Поправка за поправкой

Сегодня ты в Гарварде, старейшем из образовательных центров Соединенных Штатов Америки, и я отнюдь не уверен, что положение, занятое тобой, представляется тебе таким внушительным, каким должно представляться. Гарвард — это не просто хороший университет: Гарвард — это также хорошее место, где можно получить образование, буде ты решишь, что нуждаешься в его получении. Колумбийский университет, Нью-Йоркский университет и находящийся в нью-йоркском Сити Нью-Йоркский Сити-колледж суть также хорошие места, где можно получить образование, но как университеты они не столь хороши. Университеты, подобные Принстону, Йелю, Дартмуту и тем бунгало, из которых состоит комплекс Амхерст-Уильямс, не являются, разумеется, хорошими местами, где можно получить образование, и с Гарвардом им никогда не сравняться. Надеюсь, ты настолько разборчив в выборе тамошних знакомств, насколько того хотелось бы, как тебе известно, твоей матери и мне.

С любовью, папа.

P.S. Избегай запанибратского общения с католиками, цветными и евреями, какими бы преуспевающими, богатыми или влиятельными людьми ни были их родители. С другой стороны, китайцы, японцы, испанцы королевских кровей и мусульмане иностранного происхождения вполне допустимы.

P.P.S. Часто ли тебе удается полакомиться там орегано? (Ха-ха-ха!)

На первом курсе Нетли послушно вкусил орегано с продавщицей, официанткой, медицинской сестрой и школьной учительницей, а также — в двух отдельных случаях — с тремя другими девушками (в Скрантоне, штат Пенсильвания), однако особой тяги к пряностям он не испытывал, а приобщение к ним не наделило его иммунитетом, который помешал бы ему столь неблагоразумно влюбиться в тот самый миг, когда он впервые увидел плотненькую, медлительную, зевавшую, растрепанную шлюху, сидевшую голышом в комнате, заполненной игнорировавшими ее военнослужащими рядового состава. Если не считать этих, отчасти формальных и довольно скучных, экскурсий в сферу половой жизни, первый гарвардский год Нетли оказался пустым и тусклым. Он обзавелся несколькими друзьями, ограничиваясь, как ему было рекомендовано, знакомствами лишь с богатыми, принадлежавшими к епископальной и англиканской церквям студентами, предки которых происходили по прямой линии либо от союза Джона Олдена и Присциллы Маллинс, либо от тех, кто отличился в битве при Босуорте — на проигравшей ее стороне. Нетли провел немало одиноких часов, любовно поглаживая дорогие кожаные переплеты пяти книг, которые отец прислал ему, назвав их незаменимой основой любой основательной личной библиотеки. Таковыми были: «„Кузницы и горнила“ Пенсильвании»; «Каталог „Порсельянского клуба“ Гарвардского университета за 1941 год», «Генеалогическая и геральдическая история пэрства, баронетства и рыцарства», «Письма лорда Честерфилда к сыну» и составленная Фрэнсисом Пэлгрейвом «Золотая сокровищница» английской поэзии. Страницы этих книг для Нетли интереса не представляли, его зачаровывали их переплеты. Он часто ощущал одиночество и смутные, только начинавшие зарождаться в нем вожделения. Второй свой год в Гарварде он представлял себе без энтузиазма и радости. Его спасла разразившаяся, по счастью, война.

Дорогой сын! (Писал его отец, после того как Нетли добровольно вступил, чтобы избежать призыва в пехоту, в военно-воздушные силы.)

Ныне ты служишь высшему из призваний, какие посылает мужчине Провидение, — ты получил привилегию сражаться за свою страну. Держись, дерзай, веди игру! [19] Я совершенно уверен в том, что ты не подведешь свою страну, семью и себя самого, исполняя благороднейший долг, каковой состоит в том, чтобы держаться, дерзать, вести игру и быть в этом первым.

19

Рефрен стихотворения английского поэта Генри Ньюболта (1862–1938) «Светоч жизни».

Дома у нас новости только хорошие. Рынок оживился, в моду вошли контракты типа «издержки плюс шесть процентов» — самое полезное со времен появления международных картелей изобретение, дающее нам великолепную защиту от налога на сверхприбыль и возмутительного подоходного налога. Я получил от великолепного знатока и специалиста сведения, что Россия не сможет протянуть больше одной-двух недель, а после падения коммунизма Гитлер, Рузвельт, Муссолини, Черчилль, Махатма Ганди и император Японии заключат мир и будут навеки править миром на твердой деловой основе. Остается, впрочем, подождать и увидеть, не принимает ли он желаемое за действительное. (Ха-ха-ха!)

Я совершенно воспрянул духом, и оптимизм мой не знает границ. Гитлер дал нам именно те стимулы, в которых мы нуждались, чтобы вернуть американской экономике превосходное доброе здравие, каким она наслаждалась в чудесный четверг, предваривший Черную пятницу. Война, как ты, несомненно, понимаешь, предоставляет цивилизации великие возможности, одновременно бросая ей великий вызов. Именно во время войны нередко наживаются великие состояния. И именно между войнами экономические условия ухудшаются. Если бы человечеству удалось найти некие средства, позволяющие увеличить продолжительность войн и сократить интервалы между ними, мы навеки исцелились бы от наиболее фундаментального из всех недугов человечества — цикла деловой активности.

