Попутный ветер

Я ненавидела, когда у этих байкеров были хорошие, хотя и сумасшедшие, ответы на заявления, которые не имели хороших ответов.

Я не сдавалась.

– Ладно, папа, он врач, а не боец в тяжелом весе. Трое парней? Это безумие!

– Я тоже не сумасшедший, Табби.

– Папа! – огрызнулась я, и он наклонился ко мне, понизив голос.

– Урок, – начал он, и я резко раздраженно вздохнула, но по его тону, который я часто слышала в своей жизни, я знала, что нужно закрыть рот. – Если ты делаешь что-то, ты делаешь это правильно, и ты делаешь это так, чтобы не было отдачи.

Вот оно снова. Отдача. Слово, которое как я уже начала думать, они толком не понимали, но так как это было совершенно новое слово, придуманное, по-моему, Голливудом, возможно, оно не попало в словарь.

Мои глаза сузились.

Папа продолжал говорить.

– Чтобы донести свою мысль, Шаю нужна была огневая мощь, а также присутствие других, чтобы убедиться, что этот хорек не сбежит к копам. Шаю нужно было убедиться, что все его сообщения были ясно поняты. Вот эти сообщения. Во-первых, он не издевается над тобой. Во-вторых, он не издевается над другими медсестрами. В-третьих, если он этого не уяснит, у Шая есть возможность сделать ему еще хуже, чем он сделал во время своего первого урока. В-четвертых, он не идет в полицию и не сообщает о нападении, или он получает хаос недовольства. Шай худой, но он высокий, быстрый, умный, и у него есть один гребаный силовой удар. Он мог бы сам разобраться с этим засранцем, но если бы он это сделал, то не смог бы донести свою точку зрения, – папа наклонил ко мне голову. – Он сделал это умно, сделал то, что должен был сделать, чтобы донести свою точку зрения, и он донес свою точку зрения.

Я проигнорировала папу, зная, что у Шая был «один гребанный силовой удар» и более того, то, как он мог получить это знание, и вместо этого, огрызнулась.

– Я повторю, это безумие!

Брови отца поползли вверх.

– Он извинился?

О. Боже!

Тай-Тай была абсолютно права. Шай был как папа, только моложе.

– Да, но дело не в этом, – ответила я. – Шай не говорил со мной об этом, и я добавлю, что он не сказал мне об этом и после этого.

На лице отца отразилось удивление, и он спросил.

– Господи, зачем ему делать такую глупость?

Я уставилась на отца.

Потом я саркастически ответила.

– Не знаю, может быть, потому что это мне, – я ткнула себя пальцем в грудь, – мне приходится быть с этим парнем.

– Держу пари, так будет лучше, – пробормотал он.

Я закатила глаза.

– По-моему, – продолжал папа, – мы попали в ту зону, где тебе следовало бы поговорить с Рэд.

– Ну, Тайры здесь нет, так что тебе придется провести меня через это, папа, – заметила я, и взгляд папы встретился с моим.

– Он любит тебя.

Я втянула воздух, когда это ударило меня в живот.

Папа был далек от завершения.

– Он любит тебя, Табби. Парень совершенно точно тебя любит. Ему не нравится, когда ты ешь дерьмо, и, если он может что-то с этим поделать, он это делает. Он дал тебе время разобраться с этим, дал тебе время поразмышлять над этим, но ты не сделала ни шагу, а значит, он сделал.

– Но... – начала я, но папа покачал головой.

– Это и есть жизнь. Это единственное, что ты знаешь. Всё по-другому, когда ты ребенок, ты защищен от всего этого дерьма, но это не значит, дорогая, что ты не чувствуешь зонтика защиты, который клуб предоставляет семье. Я знаю, что моя девочка не тупая, она не будет сидеть и говорить мне, что она не знает, что каждый брат в этом клубе следил за ее шагами, которые она делала на этой земле. Теперь у тебя другая позиция в клубе, которую ты выбрала, за которую боролась. Ты все еще под защитой, но ты уже не ребенок. Ты взрослый человек, и ты можешь сложить два и два, и теперь ты видишь, как они могут непосредственно влиять на тебя. Не падай на этом первом препятствии с твоим мужчиной. Как у его женщины, у тебя есть работа – это позволить ему быть тем, кто он есть, и делать то, что он чувствует, что должен делать. Вы находите общий язык в своем доме друг с другом в жизни, которую вы проживаете вместе изо дня в день. И ты позволяешь ему делать то, что он должен делать, чтобы быть самим собой.

