Порнограф

А текущая проблема была сложна: найти запускающую дискетку для программы «S». Да, господин Любошиц разрабатывал эту программу, но, не выдержав титанических нагрузок, ушел в ирреальный мир. Психиатрическая медицина делала попытки вырвать зашифрованную информацию из заклинившего сейфа, и пока неудачно.

— Бедняга, — посочувствовал неудачнику. — Такое плести, простите-простите.

— Он этой чертовщиной раньше занимался, — объяснила Александра. Когда был младшим научным сотрудником.

— М.н.с. — страшная сила, — перевел дух. — Они не только страну развалили, но теперь и в потустороннее завернули. Верю: быть концу Света. И зверь 666 пожрет всех нас, ам-ам…

— Прекрати, Лопухин, — поморщилась спутница, — и так тошно, и ты тут еще…

Я прекратил фиглярство и принялся глазеть на сплошную полосу леса. «Домик среди миниатюрного леса. И всего-то событий, что крики далеких павлинов и лай псов совсем уж далеких. Да высоко-высоко лёт гомонящих ворон». Странно устроен человек, он до последнего вздоха верит, что с уходом его мир прекратит существовать. Что там говорить, все мы удивительные болваны. Изо дня в день рвем свои души и тела, чтобы доказывать другим, таким же болванам, свое право на жизнь. И доказываем его, оставляя в душах своих кровавые волдыри. А многие уничтожают свои воздушные нежные субстанции, и ничего — живут без них…

… В солнечных, праздничных лучах… как мираж… белокаменной дом, больше похожий на замок, огороженный чугунной изгородью. Ба! Мечта Ванька Лопухина воплощается в жизнь — ждет его обходительная встреча в барском особнячке, да сладкое чаепитие на эфирной веранде под крики павлинов. Нет, я не грезил: вокруг клумб ходили, пуша цветные хвосты, эти заморские птички. Я хотел выпустить из авто песика, да моя спутница дальновидно попросила этого не делать. Стоимость каждой курочки — сто тысяч долларов. У меня есть такие деньги? У меня нет таких денег, признался я; прости, Ванечка, и захлопнул дверцу машины. Одна маленькая проблема, связанная с защитой родной природы, была решена, нас ждали другие — покрупнее.

С парадного мраморного крыльца навстречу нам сбегал легким шажками герой не моего романа. С подвижным холеным лицом. В халате цвета топленого молока. Улыбался нам, как родным. Был галантен и куртуазен: чмокнул ручку даме, а со мной обменялся рукопожатием, точно с равным. Я же, деревня, ничего лучшего не придумал, как брякнуть:

— А пингвинов нетуть?

— Пингвинов? Ааа, — понял. — Пока нетуть, но скоро будут, Иван Павлович. Специально для вас.

Пингвин тебе в жопу, сказал я. Про себя, разумеется. Потому что хотел дожить до счастливой старости и дать дуба в окружении орущих правнуков. Это к тому, что телохранителей, видимых и невидимых, было куда больше, чем пингвинов на антарктических холодных льдинах. И каждый из них, бойцов, готов был растерзать любого, кто сделал бы намек к членовредительству хозяина.

Любезный до тошноты владелец ведомственной усадьбы пригласил нас на веранду, где и вправду на столе пузатился самовар, горящий золотом, на блюде горбились баранки, в вазочках кислилось ежевичное варенье. Как говорится, приятного аппетита, чтобы вы подавились. Спасибо, кивнул на приглашение, плюхаясь на стул. Кажется, беседа будет проходить в самых изысканных тонах.

— Угощайтесь-угощайтесь, гости дорогие, — господин Савелло был прекрасен в роли хозяина. И было такое впечатление, что мы будем говорить о последних причудах парижской моды. — Люблю субботу, чувствуешь себя человеком, — ухмылялся, как тульский пряник на тещиных именинах. — И то до обеда, а потом… — махнул рукой. — Суета сует…

Я решил испортить настроение халифу на час и спросил о морской прогулке на яхте «Greus». И что же? Мой оппонент спокойно отхлебнул чаек и рассмеялся, будто я ему показал порнографические картинки с политическими деятелями нынешнего исторического среза:

— Ох, Ваня-Ваня, папарацци ты наш. Такую окрошку накрошил, что мы только диву даемся.

— Что же я такого? Уже давно умираю от любопытства.

— Умираю от любопытства, — повторил Аркадий Аркадьевич, хохотнув. Прелестно-прелестно, — и сделал жест рукой.

Из ничего возник служивый гибкий человечек в лилейных перчатках и, передав хозяину конвертик, исчез. Прошу полюбопытствовать, Иван Павлович, проговорил господин Савелло, извлекая на свет фотоснимки. Я покосился и узнал знакомый, скажем так, ракурс. С безразличием передернул плечами: ну и что, видел я эту голую натуру?

— Дело не в голой натуре, а во втором плане, — назидательно проговорил чиновник.

— О втором плане я уже слышал, — кивнул на скучающую Александру. — И что из этого?

— Прошу обратить внимание на это, пардон, лицо, — и отметил ноготком физиономию на картинке.

Я обратил внимание: помнится, нервничал и «Nikon» ходуном ходил в моих руках, и поэтому неудивительно, что случился сбой и аппарат зафиксировал в соседних окнах моськи любителей славянской старины.

— И что это за лицо? — удивился.

— О! Это лицо всем лицам лицо, — со значением проговорил выдвиженец. Мировая акула капитализма Sodos.

— Это Ф.И.О. мне ничего не говорит, — признался я. — И что из этого проистекает?

— А все события и проистекают, Лопухин, — широким жестом обвел окружающий мир и объяснил суть проблемы: этот деятель прибыл в нашу страну исключительно инкогнито. Нелепейшая случайность — и в результате появилось документальное подтверждение его пребывание в РФ. И если бы эти фото вдруг появились в СМИ, то возникала реальная угроза определенным планам, связанным с размещением международного капитала на отечественном рынке.

— Не программа ли «S»? — выступил я. — Программа Sodos'а?

— Иван Павлович, вам бы лучше о ней забыть, — процедил сквозь зубы Аркадий Аркадьевич. — Доживете до глубокой старости.

— Забуду, если объясните её суть, — с готовностью пошел навстречу доброму совету. — Можно в двух словах. Я пойму.

Моя готовность не была по достоинству оценена собеседником, он потемнел лицом и нервозно звякнул ложечкой о чашку.

Наступила, как утверждают в этих случаях, мертвая тишина. Признаться, я не понимал, почему граф Аркадий Аркадьевич Савелло так откровенен с дворовым, обозначив во всеуслышание имя мирового мошенника. Неужто Ванек это твое последние чаепитие, сказал я себе, следующее будет или на облаках с ангелами небесными, или внизу с чертями адовых планет? Пока я размышлял о бренности своего существования, господин Савелло привел свои чувства в порядок и ответил, что суть программы он изложить не может. Ни в двух словах, ни в более. Почему? Потому, что не положено тле видеть звезды, примерно так поэтично выразился он. Намек я понял и заявил, что за себя отвечать не могу, пока не утолю любопытство.

— В кого ты, Ваня? — устало поинтересовался молодой сановник.

— В папу.

— И где он?

Я ответил правду — колесит на тракторе «Беларусь» в геенне огненной. Вместе с визжащей Изой. Вот, назидательно сказали мне, он плохо кончил. Женщинам нравилось, пожал я плечами. Что, не постигли моей мысли. Ну это самое, ушел от откровенного ответа, его любовь нравилась; Александра, вижу, меня понимает.

— Хватит болтать, Лопухин, — поморщилась, сделала паузу и проговорила с миловидно-блядской ухмылочкой. — Если такой умный, помоги. Нам и себе. Думаю, один миллион долларов тебе не помешает на карманные расходы, шутила?