Порожденная иллюзией
Шрифт:
– Наверное, стоит...
– Спасибо, вы очень любезны, – твердо говорю я, принимая руку Оуэна. Я веду себя чересчур смело, но мне все равно. Это ведь племянник Жака, в конце концов. Уверена, мама не будет возражать. А если и будет, то не так уж это и плохо.
Оуэн сопровождает меня вниз, через неосвещенное фойе, и выводит в ночь. Перед театром все еще полно зрителей, которые ждут такси или просто болтают, делясь впечатлениями о шоу. Обычно мне нравится это зрелище, но сегодня я не в настроении.
– Моя машина вон там, – указывает Оуэн, и я следую за ним вниз по улице. Он бросает на меня взгляд. – Довольно
– Мама не будет. Я всю жизнь сама выкручиваюсь из неблагоприятных ситуаций.
Оуэн смеется:
– Надеюсь, я не попадаю под эту категорию?
Я краснею и молюсь, чтобы было достаточно темно и он не заметил цвет моих щек.
– Конечно, нет.
– Я понял, что вы имели в виду. Но здорово, что вы не ставите этикет превыше всего. Старики не понимают, что мир уже не тот, что был во времена их молодости. Наше поколение повзрослело быстрее. И мы сейчас гораздо более зрелые, чем они были в нашем возрасте.
Меня охватывает трепет от его искушенного, умудренного опытом тона.
– Хотя ваша мама не показалась мне такой уж старомодной, – добавляет Оуэн, открывая для меня дверь скромного «Модл ти» [7] . Я поднимаюсь в салон; ноздри щекочет аромат джина, кожи и чего-то сладкого. Оуэн заводит машину, и я называю свой адрес.
– Нет. Мама – современная женщина, – возвращаюсь я к нашему разговору. – И она практически всегда относится ко мне как к взрослой. Ей приходится. – Когда она не расставляет для меня ловушки.
7
Ford Model T («Форд модл Ти» — «модель „Ти“»), также известный, как «Жестянка Лиззи» англ. Tin Lizzie) — автомобиль, выпускавшийся Ford Motor Company с 1908 по 1927 годы. Был первым в мире автомобилем, выпускавшимся миллионными сериями. Генри Форд, по мнению многих, «посадил Америку на колёса», сделав новый легковой автомобиль сравнительно доступным для американца среднего класса.
– Вы, должно быть, вели такую необычную жизнь!
Я вспоминаю годы в дороге и всех людей, которых мы повстречали.
– Да, но... – Я не решаюсь продолжить.
– И при этом, держу пари, жизнь очень одинокую.
Я округляю глаза:
– Откуда вы знаете?
– Догадался.
На минуту мы погружаемся в молчание. Никто и никогда прежде не замечал моего одиночества. С другой стороны – раньше на меня никто и внимания не обращал.
– Но сейчас, с вашим новым шоу, ситуация должна улучшиться.
Несколько кварталов мы едем в тишине, но наконец Оуэн говорит:
– Я должен признаться...
– В чем?
– Я сказал дяде, что хочу встретиться с удивительной мадам Маргаритой Ван Хаусен, но гораздо больше меня интересовало знакомство с вами.
Я хмурюсь. К чему он ведет?
– Мне хотелось понять, как такая красивая молодая девушка в то же время может быть еще и талантливым фокусником.
– Ох... – Мое лицо приобретает еще более насыщенный оттенок красного.
Оуэн смеется, и я, как никогда прежде, сознаю свою неопытность.
– Кем вы работаете, раз должны вставать ни свет ни заря? – спрашиваю,
меняя тему. Сейчас я не в состоянии рассказывать ему историю своей жизни.– Тружусь в банке на Уолл-стрит. Не слишком захватывающе, но платят хорошо.
Для меня это звучит захватывающе. Ну, не совсем так... Скорее, надежно и прилично. А значит и просто изумительно, учитывая мою собственную ветреную жизнь.
– А как насчет вас? Вы счастливы на сцене?
Я задумываюсь.
– Вроде того. Но я бы предпочла просто показывать фокусы и пропустить эту часть с ментализмом.
Оуэн улыбается:
– У вас отличное шоу, правда. Но думаю, стало бы только лучше, будь в нем больше магии и меньше всего остального. Мне всегда нравились фокусы.
Я фыркаю:
– Расскажите это моей матери.
– Почему она не хочет расширить ваш репертуар? Вы достаточно талантливы, чтобы показывать больше фокусов.
– Спасибо, – благодарю я, – но мама – гвоздь программы.
– А. – В голосе его намек, но я не ведусь на приманку. – Так вы действительно дочь Гарри Гудини?
У меня перехватывает дыхание. Я сжимаю кулаки и смотрю на них в темноте. Потом считаю до трех, медленно распрямляю пальцы, и только тогда удается произнести:
– Где вы это слышали?
– Я сказал дяде что-то о вашем таланте, а он ответил, что так и должно быть, потому что вы дочь Гудини.
Я пялюсь в окно на неосвещенную улицу; грудь сдавливает целая гамма чувств. Куда бы я ни пошла, слухи ползут следом. И я подозреваю, что большинство из них – дело рук моей матери.
– Эй, – говорит Оуэн, легко касаясь моей руки. – Я не хотел вас расстроить. По-моему, это здорово.
– Просто я не готова это обсуждать. – Я качаю головой. Он, должно быть, думает, что я по-настоящему скучная, даже зануда.
Оуэн останавливает машину перед моим домом.
– Все в порядке. Для беседы с хорошенькой девушкой я могу придумать тему получше.
– Например?
– О башмаках, о кораблях, о сургучных печатях...
– О капусте и о королях, – смеясь, заканчиваю я. Я читала «Алису в Зазеркалье» не меньше дюжины раз.
Я тянусь к дверце машины.
– Нет, подождите! Позвольте мне.
Оуэн выскакивает на улицу и мчится вокруг автомобиля, а я снова устраиваюсь на сиденье. На моих губах играет улыбка. Правильная, добропорядочная жизнь, безусловно, имеет свои преимущества. Уже второй раз за неделю молодой мужчина обращается со мной как с леди, а не как с какой-то «девчонкой с подмостков». Из-за этого я чувствую себя... особенной. Однако, не успев добежать до двери, Оуэн спотыкается и летит прямо в грязь. Только что он был здесь – и вот уже лежит распластавшись на земле. Я дергаю ручку и выпрыгиваю наружу, стараясь не наступить на Оуэна.
– Вы в порядке?
Он поднимается на ноги и отряхивает свой костюм:
– Да. Но что там говорят о гордыне, которая предшествует падению?
Я сдерживаю смех:
– Никогда этого не понимала. Я всегда считала, что гордыня просыпается после.
Оуэн дарит мне смущенную улыбку:
– Уверяю, в пословице истинная правда.
Я улыбаюсь в ответ:
– Что ж, спасибо, что подвезли.
Оуэн вытирает ладони о штаны и только потом берет мою руку и целует ее.
– Я получил удовольствие, мисс Ван Хаусен. Особенно удался фееричный финал.