Портальеро. Круг второй

А что мне ещё делать? Сегодня воскресенье. Суета только в приёмном покое. Ну а в остальных отделениях тишина, покой и посещение больных родственниками. Но к нам в реанимацию никого не пускают по определению. Хотя, кажется, ментов это не касается.

Вместе с сержантом, который сменил предыдущего охранника у моих дверей прибыл сердитый полковник и ещё какой-то человек в гражданском костюме с папочкой. Врач, что попытался воспрепятствовать их посещению моего болезного тела, сдался после нескольких слов полковника. Как я смог расслышать, разрешение на мой допрос они получили от главврача.

Ну, допрос, так допрос. Я нырнул в своё тело и открыл глаза, глядя затуманенным взглядом на пришедших гостей. Мужчина в цивильном костюме присел на стул возле моей кровати и раскрыл свою папку. Достав оттуда бланк протокола допроса, он посмотрел на меня и даже вежливо поздоровался:

— Здравствуйте, Максим Александрович! Моя фамилия Малышев. Я следователь. И Ваше дело теперь веду я.

Я смотрел на него, буквально, как баран на новые ворота. А в голове у меня, как рыба в аквариуме с кипятком, плескалась одна только мысль: «А откуда он знает, что я — Александрович?»

Глава 25

Глава двадцать пятая.

Испачканную совесть не отмыть. Но показывать свою совесть вообще никому не стоит. Пусть продолжают думать, что ты чист.

В этом сером мире мало ярких красок.

Как мишени в тире миллионы масок.

Я гляжу устало, улыбаясь мнимо,

В маски пешеходов, движущихся мимо.

Кто они такие? Мне неинтересно.

Говоря об этом, заявляю честно,

Что моя задача — выжить в этом мире.

Ну, а остальные — лишь мишени в тире.

19 августа. 1990 год.

СССР. Москва. НИИ им. Склифосовского.

— Я вижу, что вы удивлены? — спросил меня ушлый следователь.

— Не понимаю Вас. — вялым голосом, ответил я.

Показывать ментам, что я на самом деле гораздо бодрее, чем выгляжу, я не собирался. Пока что делаю вид, что мне так хреново, что я аж кушать не могу…

— Я заметил, как Вы удивились, когда я назвал Вас по имени-отчеству, Максим Александрович.

— А я разве «Максим Александрович»?

— Ну а как же. Судя по отпечаткам Ваших пальчиков, что нашлись в нашей базе, Вы Шварц Максим Александрович, шестьдесят восьмого года рождения, уроженец города Москвы. А ещё вы в розыске, Максим Александрович.

— За что? — с наивностью в голосе спросил я.

— А Вы не помните, как убили собственную мать? И ещё несколько человек…

— Не помню… Когда это было?

Следак посмотрел в бумаги из своей папки, и продолжил.

— В августе восемьдесят второго в Москве, а потом ещё в сентябре убили милиционеров в Сочи.

— Простите! Но во-первых: Я этого не помню. А во-вторых: Уголовная ответственность за такие преступления наступает только с четырнадцати лет, а я только в середине октября восемьдесят второго года достиг этого возраста.

— Но троих молодых людей, вы убили совсем недавно. А сейчас вам уже гораздо больше четырнадцати. И, кстати, где вы скрывались всё это время…

— Не помню, чтобы я кого-то убивал… У меня была в детстве черепно-мозговая травма с частичной потерей памяти. И с тех пор, я периодически выпадаю из реальности, а воспоминания полностью стираются.

— Как в том кино? Тут помню, тут не помню…

— Да он издевается над нами. — влез в нашу беседу, молчавший до этого полковник.

— Да. — как бы вспомнил я. — Тут мне пару дней назад кто-то сильно по голове ударил. Я с тех пор даже имя своё вспомнил с трудом. Вот Вы, товарищ следователь, назвали меня Максимом. И я вспомнил, что действительно Максим. Но всё остальное, как в тумане.

— Дураком прикидываешься? — не унимался полковник.

— Зачем обзываетесь? — обиженно проканючил я. — Я человек больной на всю голову. А кто меня ударил по голове? Вы?

Это я спросил, обращаясь непосредственно к полковнику.

Красный, как рак полковник надолго замолчал, а потом развернулся и вышел из палаты. Ну а следователь продолжил задавать мне вопросы спокойным и «добрым» голосом. Но старая игра в «хорошего и плохого полицейского» не принесла ему никакой пользы. Как говорится: «Там, где вас учили, мы преподавали». Я же им не юноша бледный со взглядом горящим. Мне и не такое пришлось пережить в прошлой моей жизни. Так что, через некоторое время, я перебил следователя:

— Я, кажется, кое-что вспомнил.

— Что вы вспомнили, Максим Александрович? — оживился следователь.

— Со мною вроде бы была девушка… Где она сейчас?

— А кто она Вам? — вопросом на вопрос ответил следак.

— Не помню точно, но, кажется, что она мне не посторонняя. Ей не сделали ничего плохого?

— Нет, насколько я знаю. — поспешно ответил мне этот хитрый человек.

— А где она? Почему она меня не навестила здесь в больнице? Я очень хотел бы снова её увидеть. Может быть тогда я вспомню ещё что-нибудь…

* * *

Следователь с полковником удалились несолоно хлебавши. Ничего путного они от меня не узнали под протокол. Все мои «не помню», к делу не пришьёшь. Старые дела за давностью лет и моим малолетним возрастом на тот период, в который произошли те события, тоже мне пришить сейчас было затруднительно.

А вот трое мёртвых гопников в лесопарке — это уже дело свежее. Но, насколько я помню, наружных, как и всяких других признаков насильственной смерти. Асфиксия без наличия всяких следов на шее потерпевших. И что это значит? А хрен его знает. Я-то тут причём?

Отпечатки моих пальцев на машине? Да. Тут я прокололся. Расслабился, наверное. Да и одежда на мне и Машке была трофейная… Но тут можно было пришить только кражу вещей с трупов. Типа мародёрство. Но у меня вроде бы есть отмазка в виде старого диагноза о черепно-мозговой травме. А если к ней добавить и тот удар по затылку, который мне нанёс в комиссионке отец одного из гопников скорее всего милицейской резиновой дубинкой… Да. Скорее всего дубинкой. Ну не с бейсбольной же битой разгуливают по городу сотрудники милиции с большими звёздами…