Порт-Артур, Воспоминания участников
Шрифт:
И вскоре был получен ответ, что рота моряков, под командой лейтенанта А. В. Колчака (будущего Верховного Правителя), будет послана в распоряжение генерала. После доклада адъютант десанта отправился на редут № 1 и застал следующую картину: около глинобитной стены, несколько выше человеческого роста, стоял ротный командир, спиной к ней. Когда мичман Шевелев подошел к нему, он сказал, что по другую сторону стенки находятся японцы. Как они, так и мы протягивали руки поверх стенки и стреляли. Нам пришло в голову послать за шрапнелями к нашей десантной 2,5-дюймовой пушке. Очень скоро посланные принесли нам штук 20 шрапнелей и несколько подрывных пироксилиновых патронов. Сейчас же наши комендоры и минеры начали ставить шрапнели на 1 или l 1/2 секунды, ударяли ее о камень и бросали через стенку, бросали также
Во время этого боя, в котором участвовало более двух дивизий японцев, наш десант понес следующие потери: из 16 офицеров было убито 3 и ранено 6, т. е. более 50%, а нижних чинов около 50%. Так как у нас не было санитарных повозок, то многих раненых пришлось нести на руках, и относившие вернулись лишь ночью. По подсчету, к 8 ч. вечера у нас оказалось около 350 штыков и 5 офицеров. К этому же времени прибыли генералы Кондратенко и Фок, которые имели совещание с ген. Горбатовским и старшими сухопутными начальниками правого фланга. На этом совещании присутствовал адъютант десанта мичман Шевелев, как старший из оставшихся в строю. Ген. Горбатовский доложил совещанию о геройских подвигах моряков и особенно командира {313} батареи морских орудий мичмана Бока. (впоследствии - зять премьера Столыпина, см. М. П. Бок "Воспоминания о моем отце П. А. Столыпине, ldn-knigi) Генерал Горбатовский представил его к ордену Св. Георгия 4-й степени.
В своей книге "Порт-Артур, японская осада и русская оборона его с моря и суши" Ф. И. Булгаков говорит, что после трех серьезных ранений комендант капитан Гусаковский, геройский защитник редута
№ 1, был отправлен в госпиталь, его заменил поручик Приклонский, безукоризненно храбрый офицер, который был также несколько раз ранен, и его в ночь на 9 августа отнесли в госпиталь. По сообщению порт-артурской газеты "Новый Край": "комендантом и единственным офицером на редуте остается мичман Бок. Его энергия ни на минуту не ослабевает: он в окопе у стрелков, и у морской батареи, всюду он... Жарок и жесток огонь противника... Снаряды густо сыпятся, рвутся, но наши орудия не смолкают, неся врагу с каждым выстрелом смерть и разрушение. Нижние чины с силою сверхъестественного героизма сражаются, но число их с каждым моментом уменьшается. Огонь настолько сосредоточен, что часто посылаемая помощь почти вся выбывает прежде, чем успевает попасть на редут. Холодное дыхание смерти царит кругом; кровь, потоки ее по склонам гор, груды трупов и бесформенных кусков окровавленных человеческих тел, стоны раненых, грохот орудий, вой и визг рвущихся снарядов в течение 90 часов - вот фон той величавой, но мрачной картины, на первом плане которой горсть героев, исполненная сознанием долга: "не уступить врагу ни одной пяди русской земли". Но сила солому ломит. Из числа героев, в течение четырех дней защищающих редут, остается одиннадцать человек.
Офицер вновь контужен и лежит пластом в бессознательном состоянии на груде осколков снарядов, - засыпавших редут... Последнее орудие подбито. Редут защищается лишь одиннадцатью винтовками против многих батальонов врага, который всё ближе и ближе... Зловещая тишина, полная ужаса и темного неизвестного будущего... Одиннадцать героев, чудом уцелевших, сняли фуражки, перекрестились широким взмахом руки, на всякий случай вынули замки у разбитых пушек, положили на носилки своего {314} начальника, не приходящего в сознание, и тихо двинулись с редута, который с таким напряжением, упорством, жертвами, до конца защищали... Долг совести выполнен до конца".
Через несколько часов морской десант под начальством кап. 2 р. А. В. Лебедева вновь занял редут № 1. Начальник десанта погиб геройской смертью.
Как иллюстрацию храбрости и быстрой приспособляемости наших матросов к сухопутному фронту приведу два случая, имевших место в этих боях.
