Портрет дамы с жемчугами

– Это неправда! Ведь у Аоки-сан еще не кончился траур по старшему брату.

Минако была поражена: как может ее мачеха, такая ласковая и добрая, отрицать то, о чем недавно сама говорила, с легкостью обманывать всех этих людей!

– Траур – понятие старомодное и вам не к лицу, – иронически заметил молодой человек, похожий на художника. – Да и потом, траур нисколько не помешает Аоки-сан, напротив. Душа его покойного брата возрадуется на небесах, узнав, что Аоки поехал с вами. Ведь чувство Аоки Дзюна к вам было сродни помешательству.

По лицу госпожи Рурико пробежала тень, но оно тотчас же вновь засияло улыбкой.

– А-а, говорите, что вам угодно! Но Аоки-сан не поедет с нами! Вот вам прекрасное доказательство: его до сих пор еще нет.

– Это не может служить доказательством, госпожа! Не исключено, что он появится перед самым отходом поезда, и, прежде чем мы опомнимся от удивления, поезд тронется. Вы любите подобные шутки! – подал голос господин в пальто, лет тридцати с лишним, самый старший из всех.

– Зачем вы так говорите, Томита-сан! Я могла бы, если бы хотела, пригласить Аоки-сан открыто, не то что вы, которые берете с собой на курорт девиц из Акасаки [55] .

[55] Акасака – район в Токио, известный увеселительными заведениями.

Сказанные весьма кстати слова госпожи Рурико вызвали дружный хохот.

– Оставим Локи-сан в покое, – с каким-то грустным смехом произнес господин Томита. – Я тоже собираюсь в Хаконэ. Вы разрешите навестить вас там?

Все с той же пленительной улыбкой госпожа Рурико ответила тоном, не терпящим возражений:

– Нет, нынешнее лето я решила провести в одиночестве. Есть у кого-то такие стихи: «Я отрекся от всяких любовных утех. Прелесть белого цветка заключается в его белизне». Вот и я хочу немного отдохнуть от светской жизни.

– Кстати, госпожа, не окажется ли этим белым цветком брат Аоки? – спросил дипломат Кояма.

– Ах, до чего вы назойливы! Давайте договоримся, если Аоки-сан сейчас появится здесь, я всех вас приглашу в Хаконэ. Но видите, уже пускают на перрон, а его что-то не видно!

Госпожа Рурико стала торопить Минако и служанок, и все вместе они направились к турникету. Молодые люди последовали за ней, словно муравьи, липнущие к меду. Госпожа Рурико села в поезд, а Аоки все не показывался, и молодые люди уже склонны были поверить ее словам.

Перед самым отходом поезда Кояма, смеясь, сказал:

– Хватит спорить о том, пригласили вы его или нет. По крайней мере, в настоящий момент он не едет с вами.

– Потерпев поражение, вы все еще пытаетесь наступать! – обворожительно улыбнулась госпожа Рурико.

Минако совершенно была сбита с толку. По словам мачехи, Аоки должен был встретить их на вокзале, но теперь мачеха это решительно отрицала. И действительно, юноша так и не появился.

– Вот видите! Ваши подозрения оказались безосновательными! – высунувшись из окна, крикнула госпожа Рурико молодым людям, желавшим ей счастливого пути. – До чего же надоедливые! Явились на вокзал, словно мы бог весть куда уезжаем!

Госпожа Рурико, казалось, оправдывается перед Минако. Она заметила, что девушка чем-то расстроена, но, ни о чем не догадываясь и желая развеселить ее, спросила:

– Что думает Мина-сан об этих мужчинах, так называемых искателях приключений, которые постоянно охотятся за женщинами?

Минако молчала. Она не презирала обожателей своей мачехи, но они ей не очень-то нравились.

– Вы, надеюсь, ни за одного из них не вышли бы замуж. Мужчина должен быть мужчиной и Не зависеть от женщины! Только такой мужчина может быть в жизни надежной опорой. Не правда ли?

Минако хотела было согласиться с мнением мачехи, но, подумав о том, что Аоки тоже является одним из таких искателей приключений, промолчала.

– Из всех моих поклонников можно терпеть только самых искренних, готовых ради меня на все, Те же, которые забавляются таким образом, подобны волкам, преследующим свою жертву. Они только и ждут, чтобы жертва их оступилась, тогда на нее можно будет наброситься.

Минако вдруг стало смешно. Она никак не могла понять, почему ее мачеха, презиравшая своих поклонников, словно врагов, в то же время старается их завлечь в свои сети.

– Вы, кажется, говорили, что с нами поедет господин Аоки? – робко спросила Минако, на что госпожа Рурико ответила с загадочной улыбкой:

– Он едет.

– Он приедет с ночным поездом?

– Нет, – покачала головой мачеха.

– Значит, он уже на месте?

– Нет! – снова покачала головой мачеха,

– Так где же он?

В ответ госпожа Рурико лишь улыбнулась.

В это время поезд остановился на станции Синагава. Последним из пяти пассажиров, вошедших в вагон, оказался юноша высокого роста, очень красивый, но бледнолицый, одетый в летний пиджак, с небольшим саквояжем в руке. Он с милой улыбкой подошел к госпоже Рурико.

– А! Прошу вас, садитесь! – проговорила госпожа Рурико и убрала свой маленький саквояжик, освобождая место рядом с собой.

Минако украдкой взглянула на молодого человека. Это был тот самый юноша, которого она видела на кладбище, с которым ехала вместе в трамвае и за которым шла потом до самого их дома. Задохнувшись от волнения, Минако потупилась. Объясняя волнение Минако присущей девушкам стыдливостью, госпожа Рурико спокойно произнесла:

– Это Аоки-сан, я вам о нем говорила.

Юноша повернулся к Минако и вежливо ей поклонился.

– Ах, это вы, одзё-сама. Мы, кажется, где-то встречались с вами!

Минако не в силах была вымолвить ни слова, лишь кивнула головой. Зато как она радовалась, что он ее узнал!

– Знаете, – начала госпожа Рурико, когда юноша сел рядом с ней, – сейчас на токийском вокзале было забавное происшествие. Все узнали, что я сегодня уезжаю и что вы едете вместе со мной. Я решительно отрицала это, сказав для вящей убедительности, что, если вы появитесь на вокзале, я их всех приглашу в Хаконэ. Впрочем, к тому, что вы едете, они отнеслись вполне дружелюбно. Но потом они, кажется, поверили мне. Вот почему я и говорила, что лучше всего вам ехать либо со станции Синагава, либо из Симбаси! И все время я очень боялась, что вы не послушаете меня и придете на вокзал!

Тон ее был несколько фамильярен, словно она разговаривала с братом. Юноша тоже вел себя так, будто рядом сидела родная сестра, и, слушая госпожу Рурико, улыбался и слегка кивал головой.

Никогда еще у Минако на сердце не было так тяжело и тревожно, как сейчас. Нельзя сказать, чтобы она питала неприязнь к мачехе или к юноше, но от их интимного тона в сердце у Минако оставался горький осадок. Особенно сильно Минако удручало то обстоятельство, что юноша ехал со станции Синагава один, прячась от посторонних глаз. Минако казалось, что между ее мачехой и этим юношей существует какая-то тайна.