Лучший совет, какой может дать тебе любящий родитель в этот период серьезного национального кризиса, состоит в том, что ты должен всеми, какие у тебя найдутся, силами противиться вмешательству правительства в твои дела и насмерть сражаться за сохранение свободного предпринимательства — при условии, разумеется, что названное предпринимательство есть одно из тех, наибольшим числом акций коего ты располагаешь. (Ха-ха-ха!)

Но прежде всего будь верен себе. Никогда не занимай и не ссужай деньги: никогда не занимай деньги более чем под два процента и никогда не ссужай деньги менее чем под девять процентов.

С любовью, папа.

P.S. В этом году мы, твоя матушка и я, в Канны не поедем.

Путь, избранный Нетли после того, как разразилась война, никаких нареканий у его семьи не вызвал; все считали само собой разумеющимся, что он продолжит замечательную, восходившую еще к битве при Босуорте семейную традицию воинской службы на проигравшей стороне, да к тому же отец Нетли знал из самых надежных вашингтонских источников, что больше двух-трех недель Россия протянуть не сможет и, стало быть, война закончится еще до того, как Нетли успеют послать за море.

Идея поступления в курсанты авиашколы принадлежала матери Нетли и его самой старшей сестре, а подоплекой ее послужило то обстоятельство, что офицеры военно-воздушных сил не должны носить парадные фуражки с проволочными каркасами, а также то, что, пока он будет проходить сложный курс подготовки, русские потерпят поражение и война придет к благополучному концу. Более того, и в курсантах, и в офицерах он сможет общаться только с джентльменами и бывать только в лучших домах.

Как выяснилось, ко всему этому существовала поправка. Собственно, целый ряд поправок, вследствие коих Нетли, вместо того чтобы общаться только с джентльменами и бывать только в лучших домах, зачастил в римский публичный дом и общался с такими людьми, как Йоссариан и сатанински растленный и глумливый старик. Хуже того, он, к прискорбию, безнадежно влюбился в безразличную к нему шлюху, которая не уделяла ему ни малейшего внимания и всегда уходила спать без Нетли, поскольку его до поздних часов задерживали препирательства с порочным стариком.

Нетли не мог с полной определенностью объяснить, как с ним это случилось, и отец его, всегда с полной ясностью объяснявший все, что угодно, не мог тоже. Нетли снова и снова поражал совершеннейший контраст, составляемый двусмысленным, пользовавшимся дурной славой стариканом его, Нетли, отцу, чьи так и продолжавшие повторяться в письмах намеки на орегано и рапсодические восклицания насчет войны и бизнеса начинали сильно действовать Нетли на нервы. Он часто испытывал искушение вымарать эти оскорбительные строки из писем, которые хранил, но сделать это не решался; а при каждом своем возвращении в публичный дом от всей души желал, чтобы греховный, распутный старик надел чистую рубашку, повязал галстук и повел себя как истинный джентльмен, — тогда он, Нетли, не ощущал бы такого жгучего, приводившего его в замешательство гнева всякий раз, как он смотрел на старика и вспоминал своего отца.

Дорогой сын! (Писал его отец.)

Ну-с, чертовы коммунисты не оправдали моих ожиданий и капитулировать не сумели, а ты теперь сражаешься за морем, ты пилот аэроплана и подвергаешь свою жизнь опасности.

Мы учили тебя всегда поступать в соответствии с правилами чести и хорошего вкуса и никогда не оказываться повинным в чем-либо унизительном. Смерть, как и тяжелый труд, унизительна, и я настоятельно прошу тебя сделать все возможное, чтобы остаться в живых. Противься искушению покрыть себя славой, ибо оно равноценно тщеславию. Помни, что сражаться за свою страну — это одно, а погибнуть за нее — совсем другое. В наше время, время национальной угрозы, совершенно необходимо, чтобы ты, говоря бессмертными словами Редьярда Киплинга, был покоен, не растерян, когда теряют головы вокруг. (Ха-ха-ха! Ты понял?) В дни мира человека украшают смирение и тихий, скромный нрав. Но когда, как сказал Шекспир, задует ураган войны [20] , самое время вспомнить о том, что главным достоинством храбрости должно быть благоразумие [21] . Короче говоря, наше время взывает к достоинству, уравновешенности, осторожности и сдержанности.

20

«В дни мира украшают человека / Смирение и тихий, скромный нрав; Когда ж нагрянет ураган войны…» Шекспир У. Генрих V. Акт III, сцена 1 (пер. Е. Бируковой).

21

«Главное достоинство храбрости — благоразумие» — слова струсившего Фальстафа. Шекспир, Уильям. Генрих IV, часть I. Пер. Е. Бируковой.

Вероятно, через несколько лет после нашей победы кто-нибудь подобный Генри Л. Менкену укажет на то, что число американцев, пострадавших от этой войны, во много раз меньше числа тех, кому она принесла прибыль. Нам не хотелось бы, чтобы член нашей семьи привлек к себе внимание, оказавшись среди тех относительно немногих, кто прибыли не получил. Я каждодневно молюсь о твоем благополучном возвращении. Не мог бы ты изобразить заболевание печени или чего-то подобное? Тогда тебя отправили бы домой.