Порожденная иллюзией
Шрифт:
– Оно восхитительное. Спасибо огромное!
Мама подходит к туалетному столику.
– Только ничего не пролей на него в ресторане. А теперь нужно поторопиться – мы достаточно заставили мальчиков ждать.
Она помогает мне с макияжем: подводка и тушь делают глаза глубже, а помада придает губам красивую изогнутую форму. Как только мама решает, что я готова, мы в рекордно короткое время спускаемся вниз к машине.
Я усаживаюсь рядом с Оуэном, наслаждаясь восхищением в его глазах. Он так красив с этими шелковистыми белокурыми волосами и ямочками на щеках, и мне не верится, что я еду в город с ним. Радостное предвкушение
Несмотря на легкомыслие Оуэна, я понимаю, что он гораздо искушенней меня. Мужская версия модных вертушек, которых я видела на некоторых из наших представлений. Смотрю вниз на свое платье и бижутерию, которую мама нацепила мне на запястье, и чувствую трепет при мысли, что теперь тоже могу быть ошибочно принята за такую модницу.
– Ты выглядишь сногсшибательно, – говорит Оуэн, пододвигаясь ближе.
– Спасибо.
Я улыбаюсь, уставившись на свои руки. И не зная, что бы такого еще сказать, прислушиваюсь к оживленной беседе мамы и Жака о людях, которых даже не знаю. Мама быстро превращается в жительницу Нью-Йорка, и это позволяет надеяться, что мы останемся здесь, вопреки охоте на ведьм, устроенной Гарри Гудини.
– Пенни за твои мысли. – Оуэн наклоняется ко мне.
От его близости сердце стучит быстрее. От него пахнет помадой для волос, джином и чем-то сладким, чему я никак не могу подобрать название.
– Всего лишь пенни?
– Все зависит от мыслей, разве нет? – нежно шепчет Оуэн, и у меня перехватывает дыхание.
Внезапно автомобиль влетает в крутой поворот, и Оуэн оказывается на моих коленях, а его шляпа – на полу.
Я кричу и вскидываю руки. Оуэн быстро усаживается обратно с уязвленным выражением на лице.
– Мне правда пора прекращать выставлять себя дураком перед тобой, – говорит он, нахлобучивая шляпу на затылок. – Это плохо сказывается на моем эго.
Я смеюсь, завидуя непоколебимой самоуверенности Оуэна. Он идет по жизни с такой непринужденностью... Хотела бы я быть похожей на него.
– Бьюсь об заклад, у тебя много интересных мыслей, – возвращается он к нашему разговору.
– Вообще-то, я думаю о том, как было бы здорово остаться в Нью-Йорке навсегда.
– Уверена, что не хочешь увидеть Европу? Ты талантливый иллюзионист и могла бы отправиться в мировое турне. Я люблю Нью-Йорк, но убил бы за возможность путешествовать из города в город, выступая на сцене.
– В самом деле? Я думала, ты работаешь в банке.
– Так и есть. Но я также немного балуюсь фокусами. – В неудачной попытке казаться скромнее, Оуэн опускает взгляд на свои руки.
Я приподнимаю брови:
– Не знала.
Я подозревала, что ему нравится магия, но впервые слышу, что он и сам этим занимается.
– Я начал еще в школе. Но, конечно, я не так талантлив, как ты или твой отец.
К счастью, мы как раз подъезжаем к точке назначения, и я избавлена от необходимости отвечать.
Оуэн говорит, что «Колония» – это место, куда искушенные нью-йоркцы приходят на других посмотреть и себя показать. И я понимаю, почему. Мое внимание сразу привлекают дикие полосатые стены, но удерживают его – сверкающие люстры и разодетые посетители. Похоже, метрдотель знает Жака, и нас ведут к столику ближе к центру зала. Как только мы усаживаемся, к нам подходит высокий кудрявый мужчина в черном шелковом костюме и представляется как Корнелиус Вандербильт. Он буквально
поедает маму глазами, несмотря на присутствие рядом прелестной мышки-блондинки.– Мы с женой были на вашей премьере, – говорит он. – Вы с дочерью замечательно выступили.
Мама склоняет голову и улыбается так ослепительно, что мужчины моргают.
– Огромное спасибо, мистер Вандербильт.
– Пожалуйста, зовите меня Корнелиус. Это моя жена Рэйчел.
Его жена натянуто улыбается:
– Приятно познакомиться. Дорогой, нам правда пора возвращаться к Голдам.
Она неохотно пожимает мне руку, и я чувствую летящие от Рэйчел искры ревности. И вздыхаю с облегчением, когда Корнелиус бросает на маму последний долгий взгляд и уходит прочь вместе со свой собственницей-женой.
Оуэн наклоняется ко мне:
– Вандербильты просто отвратительно богаты. Я слышал, что для своей свадьбы они заказали двухсоткилограммовый торт.
Я пытаюсь представить, на что это могло быть похоже, но безуспешно.
– Хочу увидеть духовку, способную испечь такой торт, – шепчу в ответ.
Оуэн смеется, и я расслабляюсь. Жак заказывает четыре «колониальных особых».
– Что это? – спрашиваю я, и Оуэн наклоняется ближе.
– Коктейли с джином. Они довольно вкусные, если контрабандная партия была на уровне.
Я оглядываюсь и вижу, что практически у каждого в руках по коктейлю.
– Как им подобное сходит с рук в таком высококлассном ресторане?
– Здешний бармен, Марко Хаттем, держит весь алкоголь в грузовом лифте в служебных помещениях. Если заявятся федералы, он просто отправит все это дело на верхний этаж.
Я смеюсь, представляя, как коварный бармен жмет кнопку «вверх» всякий раз, как надвигаются неприятности.
– К тому же, думаешь, федералам хватит смелости устроить облаву на ресторан, в который постоянно ходят Вандербильты, Голды и Карнеги? – Оуэн играет бровями, и я улыбаюсь.
Официант приносит напитки, и мы все делаем осторожные глотки. Коктейль крепкий, с привкусом аниса и апельсина.
– Вкусно, – говорю с удивлением.
– Так выпьем же за удачную партию! – Оуэн поднимает свой бокал, и мама, Жак и я присоединяемся к тосту.
– Никогда не могла устоят перед торжеством! – щебечет Синтия Гейлорд позади нас. – Что празднуем?
– Успех, – быстро отвечает Жак, отсалютовав маме бокалом. Та склоняет голову и улыбается, довольная таким ответом.
Гейлорды подставляют стулья и усаживаются за наш столик, и официант обновляет напитки. Блистательная хихикающая Синтия в своей стихии, когда они с моей матерью и Жаком делятся сплетнями. Мистер Гейлорд наблюдает за этим снисходительно, а мама... вы бы никогда не догадались, что она презирает собеседницу.
Парочки в модных вечерних нарядах подходят к нашему столику, чтобы познакомиться с мадам Ван Хаусен. Молва уже сделала ее настоящей сенсацией в городе. Это странно после множества городов, где мы сталкивались лишь с полицейскими да сердитыми жителями. Мама как должное принимает знаки внимания, склоняя голову и одаривая всех ослепительной улыбкой. А мы просто греемся в лучах ее славы и потихоньку поглощаем устрицы, икру и сыр с плесенью, запивая «колониальными особыми».
И все это время Оуэн продолжает нашептывать мне всякие слухи. Некоторые из них несомненно правдивы, но другие настолько невероятные, что я понимаю: Оуэн делает это, чтобы меня развлечь. И ему удается.