Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
— Вот как меня убьют — узнаешь! А сейчас отстань.
— Да типун тебе на язык, придурок!
Гусев тогда сильно на меня обиделся. И даже не столько, что ему чертежи не дали посмотреть, а оказывается, о смерти говорить — примета плохая. А он ко мне уже привязался. За боевого брата держал. А я, мол, веду себя как последний мудак. Извинившись, всё равно показал ему не чертежи, а фигу. Но он не надулся, а даже повеселел, и мы опять разбежались по позициям.
Числу к двадцать пятому всей оставшейся компанией отдыхали возле штаба 388-го полка. Колычев, сидя в доме, что-то втирал радистам, а мы просто валялись на траве, бездумно глядя в вечереющее небо. И тут с этого неба на нас посыпались фрицы. Ну не прямо на голову, а чуть в стороне. Десантники, мать
— К ящикам этих сук не пускайте! К ящикам!
Фигурой я был уже достаточно известной, так сказать, примелькавшимся на всех участках обороны рационализатором и заводилой. Поэтому бойцы не стали пробовать подбивать парашютных немцев влёт, как уток, а ломанулись к месту приземления больших ящиков, даже не спрашивая, что в них. А в них было оружие и патроны для десантников. Уж не знаю почему, у немецких лётчиков были обычные парашюты. Десантура же — пользовалась последним писком немецкого гения. Скорость спуска такая, что оружие они вынуждены были сбрасывать отдельно от тела, чтобы это тело при приземлении не поломать. У парашютистов при себе был только пистолет. Конечно, плюхнувшись рядом с контейнером, достать из него оружие — минута времени. Но этой минуты мы не дали. Драка вышла знатная! В процессе массового мордобоя часть немцев ухлопали, часть пленили. Многие сбежали в лес. Фрицы успели вскрыть только один ящик с оружием, но им это, конечно, не помогло. Вовремя я вспомнил про эти контейнеры. Как раз перед тем, как сюда попасть, передачу видел. Они на острове Крит так же лопухнулись. И целое подразделение англичане взяли тёпленькими…
После того как мы дали звездюлей десантникам, бойцы подогнали недобитков к штабу. Там уже стояли наш полковник и командир полка Кутепов. Оглядев немцев и вычленив обер-лейтенанта, его увели внутрь. Остальных загнали в сарай и выставили охрану. А тем же вечером было принято решение, что ввиду практически полного отсутствия боеприпасов надо прорываться к своим. Да уж. Это не фрицы под Сталинградом. Им там до последнего снаряжение сбрасывали. Нам же, за всё это время патрона не скинули. Бойцы через два на третий с трофейным оружием рассекают. К своему — боеприпасов давно нет. Чем там наши думают? Стратеги, маму их со всех сторон! Ведь держимся крепко, силы на себя отвлекаем огромные, а вот никому не нужны оказались. И в ночь того же дня части 388-го и 394-го полков, а с ними остатки 172-й дивизии и 340-го артполка двинули в прорыв. Уже прорвав кольцо, наиболее опытных оставили рвануть свежезахваченный мост через Днепр. По быстрому обтяпав это дело, мы с Гусевым и сапёрами двинули догонять уходящие войска. А остатки ребят, тех, кого не успели собрать или кто не знал о прорыве, держали город ещё два дня…
Когда вышли к своим, наступили дни ничегонеделанья. Нас расположили возле штаба армии, который стоял в здании школы. Отоспались, а потом Колычев вызвал меня к себе.
— Ну давай показывай, что ты там чертил всё время.
Сидя за учительским столом, он напоминал завуча, который сейчас будет иметь хулигана за выбитое стекло. Сразу такого вопроса не ожидал — и из меня вырвалось:
— Гусев, гад! Сдал всё-таки.
— Ты на майора не наговаривай!
Иван Петрович пристукнул ладонью по столу.
— Он никогда никого не сдавал. За что и уважаю. Он мне просто на плацдарме все уши прожужжал, если вас обоих убьют, чтоб я эти чертежи забрал. Так что давай показывай — что там у тебя.
Я повздыхал и поплёлся за планшеткой, в которой держал записи. Вернувшись обратно, положил её на стол и сделал шаг назад.
— Ты садись, чего стоишь.
Полковник жестом показал на стул и сам, открыв чертёж, начал его рассматривать.
— Это пистолет-пулемёт, что ли?
— Да. Простейшая конструкция. И в изготовлении должен быть дешёв. Сплошная штамповка.