Я сделала еще один вдох.

Папа все еще не закончил.

– Этот другой парень, твой Джейсон, мне нравился.

Еще один удар в живот, и я сжала губы.

Папа продолжал говорить, его тон был мягким, его глаза смотрели на меня так же.

– Он любил тебя. Мне нравилось, как он обращался с тобой, нравилось, как он смотрел на тебя. Я ненавидел, когда ты его потеряла. Но я скажу вот что: то, что Шай сделал с этим мудаком, который делал работу нездоровым местом для тебя, мне нравится больше. Если бы ты пять лет назад спросила меня, чего бы я хотел для своей дочери, я бы выбрал такого мужчину, как Шай. Я сказал ему это после того, как мы поссорились. И, насколько я понимаю, то, что он вмешался и решил твою проблему, Табби, дорогая, доказывает, что я был прав.

Нельзя сказать, что мне не понравились его слова (какими бы безумными они ни были).

Тем не менее я отвернулась и сделала большой глоток пива.

Я рассматривала бутылку в руке, когда услышала слова папы.

– Каджунский попкорн ²⁶и два чизбургера с мясным рулетом. Мы едим в баре.

Ну, по крайней мере, ужин будет потрясающим.

Я отхлебнула еще пива.

– Таб, – сказал папа, и я посмотрела на него. Он поднял руку, обвил ее вокруг моей шеи, и его лицо приблизилось. – Ты сделала сознательный выбор, чтобы вернуться в наш мир. Ты снова живешь здесь со всеми нами. И ты взяла на себя это обязательство, когда взялась за клуб, а мы с Рэд – за Шая. Ты знала, что получишь. Ты не можешь выбрать части, которые тебе нравятся и вытеснить те, которые для тебя неудобны. Он такой, какой есть. С такими людьми, как мы, ты либо принимаешь его таким, либо не принимаешь вовсе. Ты должна решить, что это будет.

– Я люблю его, – прошептала я, и его глаза тут же загорелись, когда он улыбнулся.

– Значит, так и должно быть.

Я вздохнула.

Папа притянул мою голову к себе, наклонил ее и поцеловал в макушку. Потом он отпустил меня, повернулся к бармену и заказал нам еще по кружке пива.

Я догадывалась, что так оно и будет, и знала, что моя догадка верна.

Папа не был тупым.

Я сделала свой выбор, и так оно и должно было быть, и, сидя рядом с папой, я поняла, что на самом деле, когда шок прошел, я бы не хотела, чтобы все было по-другому.

***

Два часа спустя я вошла в свою квартиру и увидела Шая, лежащего на спине на диване, одна его босая нога согнута на сиденье, другая нога лежала на полу.

Его голова была повернута, глаза смотрели на меня.

Я подошла к спинке кресла и бросила сумочку на сиденье.

– Иди сюда, Табби, – мягко приказал он.

Я пошла.

Когда подошла ближе, он схватил меня за руку, притянул ближе, так что я поставила колено на диван между его ног, придвинулась и устроилась на нем, бедра между ног, грудь к груди, щека к плечу.

Он обвил руки вокруг меня.

– Где ты была? – спросил он все так же тихо.

– Ужин с папой, – ответила я, и он сжал руки.

Затем он пробормотал.

– Хороший выбор.

Я вздохнула.

Так и было. С другой стороны, папа всегда был хорошим выбором.

– У тебя голова в порядке? – спросил Шай.

– Да, – ответила я.

Он немного помолчал, потом крепче обнял меня и сказал.

– Ты все поняла, давай разберемся во всем.

Ой-ой.

Шай продолжал.

– Ты портишь еды больше, чем ешь. Ты много говоришь. За пару дней до месячных, сладкая, ты можешь стать стервозной. Это не проблема для меня, как ты опускаешь сиденье унитаза вниз, когда я поднимаю его. То заявление, которое ты намерена сделать без использования слов ясное. И никто не должен так раздражаться, как ты, что я не ополаскиваю свои пивные бутылки, прежде чем положить их в корзину.

Мне не очень нравилось, к чему все это шло.

И, серьезно, промывать вещи, прежде чем выбросить их в мусорное ведро, чтобы не сделать мусорное ведро вонючим. Кому это нужно?