Порожденная иллюзией

– Все отлично. Просто забыла, что должна кое-что сделать.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти. На глаза наворачиваются слезы унижения.

– Уверена, что хорошо себя чувствуешь? Хочешь, пойду с тобой?

Я слышу беспокойство в его голосе, но не могу повернуться и посмотреть ему в глаза.

– Все в порядке. Я должна идти, – говорю через плечо.

И спешу прочь сквозь толпу, в истерике, оставляя позади Коула, Гудини и бедную отчаявшуюся незнакомку. Я делаю то, что делают женщины Ван Хаусен всякий раз, когда дела идут плохо.

Я бегу.

Глава 8

Восьмерка пик. Восьмерка пик.

Я еле держусь на ногах, когда мы идем по коридору в нашу гримерку. Мама открывает дверь и взмахом руки пропускает меня внутрь, как будто ничего не случилось.

Но ведь случилось. Восьмерка пик.

Конечно, маме плевать. Это ведь не она стала посмешищем для всего зала. Я сжимаю кулаки. Она сделала это нарочно. Хладнокровно, осознанно, с умыслом.

Произошедшее на сеансе, очевидно, задело мадам Ван Хаусен гораздо сильнее, чем она хочет показать.

На ее столе стоит бутылка охлажденного французского вина, которым мама любит заканчивать свои выступления. И в тот момент, когда она наполняет бокал и делает глоток, – я не выдерживаю.

Срываю с вешалки пальто и одеваюсь. Столкнувшись в зеркале с маминым отражением, сверлю его взглядом, пока она поправляет прическу и пудрит нос.

– Зачем ты это сделала, мама? Чтобы показать, кто в доме хозяин?

– Не дуйся, дорогуша. Мне просто захотелось развлечься.

– Развлекаясь, ты унизила меня, – цежу сквозь стиснутые зубы.

– Ой, ради бога! – резко обрывает мама. – Едва ли зрители поняли твою ошибку.

Предполагалось, что это будет простой карточный фокус. Я «силой призываю» выбранную добровольцем карту и заставляю ее исчезнуть, а затем вновь появиться в кармане «случайного» зрителя. Подложить правильную карту должна была мама, перед выступлением. Но сегодня все пошло иначе.

Я в таком бешенстве, что забываю о главном правиле при общении с моей матерью – об осторожности.

– Я дала тебе восьмерку пик, а вытащила, как ни странно, валета червей. С чего бы это?

Мама поджимает губы. Она не привыкла, чтобы я требовала объяснений.

– Попридержи свой голос! Я уже сказала, что просто забавлялась. Ты выкрутилась, и на этом все.

Я прижимаю руки к бедрам; боль и злые слезы клокочут в горле.

– Для меня это не было забавным, мама. И я не желаю, чтобы такое повторялось. Никогда.

Мама наконец встречается со мной взглядом, и лицо ее превращается в бесстрастную маску.

– Прости, что?

– Ты слышала.

Прежде чем уйти, я подхожу к ее туалетному столику и со шлепком кладу карту лицом вверх – это восьмерка пик, которая все еще лежала в кармане маминого платья, когда мы покинули сцену.

Выйдя из комнаты, финальным аккордом громко хлопаю дверью. И замираю на минутку, чтобы успокоиться. Мое дыхание неглубокое и прерывистое. Я никогда прежде не устраивала подобных сцен. И теперь не знаю, прыгать ли от радости или бороться с приступом тошноты.

Неужели мадам Ван Хаусен действительно в такой ярости после спиритического сеанса, что из-за этого готова поставить под удар свое шоу? Нападение и ответный удар. Стратегии и схемы. Почему мои отношения с матерью больше напоминают шахматную партию, чем семейные узы?

Неважно, как сильно я хочу взять такси и уехать домой, оставив маму переваривать все в одиночестве – я знаю, что не могу. Все еще подрагивая, прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза. Как бы я ни злилась, она по-прежнему моя мать, и я должна защищать ее всеми силами.

Я слышу голоса и делаю глубокий прерывистый вздох, пытаясь успокоиться.

К гримерке приближается Жак, а вместе с ним – красивый молодой незнакомец с поразительно светлыми волосами.

– Ты уходишь?

Я киваю:

– Голова болит. – И это недалеко от истины.

– Мне очень жаль. – Слова как по маслу выскальзывают изо рта Жака. – Я надеялся, ты с нами поужинаешь. У нас сегодня гость. – Он поворачивается к своему спутнику. – Оуэн, это Анна Ван Хаусен. Ты только что видел ее яркое выступление. Анна, это мой племянник, Оуэн Винчестер. Он неожиданно решил составить мне компанию на сегодняшнем шоу.

– Мисс Ван Хаусен, я очарован.

Оуэн целует мою руку и осматривает меня с ног до головы. И судя по сиянию его голубых глаз, ему нравится увиденное. В моем животе зарождается трепет. Оказывается, не так уж плохо, когда тебя так разглядывают – если разглядывающий молод и красив. Я чувствую исходящий от него поток беспорядочных эмоций – и среди них нервозность и восхищение. Это встреча со мной так повлияла?

Оуэн смотрит на дядю:

– Я в Нью-Йорке уже несколько месяцев. Хотел связаться с тобой, но потратил много времени, устраиваясь на новом месте. К тому же, это ведь ты не поддерживал связь с семьей.

Оуэна изгибает губы в улыбке, и на его щеках появляются маленькие ямочки. На нем щеголеватый черный костюм, а белокурые волосы длиннее на макушке и зачесаны назад по последней моде. Я вспоминаю Коула с его аккуратными коротко стриженными кудрями.

– Приятно познакомиться, – бормочу и заливаюсь румянцем. То ли из-за очевидной симпатии Оуэна, то ли из-за мыслей о Коуле – трудно сказать. Я краснею время от времени с того позорного случая в кинотеатре. Интересно, что обо мне подумал Коул?

– Я решил, что мы могли бы поужинать все вместе, – прерывает мои мысли Жак. – Но если ты плохо себя чувствуешь...

Я задумываюсь, но лишь на мгновение. Оуэн, каким бы привлекательным он ни был, – недостаточная причина, чтобы терпеть общество моей матери. Не после того, что она выкинула сегодня вечером.

– Все в порядке, дядя Джей. В любом случае мне рано вставать. Может, я могу сопроводить мисс Ван Хаусен до дома? А вы с ее прекрасной матушкой спокойно поужинаете.

Жак хмурится: