Портрет дамы

— Почему Грегорио сделал это?! — восклицала я сквозь слезы, снова и снова вспоминая трагические события той страшной ночи. — Разве смерти Катерины было недостаточно? Он не должен был умирать!

— Возможно, должен, — тихо пробормотал портной. — Сократив ее мучения, он искупил хотя бы часть тех грехов, которые совершил прежде.

Эти слова не успокоили меня, но лишь вызвали новую бурю страданий. Наконец, когда я совсем обессилела от слез, Луиджи уложил меня спать, уверив напоследок, что я могу оставаться в его доме сколько пожелаю.

Лежа в одиночестве на узкой постели и глядя на тусклый свет пасмурного дня, я вдруг вспомнила, что не сказала Луиджи о ранах Леонардо. Раскаяние охватило меня, я укоряла себя в том, что совсем забыла об учителе, а он, возможно, лежит сейчас в горячке и бреду, и раны его воспалились — а я не сделала ничего, чтобы помочь ему.

Сквозь раскаяние, сквозь горькие слезы я чувствовала и легкие уколы злости на Леонардо, которые постепенно становились все сильнее. В конце концов, именно он заставил Катерину прийти в башню — хотя он клялся, что этого не произойдет. Если бы он сдержал слово, ничего бы не случилось.

Не вмешайся он, Грегорио был бы сейчас жив!

На следующий день я позаимствовала из запасов Луиджи простое платье и отправилась в замок. Эста, Изабелла и Розетта сидели в покоях графини и плакали, когда я неслышно проскользнула в дверь. Они приветствовали меня радостными криками — девушки боялись, что я погибла в огне пожара, оттого меня и нет нигде. Хотя башня была построена с таким расчетом, чтобы даже самый яростный огонь не смог миновать большую комнату и распространиться дальше, они боялись самого худшего — всякое может случиться.

Я только отмахнулась от их расспросов — слишком истощены были мои душа и тело, чтобы вновь рассказывать о пережитом ужасе. Я молча собрала свои пожитки и стала прощаться с девушками.

— Я должна вернуться к своей семье, — сказала я. — У меня не хватит сил оставаться в замке после смерти графини.

Они кивали, соглашаясь со мной, и заверили меня, что все прекрасно понимают и не будут пытаться отговорить меня, — я была благодарна им за эти слова. Однако когда я уже была в дверях, кто-то осторожно дернул меня за юбку, заставив остановиться.

Я поглядела вниз и увидела Пио. На этот раз на нем не было расшитого золотом ошейника, и длинный хвост, обычно задорно задранный, был робко поджат между длинными тонкими ножками. Влажные темные глаза смотрели на меня с тревогой и тоской.

Эста тихонько вздохнула.

— Он знает, что что-то не так. Он ее ждет… и не знает, что она больше не вернется.

Я кивнула. Затем, вспомнив обещание, данное Катерине, негромко окликнула Пио, зовя его с собой.

Он всю дорогу доверчиво жался к моим ногам — вдвоем мы возвратились в дом Луиджи. Он не обратил на моего маленького компаньона ни малейшего внимания, сердито усадил меня за стол, молча вооружился ножницами и принялся превращать меня обратно в Дино.

Позже, когда я вновь была острижена, как мальчик, и облачилась в привычные зеленые штаны и коричневую тунику, Луиджи заговорил, и голос его звучал сердито.

— Твой учитель приходил сегодня утром повидать тебя, хотя вовсе не обязан был это делать. Он был ранен, довольно серьезно. Сумел зашить свои раны — и почти наверняка сохранит способность действовать обеими руками, как раньше. Почему ты мне ничего не рассказала об этом?!

— Леонардо сам может о себе позаботиться! — холодно ответила я и принялась кормить Пио кусочками мяса, которые прихватила на кухне замка, когда уходила.

Брови Луиджи сошлись на переносице.

— Неблагодарное дитя! Тебя не заботит, что твой учитель страдает от боли? Ты должна вернуться в его мастерскую и заботиться о нем. По крайней мере, ты должна вернуться, чтобы он о тебе не тревожился и знал, что с тобой все хорошо.

«Но со мной вовсе не все хорошо! — кричал голос внутри меня. — И я боюсь, со мной уже никогда не будет все хорошо…»

Однако вслух я сказала совершенно спокойно:

— Ты прав, Луиджи. Я пойду и поговорю с ним, а заодно узнаю, как он.

Во второй раз за этот день я отправилась в замок — Пио по-прежнему не отставал от меня, и я все время смотрела на него, чтобы только не поднимать глаза на страшные башни, принесшие столько зла в этот мир.

Миновав ворота, я увидела давешнего наемника со светлыми усами — он разговаривал с каким-то человеком. Сегодня он был одет иначе — в кожаную куртку и черно-красные штаны, как когда-то одевался Грегорио. Довольно равнодушно подумала я о том, что, возможно, его повысили до звания капитана — после того, что произошло.

Большая общая мастерская, к счастью, была пуста — все подмастерья работали наверху, с фреской. Будь они здесь — не избежать бы мне града вопросов, на которые я вряд ли смогла бы ответить.

Дверь в мастерскую Леонардо была открыта. Я увидела, что он сидит на стуле, работая над очередным наброском. Почти бесстрастно отметила я бледность его лица и пятна лихорадочного румянца на щеках. Вероятно, раны вызвали лихорадку — разумеется, ему следовало лечь в постель, а кому-то из учеников — ухаживать за ним.

Только не мне! Пусть Константин или кто-то другой… но я не стану этого делать!

Эта мысль остановила меня, я замешкалась в дверях, уже не испытывая уверенности в том, что хочу с ним поговорить. Пио таких сомнений не знал; счастливо взвизгнув, он кинулся в комнату и через мгновение очутился на коленях у Леонардо.

Нога Леонардо — которую ранил Грегорио — была туго забинтована, и я заметила гримасу боли на лице учителя, когда маленькая собачка задела больное место. Впрочем, он тут же улыбнулся, по-видимому, искренне радуясь маленькому посетителю.

— Пио! — негромко воскликнул он, ласково трепля собачку за уши. — А я как раз думал, как ты поживаешь, дружок!

Затем, сообразив, что собака вряд ли пришла бы к нему самостоятельно, Леонардо обернулся — и встретился с моим холодным взглядом.

— Дино! — в голосе учителя звучала та же радость. Он неловко поднялся со своего стула, пересадив Пио на скамеечку, стоявшую рядом.

Леонардо шагнул ко мне со словами:

— Луиджи говорил, что я приходил повидать тебя? Я знал, что у него ты в безопасности, но не хотел надолго оставлять тебя, учитывая все трагические события. Хорошо, что ты вернулся, потому что нам многое надо обсудить.