Порт-Артур – Иркутск – Тверь: туда и обратно
Шрифт:
Хотя, если быть математически точным, то к списку камешков в сапоге у Вильгельма можно смело добавлять и третий пункт. Джона Арбетнота Фишера. Бешеный малаец с первого дня его пришествия в Риппли-билдинг был одержим единственной идеей фикс: он прямо-таки жаждал истребить нарождающийся германский флот!
Маньяк намеревался поломать, сжечь и утопить любимые игрушки императора и короля. Причем готов был ради этого даже провернуть второй «Копенгаген», наплевав на обычаи войны и рыцарственность, а заодно и на такую чушь, как международное право. Его философия, рожденная бурной юностью на баке, была проста и доходчива, как его любимый хук справа: «Если вы решили драться, бейте первым!
То, что за поддержкой кайзером интересов немецкого бизнеса на территории пока независимого султаната Марокко и экивоками в адрес американской политики открытых дверей стоят некие замыслы неуправляемого племянника и его Амиральштаба по поводу портов Могадор или Агадир, Эдуард раскусил сразу. России, увязшей на Дальнем Востоке, пока не до галлов. Два фронта – игра не для Николая. И… И родилась англо-французская Антанта…
Между прочим, интрижка Джона Буля с влюбчивой Марианной со стороны этого матерого повесы была, естественно, с интересом. Ни о какой давней и пылкой страсти речи не шло, конечно, как бы ни старался Эдуард убедить французов в обратном во время первого посещения их столицы в качестве британского монарха. Правда, его лукавство предпочли дипломатично не заметить, ведь для парижанок он до сих пор оставался милым, щедрым и любвеобильным наследным принцем, изрядно покуролесившим тут в беззаботные годы.
Но, признавая французское доминирование в Марокко, их лордства не позволили себе и капли альтруизма. Они всего лишь в привычном для британской внешней политики ключе выставили своего союзника, в данном случае галлов, на защиту английских интересов. Еще чего не хватало: германская военно-морская база в каких-нибудь четырех сотнях миль от брекватеров Гибралтара! Возможно ли помыслить подобное безобразие?
Однако ловкая пересдача карт, превратившая Францию из противника со стажем в союзника, готового вытаскивать для британцев каштаны из раскаленных углей, требовала быстрого высвобождения русского парового катка, завязшего в маньчжурских сопках. В Балморале знали, что их сговор с месье Делькассе неизбежно обострит франко-германские отношения до крайнего предела. Следовательно, русское пушечное мясо в шаговой доступности, обещанное Парижу за кредиты «имени господина Витте» Александром III еще в 1892 году, будет необходимо галлам как воздух. Возможно, очень скоро. Причем во всеоружии…
Но прямо вменять русско-французскую Конвенцию в вину почившему императору не стоит. Ведь, с другой стороны, это был зубодробительный ответ на все антироссийские выходки канцлера Каприви и только усваивавшего азы внешней политики Вильгельма II. До понимания того, что важнее, сделать все «не по Бисмарку» или сделать все на пользу своей державе и ее народу, «кузен Вилли» дойдет не скоро. И даже сознав всю значимость России для будущего рейха, в нашем мире кайзер с Бюловым банально пожадничали: навязали ей невыгодный, унизительный торговый договор в ходе Русско-японской войны. Это была их ошибка. Роковая. Здесь же пути истории уже пролегли иначе.
Однако мы несколько отдалились от темы повествования… Понимая, что главный противник Британии уже не Россия, а Германия, Эдуард в последний момент попытался отговорить японцев от войны с царем. А когда упрямые азиаты решили поступить по-своему, с мая 1904-го английская, а с ее подачи и французская дипломатия буквально из кожи вон лезли для скорейшего завершения конфликта. Но его участники вошли в клинч, закусив удила. Итог противостояния известен: даже британская задача-минимум (истребление существенной части русского флота, под которую верфи Англии выстроили
почти весь Рэнго Кантай) оказалась самураям не по плечу…И известен этот итог всем был настолько хорошо, что маркиз Лэнсдаун в ходе заседания Имперского комитета обороны признал союзный договор с Токио, заключенный три года назад, своей самой крупной дипломатической ошибкой. На что, остановив самобичевание министра, Эдуард VII печально заметил:
– Нашей крупнейшей ошибкой последних лет, моей в первую очередь, стала заторможенная реакция на второй германский Закон о флоте. Но, во-первых, я слишком долго надеялся образумить племянника по-родственному, а во-вторых, вся эта нервотрепка из-за буров и смерти моей матушки, вкупе с проклятым аппендиксом, отняли у вашего короля слишком много моральных и физических сил.
В ответ на их «удваивающий Закон» сразу нужно было предъявлять ультиматум. Но пять лет назад не воротишь. При нынешнем раскладе мы воевать не готовы. Ники не просто обижен на французов, как он надулся на нас после продажи японцам броненосцев, из-за чего, как вы помните, расстроился мой визит в Санкт-Петербург. Он форменно зол на них. И Вильгельм этим обстоятельством ловко воспользовался. Понятно, что позволить Парижу скатиться к нему в ладошки, как спелому яблоку, мы не имеем права. И царю это понятно…
Вдобавок янки сдали назад. Что не удивительно: еврейскую карту Ники разыграл просто блестяще. Интересно, что привез Рузвельту Столыпин в потайном кармане?
Однако не все так паршиво, господа. Да, японская карта бита. Зато теперь галлы с нами. И римляне с нами. А также Вена, что для кое-кого должно оставаться тайной как можно дольше. Поэтому, пока Джек строит новые дредноуты, а милый Вилли приходит в себя от «подарка» и осознания того факта, что его флотские игрища нужно начинать сначала, только канючить у Рейхстага придется совсем другие деньги, мы с французами должны вернуть московитов на путь истинный. Любой ценой. Но разумной. Иного не дано…
Штиль. Полноватый человек в светло-бежевом костюме, расслабленно облокотившись на широкий планширь, безмолвно любовался игрой голубых, синих и розовых тонов, щедро расплесканных по неподвижной, зеркальной водной глади, незаметно перетекающей вдали в сияющий за оранжевым диском восходящего светила небосвод, чья бездонная бирюзово-синяя чаша служила фоном этому великолепию живых красок…
Адриатика. Июль. Час тридцать после рассвета. Гениальная картина самого великого художника. Творца нашего мира…
– Сир, вы поднялись так рано?
– А, Джек, дружище… Вижу, и тебя выдернули из постели. Из-за меня? Напрасно…
– Но это нечестно, наслаждаться такими потрясающими красотами в одиночку.
– Тебе нравится безветрие, когда море спокойно, как пруд? В самом деле?
– Да. А чему вы удивляетесь, ваше величество?
– Я не о том… Как ты думаешь, не слишком ли тихо и гладко прошло у нас позавчера с нашим милым нумизматом и его черногорской красавицей? Не почувствовал подвоха?
– Честно говоря, нет. Да, итальянцы мелочны. Но в этот раз назначенная покупателем цена, несомненно, удовлетворила держателя векселя. Тем более что подтверждение от Парижа по ливийскому вопросу они уже получили. Думаю, римляне заглотили наживку.
– Надеюсь. И уповаю на помощь Всевышнего сегодня ночью, когда мы с Францем-Иосифом сможем переговорить наедине в поезде. Если нам с тобой удастся перетащить на свою сторону Вену на случай возникновения реального кризиса, надеюсь, зарвавшегося безобразника Вилли удастся образумить и без крайних мер. Хотя как знать, как знать… Турецкую карту, полагаю, мы вполне сумеем разыграть в случае чего.