Порочная игрушка

Постукиваю концом монтировки по ладони и подхожу к краю кровати. От миски, полной недоеденной лапши, исходит кислый запах. В желудке мутит от отвращения. Будучи ребенком, я бы и дважды не раздумывал, прежде чем съесть эти помои. Когда мать была занята своим очередным хахалем, который позволял ей приходить к себе, я делал налет на кладовую. В большинстве случаев эти идиоты были бедны так же, как и мы, и я, в конечном счете, ел засохший кусок пиццы или что-то вонючее и сомнительное из холодильника.

А теперь, когда я охуенно богат?

Я ем все, что, блядь, пожелаю. Включая придурков, как этот.

— Просыпайся, Корги, — выплевываю я полным ненависти тоном.

Парень возмущается и медленно открывает глаза. Он в замешательстве, но по-прежнему немного под кайфом от героина, которым, я уверен, поделился со шлюхой.

— К-кто ты такой, черт возьми? Где Дарлин?

Я усмехаюсь.

— Я — твой худший кошмар, мудак. А это, — говорю я, когда замахиваюсь монтировкой и бью его по зубам, — за Джессику.

Корги хрипит, кровь льется из его рта, и он неумело пытается отползти.

Но я быстрее.

Я всегда быстрее.

Бью его по спине, и он с грохотом скатывается на пол. Я спокоен и иду на другую сторону, чтобы увидеть его на четвереньках, сплевывающего кровь.

— А это, — бью его по задней части черепа, — за мою мать.

С хлопающим звуком его голова раскалывается. Кровь заливает все вокруг его скрюченного тела, и я улыбаюсь. Никогда раньше не получал такого удовлетворения. На один краткий миг чувствую, что отомстил за единственных двух женщин, о которых когда-либо заботился.

Осознание этого приходит само собой и сеет необычное чувство внутри меня.

Я забочусь о Джессике.

Действительно забочусь.

Игрушка или нет, она глубоко запала в мое черное сердце и посадила крошечное семя, которое начинает прорастать.

* * *

Этот мужчина хорошо относится к маме. Они до сих пор делают ее работу в его спальне, но он готовит нам еду и позволяет мне смотреть фильмы на большом телевизоре в гостиной. Мы находимся в его квартире уже неделю, пока мама работает, и мне начинает нравиться здесь. Тут тепло и удобно. Он даже дал мне большое мягкое одеяло, чтобы я мог завернуться в него; и всегда улыбается мне, как будто я желанный гость.

— Пока, Ричард, — хрипит мама, когда выходит из его спальни.

Он идет за ней, на ходу застегивая свою модную белую рубашку. Ричард не грубый и не грязный, как другие мужчины. Он сказал мне, что обычно не живет в Нью-Йорке — он тут по делам из Лос-Анджелеса.

— Пожалуйста, Вики, поедем со мной. Я могу сделать тебя и Брэкстона счастливыми.

Она поворачивается и смотрит на него.

— Ты забыл? Я — шлюха. И точно не понравлюсь твоим богатеньким друзьям.

Он хватает ее за руку и притягивает к себе.

— Нет у меня никаких богатеньких друзей. Пусть я и из Лос-Анджелеса, но я не такой сноб, как ты думаешь. Я нормальный парень, который заботится о нормальной девушке и о ее ребенке.

Мне нравится, как нежно он обнимает маму. Я забыл про телевизор и смотрю, как Ричард гладит маму по волосам, будто она его домашний питомец. Мне нравится это. Она кажется такой спокойной в его руках. Мне хочется, чтобы он гладил ее так всегда.

— Я не знаю, — говорит мама, задыхаясь. — Что, если ты устанешь от нас? И что это сделает с Бракси? Он так наивен для своего возраста. Это раздавит его.

Я боюсь, что причина того, что Ричард не захочет нас, во мне. Я пытался держаться подальше и не беспокоить их. И хорошо себя вел по сравнению с большинством четырнадцатилетних мальчиков, я уверен.

Ричард обхватывает ладонями мамино лицо и поднимает его, как в кино, чтобы поцеловать ее губы. Я должен отвернуться, но пленен эмоциями, которые витают в комнате.

Он хочет ее.

Он хочет нас обоих.

Я сглатываю комок волнения.

Действительно ли мы можем отправиться с Ричардом в Лос-Анджелес? Будет ли у меня спальня? Купит ли он мне носки? Будет ли он готовить для нас каждый вечер?

Ричард разрывает поцелуй и смотрит на нее сверху вниз.

— Детка, позволь мне показать тебе. Есть отличный реабилитационный центр и…

Мама резко отталкивает его. Печаль на его лице убивает меня. Я будто смотрю на крушение через окно, и нет никакого способа, чтобы остановить это.

— Я не один из твоих проектов, Ричард! Ты не можешь очистить меня и починить! Меня нельзя починить!

Она начинает запихивать свои вещи в сумку и плакать — мама никогда не давала волю слезам. Это до смерти пугает меня, потому что я понятия не имею, что происходит.

Ричард шагает к ней и тянет к себе.

— Господи, женщина. Перестань быть такой сумасшедшей. Я не хочу заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Я. Просто. Хочу. Тебя.

И вновь она тает в его руках. Он тянет ее обратно в свою комнату. Я смотрю телевизор, но слушаю их. Обычно, когда она работает, то стонет и говорит что-нибудь типа «Сильнее!» или «Быстрее!», но всегда ровным, скучающим тоном.

Но сейчас…

Сейчас она выкрикивает его имя снова и снова, будто это молитва.

Ричард. О, Боже. Ричард. О, Боже, Ричард.

А он выкрикивает ее имя.

Вики. Ты нужна мне. Вики. Поедем со мной.

Примерно через час Ричард появляется со счастливой улыбкой на лице. Он одет в костюм и галстук, и выглядит самым красивым из всех мужчин, с которыми она когда-либо была. Я хочу быть похожим на Ричарда, когда вырасту. Он шагает ко мне и ерошит мои волосы.