Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
— Вот это вещь! А оптика-то какая! Всё как на ладони видно. Цейсовская?
Капин, радуясь как ребёнок, вопросительно посмотрел на меня.
— Самопальная. Дедок один супербдительный сварганил. А вообще эта хреновина, по задумке, не столько снайперская, сколько антиснайперская. Вражьи снайперы ничего и видеть не будут, а тебе главное его засечь. И хана гансу. Причём можно даже после каждого выстрела позицию не менять. Никому в голову не придёт тебя на таком расстоянии выискивать. Только на приклад нужно хоть подушку приладить, что ли, а то лягается больно.
Потом мы постреляли ещё немного. Ухлопали унтера, связиста и уполовинили расчёт орудия во главе с офицером, которые сначала пытались спрятаться за щиток орудия и даже сразу не поняли, что его наша пуля прошивает влегкую. Мы долбали наугад сквозь щит и, похоже, зацепили ещё одного. Когда до оставшихся дошло, что дело швах, они сыпанули от своей пушечки, как тараканы. Нам оставалось
Так что испытания можно считать прошедшими успешно. Когда я собрал в чехол ПТР, Игорь вдруг стал очень официальным.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?
Очень удивившись, спросил у него:
— Тебя что, выстрелами контузило? Или просто с глузду зьихал, как Ничипоренко выражается?
— Товарищ старший лейтенант, Илья, одолжите мне это ружьё на время. Вы не волнуйтесь, я за ним следить буду лучше, чем за собственным! У вас же задачи совершенно другие, а я из него противника как белок щёлкать буду. Хоть на неделю… Пожалуйста…
У просящего снайпера был такой уморительный вид, что я даже засмеялся.
— Бери. Только прицел береги.
— Да я… Да пуще глаза…
— Ладно, проехали. Потом расскажешь, сколько из него намолотил.
Отдав ружьё и чехол с прицелом совершенно счастливому Капину, двинул искать транспорт для дороги обратно. Игорь меня провожал, всю дорогу рассказывая, как он будет ухаживать за оружием. Потом, уже уезжая, видел, как он порысил на позицию, которой мы отвели роль запасной. Видно, не настрелялся ещё, хотя и у него, и у меня от этой пальбы на плече был здоровенный синяк.
А ещё через несколько дней Колычев поставил нам интересную задачу.
— В общем так, товарищи. Вам предстоит совершить поиск и взять языка, я подчёркиваю, нужного языка, в глубоком тылу у немцев. Постарайтесь, нам нужен штабной, как минимум, дивизионного уровня. Ну и заодно сами посмотрите, что там и как.
Иван Петрович устало оглядел нашу троицу и добавил:
— Это личная просьба генерала Горбатова. Немцы перегруппировывают войска для удара по Севастополю, а разведка ничего не может выяснить. С нашего направления, возможно, уходят части, а куда они уходят и где будут скапливаться, сказать невозможно. А им на смену, по непроверенным данным вот-вот подойдёт 170-я пехотная дивизия немцев. В 44-й армии на проверке этих сведений потеряли уже пять групп разведчиков.
Гусев, удивлённо присвистнув, спросил:
— Немцы что, егерей сюда перевели, или у нас в штабах шпион завёлся?
— Нет, всё проще и хуже. Два разведчика смогли вернуться и рассказали, что, во всяком случае, их — перестреляли местные. Тут до самого Джанкоя татарские поселения. И крымские татары активно сотрудничают с немцами. Не все, конечно, но предателей очень много. Служат проводниками у врага, сдают им наши отряды партизанские, охотятся за окруженцами. Сволочи!
Полковник стукнул кулаком по столу, потом, расстегнув воротник гимнастёрки и закурив, более спокойно продолжал:
— Можно было бы вас самолётом подальше завезти, но нет никаких гарантий, что вы и там не напоретесь на этих гадов. Да и местность там всё больше степная. Даже уйти некуда будет, если прижмут. Думали к партизанам скинуть, но вчера отряд Борисова не вышел на связь. Похоже, их тоже накрыли.
У меня, пока слушал монолог полковника, появилась идея.
— Иван Петрович, а если мы в немецкой форме пойдём? Гусев по-немецки, как по-русски, болтает, да и я с Пучковым за это время в языке поднатаскались. Вряд ли татары будут в тонкости произношения вникать. Разживёмся на той стороне транспортом и, как белые люди, с комфортом дня за два-три всё сделаем.
Колычев задумчиво крутил карандаш, молча глядя на карту, а потом решился:
— Хорошо, я дам распоряжение. Форму и оружие вам подберут, а вы готовьтесь. Сегодня в ночь выходите.
Серёга, в форме гауптмана, с железным крестом и медалью за французскую кампанию, смотрелся очень импозантно. Лехе досталась унтер-офицерская роба, а я стал рядовым вермахта, на мундире у которого были две нашивки за ранения и ленточка креста боевых заслуг второго класса с мечами. То есть смотрелись солидно и должны были внушать доверие. Во всяком случае, на первый взгляд. Второго взгляда постараемся не допускать, ибо чревато. Полковник, вышедший нас проводить, окинул всех взглядом и, когда уже попрощались, сказал:
— Хоть я в него и не верю, но — с Богом, мужики!
И мы, занырнув в кузов полуторки, покатили к линии фронта.
— Уй, бля-а-а!
— Леха, что там? Зацепило?
