Порочные игры

— Милая, ты просто наглоталась этой дряни. Вот и все!

— Нет! Не говори так. — Она снова расхохоталась и теперь буквально сложилась пополам, как тряпичная кукла. Затем успокоилась и, подняв голову, посмотрела на меня как-то отчужденно. — Зачем ты погасил свет? Ты погасил его. Я не хочу сидеть в темноте.

Я подыграл ей — подошел к выключателю и сделал вид, что включаю свет.

— Никогда больше не оставляй меня в темноте.

Потом у нее начался настоящий бред.

— Музыка. Слышишь? Монахини запрещают музыку. Запрещают. Это так стягивает мне грудь, разве вы не понимаете? Святая Софи, мученица. Повтори пятьдесят восемь раз «воздает хвалу Деве Марии» перед завтраком. Вот они опять, они теперь на потолке. Как мне от них избавиться? Правда, я же так сделана, ты — глупая, холодная, завистливая старая королева.

Раздевшись, она бросилась на постель и сжалась в комок, словно испытывая стыд из-за случившегося.

— Трахни меня! — закричала она. — Трахни меня, как тот мужик в фильме!

Я подошел к ней, обнял и стал укачивать, как ребенка, который проснулся от страшного сна, но тело ее напряглось, как у вздернутого на дыбе, и я с трудом удерживал ее на постели.

— Не давай мне дотрагиваться до потолка! — кричала она.

Не представляя себе, как долго она может находиться в таком состоянии, я решил было обратиться за помощью к Виктору, но побоялся оставить ее одну. Мало-помалу она затихла и лежала, не двигаясь, уставившись в одну точку, потом, наконец, провалилась в сон. Я просидел около нее всю ночь, охваченный своими страхами.

Наутро она почти ничего не помнила, и скорее развеселилась, чем испугалась, когда я рассказал, что с ней было.

— Правда? Неужели такое говорила? Просто не верится.

— Обещай, что ты больше не будешь баловаться наркотиками.

— Но это ведь сразу прошло.

— Откуда ты знаешь? Такой дрянью можно испортить себе мозги.

— Мне, положим, особенно нечего портить. Во всяком случае, я еще раз попробую. Непременно!

В какой-то момент из-за ее легкомыслия у нас могла произойти ссора. Я поцеловал ее совершенно бесстрастно, не испытывая никакого желания. За время нашей любви такое случилось впервые. Она показалась мне совсем чужой. Потом мы приняли душ, привели себя в порядок и, почти не разговаривая, пошли на палубу завтракать.

Следом за нами появился Генри. Выглядел он ужасно, проглотил две чашки черного кофе, однако не упустил случая порассуждать о прелестях нашей жизни.

Развлечения во время круиза повторялись из вечера в вечер: выпивка, наркотики и жесткое порно. Насколько я знал, Софи больше не экспериментировала, и я молил Бога, чтобы все прошло для нее бесследно.

Мы встали на якорь вблизи одного из маленьких островов Греции и устроили на пустынном пляже пикник. В других обстоятельствах и в другой компании провести время с любимой девушкой было бы настоящим чудом, идиллией, запечатлевшейся на всю жизнь. Но общение с этой жуткой публикой не прошло для Софи бесследно. Ее все время тянуло к Генри, и, оставаясь один, я чувствовал пустоту, пряча под фальшивой улыбкой нарастающую панику.

Наконец мы вернулись в Ниццу. Одни гости покинули яхту, другие остались, чтобы совершить круиз в Вест-Индию. Виктор пригласил и нас, но я извинился, сказав, что должен вернуться к работе. Я думал, Генри сделает то же самое, но ошибся.

— Глупо упускать такой шикарный вариант, — сказал он.

— А как же работа?

— В банке к таким вещам относятся довольно легко. Я телеграфирую, что заболел. Почему бы тебе не сделать то же самое?

— Дать телеграмму самому себе?

