Попутчики
Шрифт:
– Что ты сказала?
– прозвучал над ухом незнакомый мужской голос.
– А-а-а! Ты кто, придурок?!
– раздирая клейстер вязкой слюны в пересохшем рту, просипела я и вяло дёрнулась, пытаясь подобраться на подушке и занять вертикальное положение - безуспешно.
Тело не слушалось - накатили слабость, боль и тошнота, едва не уронив сознание обратно на дно небытия.
– Лежи, не дёргайся - тебе нельзя. Повтори, что ты сказала.
– напряжённо задал вопрос тот же голос.
От провала в бессознание удерживал страх понимания собственной беспомощности и наличие какого-то левого мужика
– Что я, свой ортопедический матрас с анатомической поддержкой позвоночника не узнаю?– не совсем вовремя внимание зависло на совершенно второстепенной детали.
То, что это не больница, было понятно сразу. (Ага, кривая свечка и мужик на соседней койке, что ли? Явно же не доктор - пульс не щупает, количество пальцев считать не заставляет.) А где я ещё могла находиться в таком разобранном виде - страшно подумать.
Мысленно одёрнула себя - сейчас важнее всего было рассмотреть того, кто со мной говорил, понять, насколько он опасен, и что ему от меня вообще нужно.
Обмирая от удушающей паники, сосредоточила взгляд на нём.
Мужчина был молод - годов двадцати двух, жидкого телосложения, но высокий. Из рукавов нелепой широкой рубашки торчат "аристократические", а по-простому - худые запястья. Правая рука перемотана повязкой, грудь под рубахой, судя по тому, как она топорщится - тоже. Ноги не вижу, но, наверняка, тоже тощие. Какой-то нескладный, что ли - кости , вроде, есть, а мясо категорически в дефиците.
Тёмные волосы, густые брови, серые глаза на осунувшемся поцарапанном лице. И вот эти-то самые глаза совершенно выпадают из всего его побито-субтильного облика. Жёсткие глаза сильного человека. Настороженные и цепкие, однако, явной агрессии в мой адрес в них не было.
И тут я поняла, что он и сам едва держится на ногах. Ибо, не в силах больше нависать надо мной, парень осторожно, неестественно-криво присел на дурацкий чуркообразный табурет, опираясь на здоровую руку.
– Что ты - придурок.
– немного осмелев, без задней мысли повторила, как и просили, я.
– За придурка...
– потом поговорим. Что ты до этого сказала?
– Воды дай (после "придурка", обращаться к незнакомцу на "вы" казалось как-то нелогично) - язык к нёбу прилипает. Пожалуйста. Есть?
– Есть.
– он встал и, заметно хромая, медленно прошёл в угол за кроватью.
Послышался звук переливающейся воды, от которого горло перехватило жадным спазмом. Господи, в тот момент я думала лишь о том, что вообще фиолетово на все трагедии и непонятки мира - лишь бы он скорее дотелепался ко мне со стаканом.
Руки ходили ходуном, поэтому он взялся поить меня сам. А-а-а! Какое блаженство может испытать человек, когда влага начинает размыкать и охлаждать склеенный лютой жаждой рот. Сразу стало легче. Вода, конечно не была "живой", чтобы моментально поднять немочь, которой я сейчас являлась, с койки, но в голове прояснилось, зрение окончательно наладилось, дышать стало значительно свободней, а главное, организм перестал орать о том, что хочет пить, мешая сосредоточиться.
– Ну?
– с невесёлой усмешкой вновь спросил он, когда я оторвалась от глиняной миски и кивнула, что достаточно.
Восстановив дыхание и поводив во рту языком,
окончательно избавляясь от вязкости, изо всех сил напрягла память - да я что, помню что ли, что ляпнула в тот момент? Отвела от собеседника взгляд, и он упёрся в свечку. И стол.– Что за хрень, вроде, твою дивизию.
– тут же вспомнила я, - Это что, так важно?
– Во-от. Твою дивизию. Фуф! А то я, грешным делом, подумал, что совсем чайник потёк. Как тебя зовут, и что здесь происходит? - тут же напористо спросил он.
– Ты меня спрашиваешь?
– от возмущения едва не задохнулась. Нет, ну честное слово, совсем обалдел мужик, - Вообще-то это ты меня сюда притащил. Чего тебе надо, любезный?
– скорректировала я первое определение, хотя использовать хотелось именно его.
– Ясно. Никогда не любил блондинок. Блондинка - это диагноз.
– самым наглым образом заявил тот,
– Во-первых, я - шатенка. Во вторых, оставь в покое блондинок и отвечай на вопрос.
В ответ собеседник уставился на меня странным взглядом и замолчал.
– Что?
– не выдержала я.
– Уверенна в том, что ты - шатенка?
– совершенно по-идиотски спросил он. Я аж растерялась.
Молодой человек, вы к тому же ещё и дальтоник?!
– я раздражённо-скептически хмыкнула и потянула руку к волосам.
Голова, которая погано гудела и ныла в районе затылка, оказалась обмотана какой-то тряпкой. Нащупав в переплетении волос и ткани прядь, демонстративно потянула ему на обозрение. А она всё тянулась... и тянулась... и тянулась. Пшенично-золотистый спутанный, простите, локон не моих волос.
Более того, рука, которая его держала - тоже была не моя, - тонкая, с короткими ногтями без признаков маникюра, бледно-синюшного оттенка. Мозг отказывался принимать сей факт. Снова дико захотелось забиться в угол.
– Я - Таня. Татьяна Николаевна Морозова.
– пытаясь сбросить наваждение, уже без всяких просьб и вопросов непонятно кому - себе или мужчине - сообщила я, как пионер у доски заученный стишок, - Мне сорок шесть лет, проживаю в городе Красноярске, вчера была на юбилее одного высокомерного буржуя и...
Мужик смотрел на меня так, будто я его сейчас расчленяю без наркоза.
– Меня убили.
– сама не веря в то, что произношу, закончила я, - Вроде. Или ранили?
– Убили.
– твёрдо сказал он.
– Тебе-то откуда знать?
– разозлилась я, - Живая ведь.
– Знаю. Потому, что "важный буржуй" - это я. И меня тоже убили. Из-за одной дурной бабы. Не догадываешься, о ком это?
– Высокомерный...
– автоматически поправила я, пытаясь втиснуть в мозг то, что он сейчас сказал.
Голову нестерпимо сдавило спазмом.
– Так, подожди, подожди... Ты - ?..
– Саша. Александр Владимирович Соколов.
– И ты...
– Да. Мне пятьдесят пять, я успешный и богатый человек. В здравом уме и трезвом рассудке. Теперь я в этом абсолютно уверен - парами с ума не сходят. Хотя, честно сказать, не уверен, что это лучше сейчас, чем безумие. Тогда имелось бы хоть какое-то рациональное объяснение.
– Чему?
– как полный дундук, спросила я. Внимание совершенно расфокусировалось и гонялась за отдельными разбегающимися паззлами информации, пытаясь согнать всё в одну картинку.