1) Матрос Шипелов, который ни на шаг не отходил от мичмана Бока на редуте № 1 и сопровождал его в госпиталь, долго мучился, что не смог уничтожить последнее орудие, а только вынул замок. С разрешения мичмана Бока он 13 августа забрался на редут, занятый японцами, и взорвал орудие и патроны.
2) 9
августа, около 9 час. вечера ко мне, адъютанту десанта, подошли унтер-офицер и матрос Сибирского экипажа, с какого корабля, не помню. Оба они были сибиряки и звероловы. Они спросили меня: "Правда ли, что за взятие в плен неприятельского штаб-офицера полагается по статуту Георгиевский крест?" Я ответил, что это правда. Они просили меня дать им разрешение отправиться к японцам и к рассвету обещали привести живого японского штаб-офицера. Я доложил об этом генералу Горбатовскому, который рассмеялся и дал разрешение. Обоим матросам дали пропуски, и они ушли. Около 12 ч. ночи чины штаба подсмеивались надо мною, но к двум часам ночи мне доложили, что оба матроса явились и привели японского офицера, и просят меня немедленно придти к ним. Я быстро спустился, и действительно увидел между ними тяжело раненого штыком в живот майора. Его тотчас же перевязали и отправили в госпиталь, а все документы отобрали. Это был офицер генерального штаба с очень важными документами, вышедший на разведку. Оба храбрых сибиряка получили Георгиевские кресты. Из разговоров с ними выяснилось, что они очень боялись, что не доведут его живого и не получат крестов.Контр-адмирал
К. В. Шевелев
{315}
МИНОНОСЕЦ "РЕШИТЕЛЬНЫЙ"
В душный летний вечер, когда замер приносивший днем прохладу ветерок с моря, окна небольшого двухэтажного домика, в котором помещалось Российское Императорское Консульство в Чифу, были ярко освещены. Неподалеку, на расстоянии всего 70 миль от этого китайского порта шла борьба не на жизнь, а на смерть, японцы яростно осаждали Порт-Артур. Они гибли тысячами, но и русская кровь текла там рекою.
Консульство в Чифу было тем местом, той отдушиной, через которую окруженная врагами со всех сторон русская крепость сносилась с далекой Родиной.
В этот вечер 10 августа (н. ст.) 1904 года в стенах консульства шла усиленная работа. Несколько человек кропотливо разбирались в таблицах шифров. Нужно было приготовить для отправки в Петербург по международному телеграфу только что доставленные на китайских джонках депеши из Порт-Артура.
Тревога была ясно написана на лице консула Петра Генриховича Тидемана, совсем молодого представителя нашего министерства иностранных дел. Судьбе было угодно, чтобы его консульство, считавшееся скромным, второразрядным, неожиданно оказалось в самом центре мировых событий благодаря войне.
Тревожился он потому, что последние известия из осажденной крепости были совсем не радостные. Положение там становилось всё более и более угрожающим для запертой в Порт-Артуре нашей эскадры. Японцам удалось установить на берегу осадную батарею из морских дальнобойных 6-дюймовых орудий. Сейчас они могли безнаказанно обстреливать порт и район стоянки судов.
Спешной шифровкой телеграмм занимался сам Тидеман, два его секретаря и мистер Дональд Никсон. В сущности, этот последний был совсем не Дональд и не {316} Никсон. Равным образом не был он ни "мистером" ни иностранцем, а был исконным православным россиянином, состоящим в чине лейтенанта флота.
Состоять в положении "инкогнито" в Чифу приходилось этому молодому офицеру по воле начальства. Его прислали сюда для работы по установлению связи с Порт-Артуром. "Вам придется записаться там иностранным именем предупреждали его власти предержащие.
– Мы не можем командировать в Китай военнослужащего. Это было бы нарушением тамошнего нейтралитета. Поэтому, живите там под видом штатского иностранца, а фамилию себе, осторожности ради, выберите такую, чтобы инициалы ее с вашими совпадали. Иначе - отдадите ваше белье прачке и вся ваша тайна обнаружится".
Так мистер Дональд Никсон и сделал. Прибыв кружным путем из Порт-Артура, он записался в отеле под указанным ему именем. Но персонал консульства в Чифу и все члены местной русской колонии, имевшие постоянные сношения с консулом, отлично знали, что прибывший - лейтенант флота Д. В. Никитин, которому много лет спустя суждено было писать в Америке эти строки.
Было далеко за полночь, когда закончилась в этот вечер работа в консульстве, и Никсон отправился в свой номер "Чифу Отеля". Никто из русских людей, бывших в Чифу, не подозревал, что в этот день, 10-го августа, наша эскадра билась с японцами в бою у Шаньдуна.