Дальше я начал выдавать ТТХ ППС, говоря, конечно, что это всё по предварительным прикидкам.
Колычев слушал, кивал, а потом сказал:— У нас винтовок уже на всех не хватает. Заводы эвакуируются. А ты какой-то новый пистолет-пулемёт хочешь ввести. Я, конечно, отдам чертежи знающим людям, но сомневаюсь, что хоть что-то получится.
— Так тут даже завода не надо! Пусть небольшой цех его шлёпать начинает. Хоть в малых количествах. Для нас, для диверсантов! Нам такое оружие очень нужно.
Тут я несколько лукавил. Если кто ППС в руках подержит — никогда его не променяет на ППШ. Главное — пусть хоть несколько штук сделают, а там видно будет. Не зря ведь этот пистолет-пулемёт Судаева считался лучшим ПП времён войны. И хорошо, что, начав делать чертёж АК, я одумался и его сразу сжёг, а то сейчас бы вопросов много лишних возникло.
— А это что за головка?
Перегнувшись через стол, увидел, что Иван Петрович смотрит уже чертёж фаустпатрона.
— Это я придумал, когда мы эрэсами по танкам долбили. Ручной гранатомёт. С надкалиберной гранатой. Можно фугасной, можно кумулятивной. По задумке, должен попадать в цель метров с пятидесяти. C такими штуками взвод пехоты танковую роту остановить сможет.
— А это?
— Это такая насадка на ствол пистолета. Выстрел с ней практически беззвучен получается. И вспышки почти не видно. Для нас очень полезная штука. И делается просто. Мне одну такую в мастерских за два часа сделали. Только я её потерял, пока по окопам прыгал.
Колычев задумчиво покрутил головой, перебирая чертежи.
Рассказывая всё это, чувствовал себя как на экзамене. Вроде и знаешь кое-что, но если препод не в настроении, зуб там болит или с похмелья, — завалит вмиг. Полковник же, аккуратно убрав чертежи обратно в планшетку, неожиданно весело посмотрел на меня и спросил:
— А скажи-ка мне, Илья, что за хламиду ты на себя напялил и бегал в ней, пока бои за город шли? Бойцы ведь, на тебя глядючи, тоже стали подобное мастерить. Даже неудобно перед командирами было. В нашем уставе такой формы одежды нет.
М-да. С «лифчиком» я, возможно, погорячился. Просто достало уже всё таскать на ремне. Да и защита неплохая получилась. Уже на второй день попросил одну бабусю местную мне его сшить по наброску, что быстренько ей нарисовал. Бабка не подвела — и разгрузка получилась на славу. Без липучек, правда, на ремешках и кнопках, но всё равно классная.
Солдаты, действительно, глядя на меня, тоже стали делать себе жилеты. Особенно после того как я пулю шальную, на излёте, грудью поймал. Так, только споткнулся, выругался и на глазах у изумлённой публики просто вытащил развороченный магазин из кармашка и, показав его народу, выкинул за бруствер. Я тогда с немецким МР-40 бегал, избавившись от ППШ при первой же возможности. И его десять магазинов в разгрузке служили каким-никаким, а броником.
— Это, товарищ полковник, разгрузочный жилет. В нём боеприпасы размещаются, гранаты, да всё что угодно. Гораздо удобнее, чем на ремне всё носить. Плюс он же является дополнительной защитой.
— Тоже сам придумал?
Я кивнул головой и развёл руками, показывая, дескать, что поделать, так уж получилось.
Полковник, пожевав губами, неожиданно подтолкнул мне по столу лист бумаги и приказал сделать набросок разгрузки. После чего, тоже сунув его в планшетку, встал и, пожав мне руку, смылся. Полевую сумку так и не вернул — фармазон. Колычев, как выяснилось, покинул нас на целую неделю. И мы начали отсыпаться и отъедаться.
На третий день балдежа произошёл примечательный случай. Я свои подозрительные синие галифе, вместе с гимнастёркой и двумя банками тушёнки, отдал бабке-швее. Не то чтоб они ей были нужны, просто я от них избавиться хотел поскорее. Не мой фасон. И теперь ходил в солдатском х/б, поверх которого был натянут маскхалат. В этот день, по случаю жары, даже хебчик не надевал и, скинув верхнюю часть камуфлы, лежал возле стены нашей хаты, принимая солнечные ванны. И тут-то меня засёк целый генерал. Худой, длинный, шустрый, он вырулил из-за угла дома и, увидев стриптиз, орлом подлетел ко мне.