— Ты понимаешь, что я имею в виду. Писать можно когда угодно, а такие возможности выпадают не каждый день. Мы со стариком Чарльзом, — добавил он («старик Чарльз» был полупочтенный член парламента), — говорили о моей возможной политической карьере.

— Ты это серьезно?

— А почему ты так удивлен?

— Ты всегда ненавидел политику.

Генри пожал плечами и посмотрел мимо меня.

— Чарльз осветил мне ее с другой стороны. Он полагает, что с моим происхождением и образованием я мог бы пройти отбор.

— Что, у тори совсем безнадежное положение?

— Слушай, не будь паршивцем только из-за того, что чувствуешь себя здесь не в своей тарелке.

— Ну, ради Бога. Увидимся в 11-м номере. Можешь наслаждаться блестящей компанией.

— Именно это я и собираюсь делать. — И после короткой паузы он добавил: — И Софи тоже. Она остается.

Я вышел до того, как он мог заметить отчаяние на моем лице, и ничего не говорил Софи, пока мы не легли спать.

— Генри сказал, что ты и он остаетесь. Но я знаю Генри, может, он просто хотел позлить меня?

Софи молчала.

— Я прав?

— Нет.

— Что — нет? Он не хотел меня позлить, сказал правду?

— Он думал, ты тоже останешься. Мы с Генри остаемся.

— Значит, вы обсудили все без меня? — Я старался говорить спокойно.

— Мы решили, что это великолепная идея.

— Уехать без меня?

— Нет, я думала, ты тоже поедешь. Ну почему ты не хочешь?

— Потому что, в отличие от этих вонючек, я должен зарабатывать на жизнь.

— Они не вонючки. Они очень приятные люди.

— Не знаю, что с тобой случилось. Как ты можешь считать их приятными? Господи, милая, ты меня иногда удивляешь. Оглядись — наверняка найдешь что-нибудь более приятное. Ведь тогда, вечером, ты чуть не умерла. Неужели уже забыла?

— Но не умерла же!

— И тебе нравятся такие развлечения — порно и наркотики?

— От этого нет никакого вреда, если не принимать их всерьез. Ты единственный, кто так реагирует.

— Неужели не видишь, что мы только пешки в их игре? Одна из многих забав. Думаешь, мы теперь в классе «А»? Они используют человека, а потом выбрасывают.

— Может быть.

— Не «может быть», а точно, поверь мне. Я знаю, дорогая, что говорю, и вовсе не ищу причины для ссор. С такими деньгами, как у них, очень легко казаться щедрыми. Им скучно, новые люди для них все равно что кокаин или другой наркотик. Неужели ты не понимаешь? Господи, мы с тобой никогда не ссорились, что же происходит?

— Просто мы не во всем сходимся с тобой во взглядах, вот и все.

— Все? Понятно. А мои чувства не в счет?

— Но ведь речь идет всего о нескольких днях, неужели это так важно?

— Значит, ты все-таки едешь? И мое мнение тебя совершенно не интересует?

Она промолчала. Напрасно я надеялся увидеть слезы у нее на глазах, она и бровью не повела. Разозлившись, я спросил без обиняков:

— Кто же тебе больше всех нравится? Душка Виктор? Уж не влюбилась ли ты в него?

— Не говори глупости, конечно нет.

— Я просто тебя не понимаю. — Видя, что битва почти проиграна, я сменил тактику и сделал последнюю попытку ее убедить. — Послушай, милая! Я вовсе не намерен портить тебе жизнь. Если и в самом деле тебя так тянет в Вест-Индию — можем поехать туда. Вот получу аванс за следующий роман — и грохнем его весь на отпуск для нас двоих.

Мое предложение было отвергнуто. Она уперлась, я тоже уперся, и вместе мы вырыли яму, из которой ни один не попробовал выбраться. Утром я сошел с яхты. Софи осталась, прослезившись на прощанье, но так и не изменив своего решения. Она стояла у перил рядом с Генри, когда я, не оглядываясь, пошел по причалу. Это еще не был конец любви, это был конец мирной жизни, которая, как я когда-то надеялся, должна была длиться вечно.