Порожденная иллюзией

– Я иллюзионист, Коул, – говорю мягко. – А моя мать – медиум. И нам уже правда пора присоединиться к остальным.

Поворачиваюсь в сторону гостиной, но прежде, чем успеваю сделать шаг, Коул, стоя за спиной, близко склоняется ко мне:

– Анна, нужно, чтобы ты доверилась мне. Прошу.

Его дыхание щекочет мне ухо, касается шеи, и я дрожу. Не зная, что еще сделать, с трудом сглатываю и иду вперед. Коул двигается следом, и внутренности мои сворачиваются в самый тугой из всех тугих узлов.

Я занимаю место рядом с Оуэном, а Коул садится напротив, с семейством Линдсей, и обращается к присутствующим:

– Прошу прощение за опоздание. И благодарю за приглашение, мадам Ван Хаусен. Это большая честь.

Я хмуро смотрю на мать, и она в ответ улыбается мне, словно вкусившая сливки кошка, а затем закрывает глаза:

– Давайте возьмемся за руки и поприветствуем мир духов, чтобы он открыл нам свои двери.

Мама просит всех закрыть глаза и начинает привычную «распевку» А я тем временем закипаю. Почему она не могла просто сказать мне, что пригласила Коула? Почему всегда необходимо затевать какие-то игры?

С усилием я возвращаюсь в реальность, к сеансу. Мама, словно иллюзионист, голосом очаровывает зрителей. Я оглядываю всех, оценивая их реакцию. Волнение освещает миловидное личико Синтии, хотя ее муж, кажется, немного взвинчен. Я не виню его, учитывая, чему Гейлорды стали свидетелями на последнем сеансе. Пара из Венгрии почти исходит нетерпением. Оуэн сосредоточенно хмурит брови, лицо же Коула непроницаемо. И тут я замечаю, как переглядываются мать и дочь Линдсей. Прикрываю глаза, когда они смотрят в мою сторону, и сквозь опущенные ресницы наблюдаю, как дочь медленно наклоняется и заглядывает под стол. Мать, поджав губы, изучает комнату. В груди все сжимается – словно аккордеон захлопнули. Происходит что-то очень, очень дурное.

Слегка сдвинувшись, я под столом тяну ногу к старшей Линдсей. И в тот миг, когда касаюсь ее, меня, словно током, бьет ярой враждебностью. Нет, это не скептицизм. Гораздо хуже. Сразу за злобой следующий удар – зависть, от которой внутри все сворачивается. И тут до меня доходит.

Миссис Линдсей не скептик. Она конкурентка.

Я отдергиваю ногу, но пульсация нарастает, ползет по моей коже, словно личинки, и внезапно на меня накатывает озарение с такой силой, что аж дыхание перехватывает. Вот, кого я чувствовала после того, как Оуэн высадил меня на улице. Именно она в ту ночь смотрела на меня из тени.

Желудок сжимается. Я открываю рот, чтобы спросить маму, не хочет ли она воды, но прежде, чем успеваю выдавить хоть слово, мадам Ван Хаусен изящно поднимается со стула:

– Духи требуют, чтобы я вошла в кабинет.

– Может, хочешь выпить воды, перед тем как подвергнешь себя этому испытанию? – спрашиваю в отчаянии.

Мама распахивает глаза и качает головой.

– Слишком поздно, – говорит пустым голосом. – Духи уже во мне.

Я едва не кричу от досады. Почему она не обращает на меня внимания? Неужели так стремится показать, кто в доме хозяин, что готова рискнуть всем?

Я помогаю мадам Ван Хаусен с наручниками, по мере сил стараясь не спускать взгляда с двух женщин. Что они задумали? Хотят навредить моей маме? Пришли сюда, чтобы узнать и разоблачить ее уловки? В Англии одна медиум наняла кого-то, чтобы плеснуть кислоту в лицо соперницы во время представления. Я глазами пытаюсь подать маме знак, но она так погружена в роль «пустого сосуда», что либо действительно меня не видит, либо просто не обращает внимания.

Вдох-выдох. Я зову Синтию и ее мужа проверить наручники на мадам Ван Хаусен. Как правило, я прошу об этом всех гостей, но сейчас не хочу, чтобы миссис Линдсей и близко подходила к маме.

Я запираю кабинет и после секундной заминки гашу все свечи, оставив только одну – небольшую в центре стола. Все, что сейчас в моих силах, – это создание иллюзии. Продолжая следить за женщинами, я начинаю говорить нараспев. Голос у меня не такой эффектный, как у мамы, но с задачей справляется. И все только, чтобы мадам успела выскользнуть из наручников и платья-кафтана и пробраться через потайной выход.

В какой-то момент Коул открывает глаза, и в тусклом свете я вижу, как его голова дергается в сторону двух женщин справа от меня. Затем он смотрит на меня, лицо его темнеет от беспокойства.

Сосед понимает: что-то не так. Нутром чует.

Волосы на руках встают дыбом, когда я чувствую, как кто-то пытается меня прочитать. Как будто бросает ко мне серебряную нить и пробует наладить связь. Я на мгновение сбиваюсь с ритма, но тут же беру себя в руки. Мама рассчитывает на меня. В панике я оглядываюсь на женщин: они до сих пор на своих местах, по-прежнему настороже.

Взрыв, и возле кабинета образуется облако дыма. Мерцая в искусственном свете, он на какое-то время зависает в воздухе, и гости начинают задыхаться.

Синтия и венгерка кричат, когда призрачное видение выплывает из темноты. Маска скрывает мамины волосы и лицо, а из-за черной одежды голова кажется бестелесной.

Температура в комнате резко падает, и по моей коже ползут мурашки. Я верчусь по сторонам, вглядываясь во мрак, и ужас стягивает грудь. В последний раз я чувствовала подобное, когда…

Еще одна вспышка, и за маминой спиной проявляется силуэт. Я застываю и во все слезящиеся от дыма глаза смотрю, как образ вздрагивает, а затем становится более отчетливым. Я так сильно впиваюсь пальцами в край стола, что удивляюсь, как это не отломила кусок. Юноша, одетый в зеленую военную форму, стоит по стойке «смирно» и смотрит своими темными глазами прямо на меня.

Я оглядываюсь, чтобы узнать, видят ли остальные то же самое, но трудно определить. На лицах всех присутствующих читается потрясение. Только Коул, кажется, напряженно следит за чем-то позади моей матери, сосредоточенно хмуря брови.

Я вновь оборачиваюсь к силуэту и вижу, что его рука вытянута вперед.

– Мне нужно с тобой поговорить.

Страх змеей ползет по моей спине.

Уолтер.

Нити света тянутся ко мне, в ушах стоит гул.

– Нет! – кричу я, ожидая, что Уолтер вторгнется в мое тело.

– Анна! – Я слышу голос Коула, но он будто пробивается ко мне сквозь слой инея.

Краем глаза замечаю, как миссис Линдсей встает со стула, при этом что-то бессвязно бормоча себе под нос.

В отчаянии я выкрикиваю:

– Go sabhala Dia muid ar fad!

«Боже спаси нас всех» по-гэльски. Чужой язык производит на клиентов впечатление. И трижды топаю ногой – сигнал для мистера Дарби.

На лице Уолтера играет улыбка:

– Я ведь всегда могу поговорить с твоей матерью.