таткой вынули из шкафа коньяк и проговорили до глубокой ночи.

Морган признался, что вовсе он не из Канзаса, Канзас он придумал экспромтом при встрече. Для простоты и доходчивости, для клюквенности. На манер кокошника.

А на самом деле был он из города Хобокена, из которого и Фрэнк Синатра произошел. Даже Синатра всю жизнь стеснялся о своем хобокенском происхождении вспоминать, так что Моргану простительно. Городишко затхлый, провинциальный, но самое ужасное — вид из него через реку прямо на панораму Манхэттена, на эту горную цепь с небоскребами, и восходами, и закатами, и жемчужной россыпью во мраке ночи. Рукой подать. Короче говоря: сижу за решеткой в темнице сырой. Издевательство.

Морган в отрочестве сбежал из дому, смылся, исчез, — имя его, кстати, вовсе не Морган, да и китаец оказался вовсе не китаец, а бывший тибетский монах, — перебрался на другой берег, сияющий и манящий, и поддерживал свое скромное существование мелкими аферами, иногда довольно удачными, но всякий раз поддавался непреодолимой потребности смыться и исчезнуть.

К моменту встречи с Татьяной у него только и было за душой, что голубенький костюмчик и розовенький платочек. А у нее — лазоревый сарафан. Два таких голубых ангела.

Морган признался, что у них с тибетцем уже давно любовь. Только ради любви — и из-за глубокой привязанности к дражайшей мадам Фаберже, конечно — Морган не смылся и не исчез. Он вечно убегал, не от страха разоблачения, а именно когда афера перерастала в нечто вполне законопослушное и реальное. Законность его пугала, хотелось начать на новом месте, под новым именем. Со всеми наворованными у фирмы деньгами, конечно.

Желание начать на новом месте — это как раз Татьяна могла понять. Ужасно обидно было другое. Татьяна Фаберже давно уже замечала, что трудится неустанно на ниве пиара, возникает в светской хронике, устраивает благотворительные балы, а доходы как-то перестали соответствовать. Мало у нее Гуткин в свое время зарплаты из сумочки перетаскал, теперь и Морган туда же! Нашла себе мечту настрадавшейся русской женщины! Не раскусила, не распознала по своей эмигрантской темноте и доверчивости!

Но Татьяна Фаберже не подала на Моргана в суд. Она как раз прочла одну книжку по бизнесу, и в этой книжке было про то, что надо устраивать дела полюбовно, чтоб всем была выгода и никому не накладно. Чтоб и овцы паслись довольные на зеленых лугах, и волки удовлетворенно ковыряли в зубах зубочистками. Вполне возможно, что если бы она прочла книжку противоположного содержания, то сидел бы сейчас Морган в тюряге. Татьяна — натура артистическая и впечатлительная.

Тут дамы наши начинают между собой спорить, что если бы секретарь был не далай-лама какой-то, а хорошенькая секретарша, то Татка бы Моргана ни за что бы не простила. А мужчины наоборот говорят, что если бы хорошенькая — то можно и понять по-человечески.

Теперь она держит Моргана в подчинении и страхе. Живут все втроем в Татьянином особняке. Первый этаж Таткин, на втором Морган, в мансарде — секретарь.

Особняк обставлен в стиле а ля рюсс — положение обязывает. У нее несколько собак, все русские борзые, хотя она больше любит немецких овчарок. Расписные самовары повсюду стоят. Малявин и Кустодиев на стенах. В фойе портрет Татки работы Глазунова, инкрустированный драгоценными камнями.

Разговаривают они с Морганом по-французски с оттенком итальянского, и Татка сильно отупела. От косноязычия ведь тупеешь — тут обратная связь. Говоришь не то, что имеешь в виду, а на что словарного запаса хватает.