Я не мог оторваться от руля и только потому, что Пучков вскрикнул и пулемёт замолчал, понял, что проблем у нас прибавилось. Но через пару секунд MG-34 опять замолотил короткими очередями.
— Нормально, старшой! Руку чуть
царапнуло! — проорал Пучков, пытаясь перекричать шум мотора и грохот очередей. Серёга, видно, опять потерял сознание, и теперь, оглянувшись, я увидел, что он съехал между сиденьями и его замотанная бинтами голова бьётся на кочках о заднюю дверцу. А на рукаве у Лёшки, чуть ниже плеча, расплывается красное пятно. Зараза, блин! Похоже, приехали. Что-то надо делать, и быстро.— Леха, бросай пулемёт и быстро за руль! Я сейчас выскочу, а вы быстро дальше валите!
— Товарищ старший лейтенант, вместе уйдём! Не надо оставаться!
— Ты что, бля, рядовой, приказа не понял?! Марш за руль!
Дав по тормозам, выскочил из машины и, пока Пучков занимал моё место, подхватил пулемёт и побежал к здоровому валуну возле обочины. Машина, газанув, рванула вперёд, а я, плюхнувшись возле камня и поправив ленту, приготовился встречать преследователей. Хорошо ещё, что дорога шла, петляя между скал, и мою высадку фрицы не могли увидеть. Минуты через полторы они появились. Впереди цугом неслись три мотоцикла. Выцелив первого, дал короткую очередь, а потом длинно лупанул по остальным. Вот это другое дело! Это не со скачущей машины стрелять! Один байк на всей скорости влепился в скалу, второй, резко вильнув, свалился в глубокий обрыв, что шёл за обочиной. А третьему, видно, попало в бензобак, потому что он эффектно рванул и, перевернувшись набок, проехал по инерции ещё метров двадцать, где и остался лежать, чадя горящим бензином. Остальные поклонники быстрой езды, шустро сообразив, в чём дело, спешились за поворотом и принялись густо поливать мой валун пулями. Ну, это надолго. Если сейчас не подстрелят, то я до приезда отставшего БТРа их тут удержу. А там как повернётся. Против немецкого колёсно-гусеничного гроба у меня есть два аргумента в виде противотанковых гранат. Так что, если повезёт, может быть, и его урою. Только вот куда потом самому деваться? В обрыв сигать — это верный кирдык. Если сразу ноги не переломаю, то меня сверху добьют. По скале выскочить тоже не выйдет. Я же не Карлссон, пропеллера сзади не имею, а тут не всякий скалолаз справится, да и фрицы клювом щёлкать не будут. В момент дырок наделают.
А ведь как всё хорошо начиналось…
Без проблем перейдя линию фронта, мы ночью проскочили километров двадцать, в глубь полуострова. Отдохнув и оглядевшись, уже днём вышли на дорогу. Там стояла разбитая полуторка. Но все повреждения на ней были со стороны, обращённой к полю. С дороги она смотрелась более или менее целой. Вот мы и встали возле неё — типа этот трофей только что сломался. Дорогу в оба конца было видно хорошо, поэтому торчали там безбоязненно. В случае чего можно было укрыться в придорожных кустах. Что мы два раза и делали. Один раз, когда ехали два тентованных грузовика — хрен его знает, что у них там в кузове, может, солдаты? А второй раз даже жалко было упускать. Легковушка, прям как на заказ, в сопровождении мотоциклиста. Явно какой-то чин катил. Но в это время с другой стороны дороги показалась колонна, и мы только проводили лакомый кусочек жадными глазами. Часа через два наконец повезло. Четверо немцев на двух байках остановились по взмаху руки орденоносного Гусева. Трюк с поломанной машиной сработал. Фрицы до последнего ничего не заподозрили, и мы с двух сторон за считанные секунды накрошили их в капусту. Один мотоцикл запихнули в кусты, предварительно перелив из него бензин. На второй взгромоздились сами и с ветерком покатили по пыльной дороге к далёким холмам, виднеющимся на горизонте. Рыскали почти до вечера. С одной стороны, нам везло — никто не останавливал, а с другой — никак не получалось найти заказанного языка. Вечером уже заехали в небольшой татарский аул. Там все резко обрадовались. Глава местного самоуправления лично вышел встречать доблестного офицера вермахта. Я выступал в роли знающего немного русский язык и поэтому служил переводчиком. Главный аульный баскарма, путая русские и татарские слова, говорил о неземном счастье видеть у себя таких бравых солдат-освободителей. И очень сожалел о столь редких появлениях у него в посёлке немецких солдат. Человек двадцать мужиков, вооружённых кто чем и представленных как отряд помощи полиции, радостно скалились и все норовили двумя руками, с полупоклоном пожать руку Серёге. Потом главный пригласил нас к себе в дом и там, в перерывах между поглощениями разных вкусняшек, преподнёс Гусеву поднос, на котором лежала целая куча красноармейских книжек. Это, как он объяснил, были документы тех бойцов, которые имели неосторожность появиться вблизи поселения и были пущены под нож храбрыми помощниками нового режима. Серёга, скаля зубы в улыбке, потрепал главного бая по щеке. Тот размяк, как барышня, и приказал принести ещё пожрать. Блин. Я на какую-то секунду испугался, думая, что майор не выдержит и свернёт шею гостеприимному хозяину. Но он сдержался и после сытного ужина нас наконец оставили в покое и уложили спать. Наутро, снабдив кучей вкусностей на дорогу, вышли провожать всем аулом.