Поправка за поправкой

3

— Его невозможно услышать и невозможно увидеть. Он не производит никакого шума и всегда остается невидимым. Он будет летать быстрее звука и медленнее звука.

— Потому вы и называете его сверхподзвуковым?

— Да.

— А когда он должен летать медленнее звука?

— Когда приземляется и когда взлетает, к примеру.

— А иногда для экономии топлива, если она предпочтительна.

— Спасибо, мистер Уинтергрин.

— А быстрее света он летать будет? — спросил с дальнего конца полукруглого орехового стола носивший бифокальные очки без оправы генерал самого мелкого пошиба, один из двенадцати военных чиновников в мундирах, сидевших в идеальной симметрии — по шестеро с каждой стороны — от особы самого высокого ранга, расположившейся в центре стола точно монарх, верховный жрец или генеральный директор корпорации.

— Почти так же быстро.

— Примерно так же.

— Возможно, нам удастся добиться, чтобы он летал быстрее света, если вы полагаете, что вам это понравится.

— Посредством всего лишь нескольких простых модификаций, если вы полагаете, что считаете это самым лучшим.

— Вероятно, в результате немного возрастет потребление топлива, но это не существенно.

— Быстрее света? Мне нравится, как это звучит, мистер Миндербиндер. Мне нравится, как это звучит.

— Нам тоже, сэр. Нам тоже.

— Минуточку, мистер Миндербиндер, всего одну минуточку, прошу вас. Позвольте спросить вас кое о чем, — неторопливо вмешался в разговор озадаченный полковник с повадками настоящего профессионала, всего месяц назад получивший от прославленного технологического института степень почетного доктора физики, после того как потратил немалых размеров научно-исследовательский грант на то, чтобы получить от этого института ученую степень, которая наделила его компетентностью, позволившей полковнику стать куратором данного проекта. — Я кое-чего не понял. Почему ваш бомбардировщик будет бесшумным? У нас уже имеются сверхзвуковые самолеты, не так ли? Но ведь они создают сверхзвуковые хлопки, разве нет?

— Бесшумным он будет для экипажа, полковник Пикеринг, — услужливо пояснил Мило Миндербиндер.

— Если только он не сбавит скорость и не позволит звуку нагнать его, — добавил экс-рядовой первого класса Уинтергрин.

— Но какое значение может иметь для врага, слышит экипаж нашего самолета шум, создаваемый его самолетом, или не слышит?

— Для врага это может значения и не иметь, но для экипажа имеет. Некоторым экипажам придется проводить в полете долгое время, месяц за месяцем, если, конечно, будет принята рекомендованная мной процедура дозаправки топливом в полете.

— Даже год за годом, если такой окажется стратегическая задача, — для этого мы разработаем самолеты-заправщики дальнего радиуса действия, которые будут летать так же быстро.

— И тоже будут невидимками?

— Разумеется.

— Если вам так хочется.

— И не будут создавать никакого шума?

— Экипаж его не услышит.

— Если не сбавит скорость.

— Я понял, мистер Уинтергрин. Все это очень умно.

— Благодарю вас, полковник Пикеринг.

— А насколько велик экипаж вашего оборонительного штурмовика-бомбардировщика ответного удара? — спросил сидевший по другую сторону стола майор.

— Всего два человека.

— Это хорошо. То есть мне так кажется. А может, и не хорошо. Похоже, нам придется хорошенько потрудиться над этой проблемой.

— Подготовка двоих обойдется дешевле, чем подготовка четверых.

— Думаю, что вы, возможно, и правы, мистер Миндербиндер.

Особа, располагавшаяся в центре стола, с удобством устроившись в кресле, которое на полфута возвышалось над всеми прочими, прервала этот диалог, покашляв и тем официально изъявив намерение вступить в дискуссию, — похоже, у нее наконец нашлось что сказать. В комнате наступила тишина. На протяжении более чем двадцати минут особа сохраняла растерянный вид человека, погрязшего в одиноких обременительных раздумьях, — челюстные мышцы ее работали неустанно и методично, словно она пережевывала некую грубую пищу для ума. Особой этой был загорелый мужчина с худощавым лицом и таким же торсом — из всех, кто находился в комнате, он выглядел наиболее пригодным — физически то есть — для военной службы.

— Разве свет движется? — наконец спросил он.

— О да, свет, несомненно, движется, генерал Заблдыгер, — быстро ответил Мило Миндербиндер.

— Быстрее всего, — поддержал его экс-рядовой первого класса Уинтергрин. — Свет самая быстрая штука на свете.

— И одна из самых ярких.

Заблдыгер перевел полный сомнения взгляд на шестерых подчиненных, сидевших слева от него, — четверо из них закивали в подтверждение сказанного.

— Вы уверены? — спросил он, нахмурившись и обратив серьезное, надменное лицо к шестерым подчиненным, сидевшим справа.

Двое покивали, один пожал плечами.

— Это странно, — неторопливо произнес Заблдыгер, вяло улыбнувшись, а затем издав и короткий, скучливый, насморочный смешок. — Вон там, на столике, стоит лампа, и, насколько я могу судить, ничего в ней не движется.

— Это потому, что свет движется слишком быстро. — мигом нашелся Мило.

— Быстрее света, — добавил Уинтергрин.

— Когда свет движется, его не видно, — объяснил командиру один из его подчиненных — с таким страхом, точно ставил на кон свою жизнь.

— Совершенно верно, майор, благодарю вас, — подтвердил, быстро покивав, Мило.

— Не за что, мистер Миндербиндер.

— Тут все как с выпущенной из винтовки пулей, — сказал Уинтергрин. — Пока пуля летит, ее не видно, но стоит ей попасть в мишень, и вы сразу понимаете: она летела.

— Если, конечно, мишень не вы сами.

— А свет виден, только когда его нет, — сообщил Мило.

— Позвольте, я покажу, — предложил Уинтергрин, вскакивая на ноги с видом человека, потерявшего всякое терпение. Он подошел к столику и выключил лампу, погрузив угол комнаты, в котором она стояла, в полумрак. — Видите?

— Да, теперь я вижу, что вы имели в виду, Джин, — сказал Заблдыгер, и все присутствующие закивали, придя в кои-то веки к согласию. — Да, я начинаю видеть свет. А? Все просекли?

И когда затих смех, громкий и безразличный, мечтательно продолжил:

— Если бы мы смогли обучить наших солдат маршировать на парадах со скоростью света, это было бы большим достижением, верно? Такое и Объединенному комитету показать было б не стыдно, не так ли?

— Но, правда, — нахально поправил его не успевший толком подумать и вылезший со своей поправкой, пока все остальные еще продолжали кивать, тощий молодой подполковник, который сидел в самом конце стола, — мы не смогли бы их увидеть, ведь так?

— Если бы они перемещались со скоростью света, боюсь, не смогли бы.

— Эту идею стоит обдумать, — сказал, приходя Заблдыгеру на помощь, Мило. — Вы можете просто сказать Объединенному комитету и всем остальным, кто присутствует на параде, что солдаты маршируют с огромной скоростью, и никто не станет с вами спорить. Вы получите всеобщее признание, не ударив пальцем о палец. Солдат даже обучать ничему не придется, верно?

— А на парад их выводить обязательно?

— Нет, они же все до единого будут во время парада невидимками. Если они станут маршировать так быстро, то и вовсе вам не понадобятся.